Журнальный клуб Интелрос » Неволя » №40, 2014
Так сложилось, что при становлении государственности Российской Федерации в начале XXI века мне довелось близко познакомиться с деятельностью как судебной системы на разных уровнях, так и – в течение 10 лет – с работой уголовно-исполнительной системы на примере ГУ ФСИН Красноярского края. Чтобы понять суть и основной замысел уголовного законодательства РФ, полезно сравнить его с тем, что было в РСФСР в дореформенный (советский) период.
Обращают на себя внимание три главных (принципиальных) отличия в законодательствах РСФСР и РФ.
Сравним статью 24 «Лишение свободы» УК РСФСР и статью 56 «Лишение свободы на определенный срок» УК РФ. Лишение свободы «от 3 месяцев до 15 лет» заменились на «от 2 месяцев до 20 лет (по совокупности преступлений) и до 30 лет (по совокупности приговоров)». На первый взгляд может показаться, что произошло ужесточение законодательства, ведь по новому УК максимальный срок удвоился, с 15 лет до 30 лет. Я хорошо помню, как во времена моего детства, когда какому-нибудь соседу в слободе Николаевка г. Красноярска, где я вырос, давали 10 лет, то это считалось очень большим сроком, как будто он уходил в тюрьму навсегда. А при моих встречах с осужденными в начале 2000-х сроки 20 лет, 24 года воспринимались всеми как обычное явление.
Только позже, в 2005 году, находясь в колонии, я узнал, что существует условно-досрочное освобождение. Как оказалось, не отбывают осужденные весь срок, назначенный по приговору суда, а по отбытии 2/3 срока (за особо тяжкое преступление) освобождаются районным судьей по месту нахождения колонии под надзор по месту жительства. Но все равно даже при УДО остается ужесточение наказания. При максимальном сроке 30 лет, УДО происходит (2/3 от 30) через 20 лет, а раньше осужденный освободился бы через 15 лет, и не условно, а по концу срока – «на свободу с чистой совестью». Получается лишних 5 лет лагеря, да потом еще обременение – 10 лет под надзором после УДО. Ужесточение получается.
И вот тут-то вступает в дело Уголовно-исполнительный кодекс РФ, принятый в 2003 году, где в статье 78 говорится, что осужденные могут быть переведены из конвойных колоний в колонии-поселения по отбытии ¼ срока из колонии общего режима, а из колонии строгого режима по отбытии 1/3 срока. Тогда получается вполне справедливый баланс: вместо 15 лет в одной колонии строгого режима от звонка до звонка по новым законам идет непрерывное плановое смягчение наказания – 10 лет в колонии строгого режима, потом 10 лет в колонии-поселении и наконец 10 лет после УДО под надзором по месту жительства (на примере максимального срока 30 лет). Такое поэтапное смягчение наказания СИЗО-ИК-КП-УДО имеет своей целью предупреждение рецидива преступлений за счет сохранения социальных связей осужденного и его социализацию путем предоставления работы в колонии-поселении. Очень разумный подход. Вот такая стройная система исполнения наказания задумана мудрым законодателем.
А что же получается на практике? В исправительных колониях выполнены все мероприятия в обеспечение этой новой концепции исполнения наказания. Развернута сеть вечерних школ и ПТУ, осужденным даются полное среднее образование и рабочие специальности. В промзонах колоний созданы Центры трудовой адаптации осужденных (ЦТАО), где полученные в ПТУ теоретические знания закрепляются в работе на соответствующих станках и оборудовании. Однако один из самых важных элементов системы исполнения наказаний – перевод осужденных из ИК в КП, предусмотренный законодательством, – не реализован до сих пор.
Действительно, по данным ФСИН на 1 февраля 2014 года в колониях отбывали наказание более 550 тысяч человек, из них в КП не более 40 тысяч. Обращает на себя внимание очень малая заполненность колоний-поселений. Поскольку время пребывания осужденного в ИК и в КП согласно закону одинаково (1/3 срока в ИК и 1/3 в КП до УДО – для ИК строгого режима, и ¼ в ИК и ¼ в КП до УДО – в ИК общего режима), то из этого следует, что и число осужденных в ИК и КП должно быть примерно равным. Это простое следствие из законов теории вероятности. В КП должны отбывать наказание не 40 тысяч человек, а не менее 200 тысяч человек.
