Александр Самарцев

 

 

ИЗ КНИГИ «СЕЙЧАС»

 

 

«Сейчас» – пятиактная история любви. Все пять актов начинаются вступлением под одинаковым названием: «Занесенный шаг». Сложенные воедино, эти зачины, вероятно, являют собой поэму. Они – мощные опоры, на которых держится все строение.

В другой образной системе это маяки – ориентируясь на них: то на оставленный позади, то на высящийся впереди, – движется стихотворение внутри каждой части – сиюминутный, здесь и сейчас рождающийся из морской пены корабль с галеонной фигурой на носу (уместно, если ею будет Афродита), оно движется по непредсказуемым законам человеческой памяти, то есть во все стороны. Да, повторяю, ориентируясь на маяки, чтобы не сбиться с пути, но и по воле волн. По воле поэтической стихии.

«Я, Александр Самарцев, пишу эти стихи. Они рождаются сейчас, перед вами, жизнь слова совершается сейчас, а значит не имеет значения, происходит это двадцать шесть лет или минуту назад» – вот все, что «удержалось в сырой горсти», или все, что «влито как из чайника в мозг спинной».

Сильными мгновенными вспышками движутся эти стихи, и это воистину происходит на наших глазах: «скобками ладоней лицо навстречь» – вспышка и запечатление.

Это и молитва: «Дай же мне дай шансом не пренебречь / хоть как вспышку лампочки с ней семью / разве я Твой замысел оскверню?» И чуть дальше: «дай на взлете старости на ветру / свечечку прикрыть – все грехи сотру».

И это миф. Где-то на четвертом маяке, когда путешествие близится к концу, начертано, нет не начертано, но написано быстро, со своей особой, неповторимо сбивчивой интонацией, с небывалым синтаксисом, второпях, но изобразительно и эмоционально бесстрашно и точно: «...от опеки тщусь завернуться в нас / вместо нас беспомощно закурив / к мифу прислоняясь – и ты будь миф / белой шубы затылка родных оград / о свободе чуда остаться над». Это превосходно. «Сейчас» становится «навсегда», обретая свободу чуда остаться над...

Есть о «занесенном шаге» в «Ключах Марии» Есенина, где он придает буквам русского алфавита человеческий образ. «Начальная буква в алфавите «а» есть не что иное, как образ человека, ощупывающего на коленях:

 

Знать зачем забуду как пух петлей

вьется отдается во мне со мной

маревом развилок на склоне сил

первым кто чью урну бы ни зарыл

возвратят зарытое тополя

шагу что заносится отворя

трафик в обе стороны млечный пик

и объезд дворами (он к нам привык).

 

Движение вперед? Выход книги – это и есть движение вперед, если она прекрасна. Как в данном уникальном случае.

Владимир Гандельсман

 

 

СПУСТЯ ДВА НЕБА

 

Мне тоже выдавали мастерок

поскольку был неважным инженером

сошлют на стройку ибо не широк

для дилетанта профиль в спектре сером:

влепить с размаху силой всей раствор

и подровнять зря не вертясь под балкой

нет писем – упивайся волей жалкой

а есть письмо – сожги его как вор

 

Вавулин из вагончика взбегал

пихал в плечо а я твое сжигал

счастливое я и теперь сжигаю

за штабелями досок сидя с краю

подросший котлован отмыв плечом

на западе свечением краснела

полоска ветер ночь скорей бы смена

щель заливать болтаться ни о чем

 

Из этой из незалитой щели

сквозит спустя два неба как мы шли

и как сейчас наверное чужие

но если посмотреть свежей и шире

бумага очищается горит

а сердцу не дано да и прощанью

профессия такая – подражаю

полоске спектра ветреной на вид

 

 

 

*   *   *

Кате Капович

 

Заискрилась днепровская старица

по-семейному близость величия

если замысла-вымысла свалится

гайка что ли какая отвинчена

 

баловать с ней под солнышком пенсии

золотящимся крапиной кобальта

типа грузила – но полновеснее

взмахом уток а ну-ка попробуй-ка

 

…За мостками намыта песочница

пункт закрытый чего-то там выдачи

где немедленно сторожу вскочится

он слюною от счастия брызжучи

рвет железо учуял вредителя

 

только тянет ко дну убедительна

все равно пригождается гаечка

и уклейка удачно подсечена

тенью ивы – опять же вдоль вечера

угасанием лая раскачана

 

 

ЗАНЕСЕННЫЙ ШАГ

 

2

 

В зал полуподвала где место есть

сдунуть безразмерные двадцать шесть

лет не помешает добряк сосед

бреду размагнититься если бред

а его ветвленьям войти в тебя

от ствола зигзагами удивя

что вот я не я был намолен в том

«Миленький...» кому пелось жарким днем

 

Скобками ладоней лицо навстречь

Дай же мне дай шансом не пренебречь

хоть как вспышку лампочки с ней семью

разве я Твой замысел оскверню?

