Журнальный клуб Интелрос » Неволя » №22, 2010
Что-то все время делается и в то же время ничего не меняется. Полный ноль. Никаких видимых результатов. Но затем нам объявляют об очередной решительной реформе. Все опять смотрят на реформатора с надеждой. Дескать, наконец-то! Проходит несколько месяцев, и становится ясно, что это – очередная «пустышка». Сколько их уже было только в последние месяцы: альтернативные наказания (пресловутый «домашний арест»), публикация всех судебных решений в Интернете и прочие мероприятия, вызвавшие много медийного шума, а потом напрочь забытые... Сейчас вот началась реформа полиции, идет активная работа над законом о введении апелляции западного типа по всем гражданским и уголовным делам. Опять медийный шум, опять западные эксперты, совещания, обсуждения, всенародный сбор замечаний в том же Bнтернете. Но полноте! Не надо быть провидцем или даже инсайдером, чтобы понимать: внятного результата как не было, так и не будет. Так в чем же дело?
Анатомия российской судебной реформы, сколь бесконечной, столь и бесполезной (разумеется, для тяжущихся, а не для реформаторов), предельно проста. Она сводится к блужданию в «трех соснах»: 1) глубоко советского правового менталитета; 2) нежелания ничего менять из-за панического страха перед утратой привилегий новых «феодалов» и 3) попытками понравиться Западу, хоть в какой-то мере учтя советы его экспертов. Вот, собственно, и все. Никаких иллюзий, никаких идеальных устремлений людей XIX века, делавших реформу 1864 года. Все просто и цинично: ничего не менять, все сохранить, но при этом понравиться там (опять-таки из сугубо прагматических соображений).
Методологически задача напоминает создание «схемы ухода от налогов» – надо сделать так, чтобы и налоги не платить, и налоговый инспектор «не подкопался». При этом в роли «инспектора» выступает не столько даже российское общество, сколько разнообразные эксперты Государственного департамента США, Совета Европы, Евросоюза и т.д. Их, конечно, на мякине не проведешь, но у них ведь свои бюрократические задачи. Им ведь тоже надо рапортовать, что состоялся «конструктивный диалог», их мнение учтено, российская правовая система «усовершенствована». На какое-то время этого хватает, «инспекторы» успокаиваются... Как правило, до очередного громкого скандала, как в случае со смертью Сергея Магнитского. Дабы сохранить status quo, надо начать новую реформу, например реформу милиции-полиции, но опять-таки сделать все так, чтобы не возникло никаких рисков для правящей элиты. Выстраивается новая схема «ухода от налогов»...
С помощью этого нехитрого алгоритма (иначе говоря, «трех сосен») можно с легкостью объяснить все перипетии так называемой «российской судебной реформы» последнего десятилетия. Вспомним, с чего все начиналось. С принятия новых процессуальных кодексов во главе с УПК, прошедшим через Думу в конце 2001 года. В то время, если кто забыл, шло активное сближение с США на фоне событий 11 сентября. Российская элита была в шаге от пресловутой «легализации на Западе»: закрывалась база в Лурдесе, оказывалась внешнеполитическая поддержка открытию американских баз в Средней Азии и т.п. Почему бы не принять новый УПК и не учесть советы американских экспертов, активно участвовавших в его разработке? Действительно, почему, особенно когда имеешь дело со столь незначительным в глазах российской элиты (с ее насквозь советским правовым менталитетом) феноменом? как «право»? Сущий пустяк. Не нефть же и не газ... Американцы тогда отнеслись к операции по принятию нового УПК совершенно иначе, назвав ее «огромным успехом» американской дипломатии, едва ли не самым большим за все время постсоветских реформ, в результате которого Россия приобрела «самый либеральный УПК на постсоветском пространстве» [ См.: Matthew J. Spence. The Complexity of Success: the U. S. Role in Russian Rule of Law Reform. Carnegie Endowment for International Peace, 2005. ].
Сейчас, конечно, этот «успех» воспринимается со слезами – если учесть степень репрессивности уголовно-процессуальной системы, количество оправдательных приговоров, уровень независимости судей, эффективность судебного санкционирования арестов и т.д. Но тогда зарубежные эксперты остались довольны. Да и кто их за это может упрекать? Они-то свою миссию выполнили, да и служат они внешнеполитическим интересам своей страны, а не российскому правосудию («Это уже, господа, ваша забота», – скажут они и будут абсолютно правы). Другое дело, что здесь вновь возникла «другая сосна» в виде советско-постсоветского правового менталитета, сугубо социалистических процессуальных конструкций, а также доставшихся в наследство от Франции и Германии еще с XIX века правовых институтов, иногда сильно искаженных в советское время. В общем, превосходные «американские детали» оказались прикручены не к тем механизмам (иногда вполне приличным, иногда глубоко устаревшим). Технически конструкция оказалась достаточно скверная, возникли опасения, что она должным образом не заработает. Но не это главное, ведь всегда можно что-то подправить. Было бы желание. А его-то как раз и не было, так как на его пути стояла «третья сосна» – страх за собственную власть и собственные привилегии.