Может быть, все эти 150 тысяч человек, непереведенных из ИК в КП, трудоустроены в ИК и получают за свой труд достойную зарплату? Однако этого нет. Вывод на работу в Новосибирском ГУ ФСИН всего 20%, а о зарплатах осужденных вообще ходят легенды из-за их мизерности, в среднем они не превышают МРОТ, что в разы меньше того уровня, что требуется для социализации осужденных. Одной из причин, почему не заполнены колонии-поселения, является отсутствие рабочих мест в колониях-поселениях с достойным уровнем оплаты труда.
В советское время все планировалось централизованно, поэтому с занятостью не было проблем. Был госзаказ. И Норильский никелевый комбинат, и Горно-химический комбинат в Красноярске построили осужденные, как и сотни других строек. ГУЛАГ возвращать не нужно. Очевидно, что в рыночной экономике вопрос создания рабочих мест в исправительных учреждениях, особенно в колониях-поселениях, – это задача не только федерального центра, но и региональной власти, вместе с муниципальной через механизм частно-государственного партнерства. Со стороны федеральных органов должны выступать региональные подразделения ФСИН (в части кадрового обеспечения персонала КП – инспекторы, психологи, работники безопасности). Региональная власть и депутатский корпус согласованно с партнерами со стороны бизнес-сообщества, органами муниципальной власти и должны создать необходимое количество рабочих мест для поселенцев своего региона. Детали организации частно-государственного партнерства могут сильно варьироваться в зависимости от региона, но принцип должен быть один – вопрос социализации (исправления) осужденных – это задача общественности с участием ФСИН, а не только ФСИН в одиночку.
К сожалению, такой задачей губернаторы и депутаты не занимаются, и в итоге законодательство не исполняется. Мы имеем прогрессивные законы, но исполнительная власть не разработала механизмы их реализации. Такая ситуация стала возможной из-за отсутствия должного общественного контроля за исполнением законодательства.
Когда граждане демонстрируют правовой нигилизм, это понятно, а вот жить в государстве, которое само не исполняет законы, просто опасно.
Есть два почти анекдотичных обстоятельства, связанных с переводом в колонию-поселение.
Первое: законодатель в формулировке закона о переводе из колонии строгого режима в колонию-поселение выбрал «сложный» знак пунктуации – точку с запятой. И выяснилось, что российские судьи не знают правил русского языка. В пункте «г» части 2 статьи 78 УИК РФ говорится: Положительнохарактеризующиеся осужденные могут быть переведены для дальнейшего отбывания наказания: из исправительных колоний строгого режима в колонию-поселение – по отбытии осужденными не менее одной трети срока наказания; осужденными, ранее условно-досрочно освобождавшимися от отбывания лишения свободы и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, – по отбытии не менее половины срока наказания, а осужденными за совершение особо тяжкихпреступлений – по отбытии не менее двух третей срока наказания.
Очевидно, что для тех, кто ранее не был судим и не совершил преступления во время неотбытой части наказания после УДО, для перевода в КП достаточно отбыть 1/3 часть срока. Однако сплошь и рядом судьи отказывают в переводе, мотивируя свое решение тем, что осужденный совершил особо тяжкое преступление, поэтому, по их мнению, он не отбыл положенные по закону 2/3 срока. У меня есть неустранимые сомнения: а могут ли исполнять свои обязанности судьи, которые не знают правил русского языка?
И второй «анекдот». В ИК отбывает наказание большое количество инвалидов и пенсионеров (десятки тысяч). И вот их не переводят в колонии-поселения по причине слабости здоровья?! У меня была по этому поводу даже дискуссия с заместителем начальника колонии по воспитательной работе В.Ф. Ващенко. Я утверждал: действительно, в колониях-поселениях осужденный должен работать, чтобы самостоятельно зарабатывать себе на жизнь трудом. Но пенсионеру и инвалиду работать для этого нет необходимости, они получают от государства содержание в виде пенсии. Труд в колонии-поселении не обязательно должен быть тяжелым, это не наказание, а основное средство социализации осужденного, к тому же за счет удержаний из заработной платы производится погашение иска потерпевшим согласно приговору суда. Восприятие труда в колонии-поселении как продолжающегося наказания – ошибочно. На самом деле это подконтрольный процесс социализации осужденного.
