Глубокоуважаемый господин профессор!

На днях Вы получите от издательства мою книгу «Происхождение немецкой барочной драмы». Этими строками я хотел бы не только известить Вас об этом, но также высказать свою радость, что имею возможность по инициативе господина Альберта Соломона переслать ее Вам. Вы очень скоро заметите, насколько книга обязана Вашему изложению учения о суверенитете в XVII столетии. Более того, возможно, стоит сказать и о том, что в Ваших поздних сочинениях, прежде всего «Диктатуре», благодаря Вашим государственно-философским способам исследования я почерпнул подтверждение своим художественно-философским. Если чтение моей книги позволит явственно вызвать у Вас это чувство, то намерение моей пересылки будет оправдано.

С выражением особенно высокого почтения, преданный Вам Вальтер Беньямин

Письмо Вальтера Беньямина Карлу Шмитту.

Берлин–Вильмерсдорф. 9 декабря 1930 года (Prinzregentenstr. 66)

УКРАДЕННОЕ ПИСЬМО

На это короткое письмецо, лежащее на самом видном месте, но до сих пор как следует не прочитанное, любят ссылаться как на свидетельство признания значительного влияния политико-правовых идей Карла Шмитта на Вальтера Беньямина. Однако в безнадежной тяжбе политических идентификаций, отягощенной разрушительной мировой войной и холокостом, мало кто обращал внимание на принципиальное различие учений левого мистика и фашистского романтика. Да, Беньямин писал, что нашел в изображении (Darstellung) Шмиттом темы суверенитета в XVII веке некое подтверждение (eine Bestätigung) своему подходу. Но значит ли это, что их подходы тождественны, что он согласен с учением Шмитта, разделяет его основные выводы и следует им в своей работе? Скорее, письмо содержит недвусмысленное указание на противоположность способов исследования ими культурных и исторических феноменов — художественно-философский против государственно-философского, что гораздо существеннее ироничных приветствий и нарочитых проявлений вежливости. Здесь нужно учесть, что Беньямин сопровождает этим письмом пересылку книги, содержащую текст его второй диссертации, отвергнутой как раз той самой академией, которую зер геертер герр профессор Шмитт в то время полномочно представлял. Поэтому в дальнейшем нас особенно будет интересовать то «чувство», которое Беньямин рассчитывал вызвать у Шмитта этой пересылкой. Я охарактеризовал бы его как неудобство или недовольство (das Unbehagen), однако несколько иного рода, чем остроумно вмененное Самюэлем Вебером лукавым наследникам Беньямина.