При всех достоинствах и недостатках нового УПК шансов, что он «заработает», не было никаких, ведь политико-экономические элиты одновременно занимались «вертикализацией» власти, в том числе судебной. Занимались они ею достаточно спокойно, поскольку «налоговые инспекторы», то есть иностранные эксперты (единственные, кого следует опасаться), находились в самом благодушном расположении духа, с умилением разглядывая «американские фенечки» в тексте нового УПК. Так, в результате «блуждания в трех соснах», вполне устраивающего российские элиты, мы и получили к концу президентства Путина ту судебную систему, от которой приходим сегодня в ужас.
А затем на авансцену вышел цивилист-либерал Медведев, отправленный на нее с той же целью – налаживать контакты с Западом, интегрировать российские элиты, устанавливать мосты, при этом, разумеется, ничего не меняя на глубинном уровне, а при любой удобной возможности «подкручивая гайки». Поначалу он даже вновь заговорил о широкомасштабной судебно-правовой реформе, к которой Запад столь чувствителен. Потом, правда, спохватился: на дворе все-таки не 2000 год, и с учетом «усталости металла» поле для судебно-правовых реформ (даже для формальных) стало узковато. В общем, началось все то же «блуждание в трех соснах», разве что на более ограниченном пятачке. Незаметно и без малейшей медийной шумихи канул в Kету даже действовавший со времен Ельцина и на всем протяжении президентства Путина Совет при Президенте РФ по судебной реформе, куда входили вполне приличные люди, уважаемые в интеллектуальном и академическом сообществе. Формально его никто не упразднял, но упоминания о нем исчезли даже с официального сайта Кремля, где есть перечень всех Советов и Комиссий при Президенте. Вместо старого Совета стала действовать новая структура, состоящая исключительно из высших сановников-бюрократов. Роль мозгового центра в ней выполняет Председатель Высшего арбитражного суда А. Иванов, который является главным идеологом всех шагов по очередному обходу «трех сосен». Сколь все относительно! Если в 1990-е мы мечтали об интеллектуальной атмосфере комиссий, работавших над Судебными уставами 1864 года, то сейчас уже комиссии 1990-х вспоминаются как нечто столь же интеллектуально и духовно недостижимое.
Вновь на горизонте появились западные эксперты, тихо и незаметно работающие над «правовыми стройками» нового десятилетия: законом о полиции, запретом заключать под стражу бизнесменов (интересно, почему предпринимателей нельзя заключать под стражу, а почтальонов, шахтеров или журналистов за те же деяния – можно?) и т.д. Вновь они рапортуют об успехах. Вновь эти «успехи» вызывают сплошные слезы не только у почтальонов или шахтеров, но и у самих бизнесменов... Одновременно с этим власть снова закручивает те из не докрученных гаек, которые еще остались с романтических 1990-х, по каждому удобному поводу сокращая компетенцию суда присяжных или изменяя в духе «вертикализации» порядок назначения Gредседателя Конституционного суда (не дай бог, оставить хоть малейшую «щелочку» для независимости судей)...
Но почему бы не предпринять что-нибудь полезное и не одарить подданных настоящей апелляцией – и Западу понравится, и политических рисков нет? И ленинградские мальчики, гордящиеся отличными отметками по советскому хозяйственному праву и научному коммунизму, опять начинают рассуждать на эту тему, не имея ни малейшего представления, чем англо-американская апелляция отличается от французской апелляции, а французская кассация – от германской ревизии...
Это все называется современная российская «судебно-правовая реформа».
И последнее: есть ли у нас шанс получить независимый суд, без которого все остальные процессуальные мероприятия просто бессмысленны? Ясно одно – современные российские политико-правовые элиты нас им не одарят, что бы они там ни говорили в порыве красноречия. Зачем? Чтобы независимый суд признал однажды фальсификации на выборах со стороны правящей партии? Чтобы он признал правоту манифестантов, добивающихся реализации свободы собраний? Чтобы вынес решение в пользу «бедного», судящегося против «богатого» за свой подлежащий сносу дом, мешающий строительству торгово-развлекательного комплекса?
Поэтому не надо апеллировать к «доброму царю». Он не поможет. Судебно-правовую реформу рано или поздно придется делать самим, поскольку без нее в России нельзя построить ни нормальное общество, ни эффективное государство.