Прокуратура должна контролировать соблюдение законности в местах лишения свободы, но она не реагирует на эти «анекдотичные» факты, впрочем, как и на многие другие. У меня большая надежда, что создание региональных Общественных наблюдательных комиссий по контролю за соблюдением прав и свобод лиц в местах принудительного содержания поможет прокуратуре лучше выполнять свои обязанности и усилит контроль общественности за исполнением законодательства.
И еще одна новация в нашем законодательстве, на которую по привычке не обращают внимания. Как закреплено в Конституции, с 1993 года суд в Российской Федерации не является органом уголовного преследования, а также стороной процесса. Судья лично выносит свое решение по делу, руководствуясь законом и совестью. Поэтому странно читать и слышать, когда по старинке говорят, что такой-то суд вынес приговор или решение. Это при советской власти суды выносили приговор, а в Российской Федерации решения выносят судьи. Меня, например, осудил не Красноярский краевой суд, а судья Анатолий Афанасьев, работающий в Красноярском краевом суде. Потом его приговор утвердил не Верховный суд, а тройка судей в составе: Русакова В.В., Боровикова В.П. и Кудрявцевой Е.П. (председатель), работающих в Верховном суде РФ. Басманный суд – это звучит красиво, но не точно.
Судей в России не так много, менее 25 тысяч, и именно от их персональных решений складывается общая оценка о справедливости всей судебной системы. Поскольку с 1993 года все приговоры выносятся лично судьей, то и вся ответственность за принятые им решения находятся целиком на его совести. Это ключевой момент в переходе от советской судебной системы к послереформенной. Одна деталь: до июля 2002 года в Уголовно-процессуальном кодексе была норма, что судьи должны были руководствоваться законом и социалистическим правосознанием.
По мнению Тамары Георгиевны Морщаковой, правосознание либо есть, либо его нет, «социалистическим» оно быть не может. Это как управляемая демократия или социалистическая законность. Так вот, поскольку «социалистическое» в переводе на простой язык означает, что хорошо все то, что хорошо для пролетариата. А что хорошо для пролетариата, знал только его руководящий передовой отряд – коммунистическая партия, что было закреплено в Конституции РСФСР (ст. 6). Партийный орган мог отдавать распоряжение председателю соответствующего суда, а тот доводил его до судьи, и последний обязан был им руководствоваться по закону. Таким образом, не важно, какой судья выносил приговор, в любом случае решение принималось выше. Поэтому в советское время судили не судьи, а суды, что, разумеется, не снимает персональной моральной ответственности судей, работавших в то время, за их решения.
***
Законодательство у нас, по моему мнению, почти идеальное, но есть в нем досадные пробелы, которые негативно сказываются в судебной практике.
Суд присяжных. Нет нужды пояснять, что от подбора состава жюри присяжных многое зависит, недаром поэтому вся процедура отбора так тщательно прописана. Казалось бы, все просто. Из списка избирателей случайным образом формируется достаточно большой список кандидатов в присяжные заседатели, он утверждается главой региона и публикуется в средствах массовой информации. Из этого списка опять же методом случайной выборки секретарь суда отбирает кандидатов в жюри по конкретному уголовному делу, из которого потом стороны на равных правах отводят по равному количеству кандидатур, чтобы осталось 12 основных и трое запасных присяжных.
В случае если секретарь суда не совсем случайным или ошибочным образом отобрал кандидатуры для дальнейшего отбора сторонами, то все последующие действия по отбору не имеют никакого смысла, как и случилось во время моего второго суда в 2004 году. У меня есть неустранимые сомнения в случайности отбора кандидатов секретарем суда Е.А. Осиновой, более того – он был сделан с нарушением закона. Основания для такого сомнения у меня следующие. Среди приглашенных кандидатов в присяжные сразу у восьмерых оказались допуски к сведениям, составляющим государственную тайну. С точки зрения здравого смысла это абсолютно невероятный факт.