Посреди билбордов тусни взасос

неотмокших ирисов слабых роз

дай на взлете старости на ветру

свечечку прикрыть – все грехи сотру

с видом на трамвай на затор машин

времени запас – ты спешишь спешим

в «раскладушке» Nokia нерестясь

зубья смс-ок терзают связь

сумочка навыворот – истин две:

зажигалка сзади ключи на дне

миг округлый терпкий еще как вихрь

я крещенски в этом и в нас двоих

то нырну то вынырну потому

в море вроде Мертвого не тону

соль твоих привычек густым-густа

мамкаешься с ними а то сестра

странствуя квартирой про цель забыв

сетью бликов ревностно золотых

дашь себя обнять отпустив шипы

через абы страх абы да кабы

 

Мой ты полюс полюс по всем счетам

робость безоглядного «аз воздам»

где-то между голодом и вином

тонкая пружинка-хамелеон

соколом аукнется и петлей

возвращая «миленький» – то есть «мой»

как не ждут как смеют не забывать

(пусть и проблесковую) благодать

 

 

ЗАКОЛЬЦОВАННЫЙ ЧАТ

 

Рук не убрать с колен – вот бы летели

то к разворотам то через билборд

и что-то лепетать от колыбели

до востряковских просек там где вброд

минуя мусор имена таблички

мы тоже станем прибраны тепличны

витком двойным сближающих потерь

ты уступи кокетству ты примерь

похожее кольцо само притрется

оттенками взаимность без юродства

на выходе витрины отразят

морских драконов ломкого фасада

стеной для Цоя аркой где Булат

рук на коленях перекрестный чат

надрыв надрыва чтоб других не надо

не надо чтобы мной юлил Арбат

растягивал наземный позвоночник

дав этот голос молниям в стекле

из пуленепробойных заморочных

и нищим, и вождям навеселе

Каким бы одиноким ни вернулся

каким ни стыдно и еще тесней

колечко примет два разжатых пульса

обнявшихся однажды скоростей

 

 

РОЖДЕСТВО

 

Для чего я подослан

к заокошечным нам?

Во цветении плоском

изрисуется храм

он от стекол безлесных

волны заспанных плеч

множит свечками в безднах:

«Вас не надо беречь!»

 

На морозе младенца

отмечать не впервой

в хороводе надейся

отогреться волной

Но и шлейф от мозольных

истончаемых свеч

стеклам вряд ли позволит

два дыханья совлечь

 

 

*   *   *

Когда-нибудь я все скажу сейчас

как ты сидишь услышанным светясь

как будто щеткой «дворника» прижатый

букет пока скрываюсь за углом

(чей – надо ли гадать) и как потом

от инея плиты оттерла даты

отца и мамы как на мойке ждем

я фоткаю

как ссорились не ссорясь

на рынке у метро при чем тут совесть

когда вдвоем а все равно вдвоем

Белеет шубка Телефон сгорает

Свет впитан Снег сойти не успевает

Зачем нам знать себя рулить руля

на месте обрывается земля

прополотая газовой ромашкой

рай после рая – это в сказке страшной

но между ними снова ты да я

как черточка меж дат под пленкой влажной

оттертая когда-нибудь однажды

зря светишься и может любишь зря

 

 

ИЗ ХРОНИКИ

 

Для милых толп для вежливых сyет

включил добро на переходе свет

а мне вертеться камерой слеженья

застрявший уловить металлик-«Гётц»

мы видимость кто лишний здесь кто гость

опаздывая путаясь желтея

Есть несколько растянутых секунд

вскочить подхватом – а не то пойдут

зажжется нет ли стрелка поворота?

Не самое мучение и все ж

держась за рукоять случайно жмешь

(«я кроткая!») на тормоз отчего-то

Чуть-чуть займем у «зебры» (ладно б треть)

шаг влево – яблонь карликовых сеть

вдоль «сталинки» – щемящие базары

слиянней поддадимся толчее

вновь екнуло: я – это мы вчерне

откуда ни возьмись и ты без пары

Черта дрожит сдвигается прицел

я даже «здравствуй!» толком не успел

губами с шеи снять – расстаться негде

идут водоворотом ли стоят

как стиснут возвращенный космонавт

и ехать не дают в плюскнамперфекте

 

 

 

Александр Самарцев родился в 1947 году в Москве. Учился на факультете режиссуры Театрального училища им. Б. В. Щукина. Публикации в журналах «Новый мир», «Арион», «Крещатик», «Дети Ра», «Новом журнале» и др. Живет в Москве.