К тому же поскольку допуск выдается ФСБ и он необходим работнику для исполнения им своих обязанностей по месту работы, то говорить о какой-то независимости этого работника при исполнении им обязанности судьи в качестве присяжного заседателя просто бессмысленно. Лишение допуска (без объяснения причин, просто по утрате доверия) автоматически ведет к увольнению работника на основании статьи 83 Трудового кодекса РФ «Прекращение трудового договора по обстоятельствам, не зависящим от воли сторон» – п. 10) прекращение допуска к государственной тайне, если выполняемая работа требует такого допуска.
Судья Анатолий Афанасьев, председательствовавший в процессе, не счел убедительными доводы защиты о том, что граждане, имеющие допуск, подлежат автоматическому отводу из состава жюри. Несомненно, что он руководствовался не совестью, но формально в перечне причин, по которым гражданин не может исполнять обязанности присяжного, такого основания, действительно, нет. На мой взгляд, в части 2 статьи 7Исключение граждан из общего и запасного списков кандидатов в присяжные заседатели Федерального закона (от 20.08.2004 № 113-ФЗ «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации») нужно ввести дополнение – пункт 2: «гражданином, имеющим допуск к сведениям, составляющим гостайну». Более того, чтобы не оставалось никаких сомнений в случайности выборки кандидатов, в жюри присяжных из общего и запасного списка, необходимо дополнить часть 1 статьи 326 УПК РФ («Составление предварительного списка присяжных заседателей» 1. После назначения судебного заседания по распоряжению председательствующего секретарь судебного заседания или помощник судьи производит отбор кандидатов в присяжные заседатели из находящихся в суде общего и запасного списков путем случайной выборки) после слов «помощник судьи» словами «с участием сторон».
При этом условии никогда не возникнет такая коллизия, как в моем деле, когда секретарь отобрал всех кандидатов в присяжные заседатели не из основного списка, а (за исключением двоих) из запасного списка, что прямо противоречит пункт 20 статьи 328 УПК РФ («Формирование коллегии присяжных заседателей»), который гласит: «Если оставшихся кандидатов в присяжные заседатели окажется меньше четырнадцати, то необходимое количество лиц вызывается в суд дополнительно по запасному списку». Из закона ясно видно, что все кандидаты в присяжные должны отбираться из общего списка. И только в том случае, когда после отвода части кандидатов сторонами их останется меньше 14 (то есть когда не хватит как минимум одного присяжного в жюри, которое должно первоначально состоять из 12 основных присяжных и не менее 3 запасных), дополнительно вызываются кандидаты в присяжные из запасного списка, который гораздо меньше основного (не более ¼ основного).
Как мог секретарь так ошибиться при отборе кандидатов, уму непостижимо. В случае участия сторон в отборе кандидатов такой ошибки в принципе произойти не могло. Как ни странно, но судья Верховного суда РФ С.В. Рудаков, рассматривавший надзорную жалобу на приговор судьи А. Афанасьева, равно как и коллегия судей Верховного суда в том составе, который я приводил выше, не нашли нарушения закона при формировании жюри присяжных в моем втором процессе. Ну и что из того, что нарушен закон, посчитали они, и не из того списка отбирали присяжных, отбирали ведь их случайно? А доказать факт неслучайности такого отбора кандидатов, при котором и список оказался не тот, и невероятно большое количество кандидатов оказалось с допусками, которые выдает ФСБ, а именно ФСБ и вела предварительное следствие, – доказать это судьям, которые не руководствуются не только законом, но и совестью, практически невозможно.
***
Необходимо уточнить также закон о порядке работы жюри присяжных. По закону присяжным запрещено получать информацию о материалах уголовного дела из любых источников, кроме тех, что исследуются в судебном заседании. Им даже запрещено обмениваться информацией об уголовном деле друг с другом в помещениях для отдыха в перерывах судебного заседания и с кем бы то ни было в других местах. И вдруг в законе совершенно против всякой логики устанавливается, что для вынесения своего вердикта в совещательной комнате они должны обсуждать друг с другом свое решение по делу!
Это по меньшей мере странно. Казалось бы, если запрещено обмениваться информацией и обсуждать детали уголовного дела в ходе процесса, то тем более не о чем говорить друг с другом при вынесении окончательного решения по делу в целом. Логично было бы так: зашли 12 присяжных в совещательную комнату, получили бюллетени для тайного голосования по вопросам, подлежащим их разрешению, заполнили их за ширмой, как в участках для голосования, опустили в прозрачную урну, старшина пересчитал голоса, поданные присяжными, в присутствии всех, заполнил итоговый протокол, который подписали все присяжные, после чего огласил в зале суда окончательный вердикт присяжных.
По действующему же сейчас закону при обсуждении и дискуссии открывается широкая возможность для манипулирования сознанием неподготовленных к этой психологической технике людей. Достаточно наличия в составе жюри всего одного профессионала в этой области и о беспристрастности присяжных можно забыть. Это ведь простые граждане, не имеющие специальной подготовки и знаний в этой области. Кстати, при том порядке, что предложен выше, действительно будет обеспечена тайна голосования, что крайне необходимо по самому смыслу суда присяжных.
***
Весьма забавна формулировка части 2 статьи 78 УК РФ («Освобождение от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности»). Сама по себе эта статья говорит о милосердии, заложенном в Уголовном кодексе. Совершено преступление, в любом случае лицо, его совершившее, испытывает угрызения совести в течение длительного времени, раскаивается, и самого этого факта достаточно, чтобы не лишать его свободы, помещая в пенитенциарное учреждение (penitence – покаяние).
В зависимости от тяжести преступления установлены соответствующие сроки давности. Чем более тяжкое преступление, тем больший срок давности. А вот в норме по исчислению самого срока давности заложена удивительная странность. Ч. 2 гласит: Сроки давности исчисляются со дня совершения преступления и до момента вступления приговора суда в законную силу. Отсутствие логики в такой формулировке становится очевидным, если прочесть следующую часть: часть 3 Течение сроков давности приостанавливается, если лицо, совершившее преступление, уклоняется от следствия или суда. В этом случае течение сроков давности возобновляется с момента задержания указанного лица или явки его с повинной.
Получается, по последствиям вступление в силу приговора приравнено к побегу?! Представим себе картину, ходит себе товарищ с мерой пресечения – подписка о невыезде. Прошло предварительное следствие, суд. Подсудимый вину признал, раскаялся, перед потерпевшими ущерб возместил. Суд признал его виновным и приговорил к лишению свободы, и вот этот приговор вступает в законную силу, допустим, сегодня, а через неделю истекает срок давности. И что, нужно гражданина арестовывать и сажать в тюрьму, чтобы он отбывал полный срок лишения свободы, установленный приговором?
Вывод очевидный – не может исчисление срока давности останавливаться при вступлении приговора в законную силу. Вот когда убегал, скрывался от следствия и суда, тогда исчисление срока давности, действительно, должно приостанавливаться, этому есть разумное объяснение – правосудие должно отправляться и права потерпевших должны защищаться. А в чем логика остановки отсчета срока давности при вступлении приговора в законную силу? Коррупционноемкость такого порядка исчисления срока давности очевидна. Чтобы не было противоречия с элементарной логикой, необходимо части 2 статьи 78 УК РФ поправить. Слова … и до момента вступления приговора в законную силу необходимо исключить.
***
Уголовный кодекс РФ находится в состоянии перманентной корректировки, изменяются сроки лишения свободы, расширяются виды наказания по целому ряду статей и т.п.. Никакой разумной необходимости в этом законотворчестве нет, скорее всего, таким образом создается видимость депутатской активности с элементом популизма. Они ведь оценивают свою работу количеством принятых законов и поправок к ним. Казалось бы, пусть занимаются, если на большее ума не хватает, если бы не основополагающая статья 10 УК РФ («Обратная сила уголовного закона»), которая устанавливает: 1. Уголовный закон, устраняющий преступность деяния, смягчающий наказание или иным образом улучшающий положение лица, совершившего преступление, имеет обратную силу, то есть распространяется на лиц, совершивших соответствующие деяния до вступления такого закона в силу, в том числе на лиц, отбывающих наказание или отбывших наказание, но имеющих судимость. А это значит, что по ходатайству осужденного в районный суд по месту нахождения исправительного учреждения приговор должен быть изменен и сроки наказания должны быть установлены новые (меньшие), приведены в соответствие с новым законом.
Казалось бы, простая и чисто техническая процедура, простой пересчет сроков. Ведь судья никак не должен вникать в суть уголовного дела и прочая, и прочая. Но вот незадача, законодатель не указал определенно, каким же способом производить этот пересчет. Мол, оставим этот вопрос в ведении судей, чтобы не ограничивать их полномочия. Вообще-то судьи должны руководствоваться законом, а не ссылаться на свои полномочия, как мы видели из ошибочной судебной практики по переводу в колонии-поселения из ИК строгого режима и предоставления УДО.
И вот пошла писать губерния. Например, сроки лишения свободы по новым законам изменяются на годы, а судьи корректируют приговоры на месяцы?! Более того, поначалу они вообще не исправляли сроки в случае, если новый верхний срок статьи не был ниже, чем срок у осужденного. Например, по статье максимальный срок был изменен с 15 лет до 10 лет, а у осужденного срок наказания был 9 лет. Раз 9 лет не превышает 10 лет, то ничего в приговоре корректировать не нужно, так ошибочно считали судьи. А вот если у осужденного срок наказания в этом же примере был 11 лет, то, так и быть, срок ему снижали точнехонько до 10 лет, равно до нового максимума. Дотошные осужденные стали писать жалобы в Верховный суд (где им конечно же отказали), а потом далее в Конституционный суд РФ, с указанием на то, что их права нарушаются.
Конституционный суд признал правоту осужденных и дал разъяснение, что правильное применение статьи 10 УК РФ требует изменение срока наказания в любом случае, даже если срок наказания и не превышает новый максимум срока. Судьи стали вынуждены это исполнять, но, как говорят, формально стали делать все правильно, а по сути издевательски. В том же примере, вместо 9 лет, стали назначать 8 лет и 11 месяцев?! Тут уже Конституционный суд не поможет, здесь прямой вопрос к совести судьи или к законодателю, который должен был установить четкий порядок (правило) пересчета сроков.
Здравый смысл подсказывает, что при пересчете срока должно сохраниться средневзвешенное значение нового срока относительно среднего срока наказания, предусмотренного статьей. Например, по старому закону были границы сроков Tмин = 5 лет, Тмакс = 10 лет, срок у осужденного по приговору был 7 лет. Закон изменился, и новые пределы стали: T`мин = 4 года, Т`макс = 8 лет, какое значение нового срока должен установить судья, руководствуясь статьей 10 УК РФ, чтобы его решение было справедливым? Среднее значение срока по старому закону было (10+5)/2 = 7,5 года, Относительное отклонение срока по приговору от среднего значения составляло: – 0,5года/7,5лет = – 0,067= – 6,7% (на шесть и семь десятых процента ниже среднего срока по статье). Согласно новому закону средний срок по статье стал: (8+4)/2 = 6 лет, отсюда справедливый новый срок будет: 6 лет – 6,7%*6лет = 6 лет – 0,067*365дн*6лет = 6 лет – 147 дн = 5 лет 8 месяцев и 3 дня.
В нашем примере районный судья должен вынести Постановление о приведении приговора в соответствие с новой редакцией уголовной статьи и назначить наказание осуждённому в размере 5 лет 8 месяцев и 3 дня. Я абсолютно уверен, что на практике осуждённому новый срок был бы установлен в размере 6 лет и 11 месяцев, что почти на год и три месяца превышает справедливый пересчёт срока в соответствии со статьёй 10 УК РФ. То, что я предлагаю, – это справедливый пересчет с использованием минимальных знаний математики. Самостоятельно районные судьи к этому не придут, нужно прямое указание законодателя о порядке пересчета.
***
Еще одна иллюстрация ошибочности судебных решений, когда судья не исполняет требование закона о том, что суд у нас состязательный, не является ни органом уголовного преследования, ни стороной в уголовном процессе. Простой пример из судебной практики. Осужденный обвинялся в совершении преступления по части 4 статьи 111. В действительности, как видно из материалов уголовного дела, потерпевший умер от потери крови из-за того, что «скорая помощь» приехала только через 8 часов после вызова, а само повреждение, нанесенное подсудимым потерпевшему, не представляло угрозу его жизни в случае своевременной медицинской помощи.
Но речь пойдет о другом. В соответствии со своими процессуальными правами прокурор квалифицировал деяние подсудимого по части 4 статьи 111 УК РФ и попросил суд назначить наказание подсудимому в виде лишения свободы сроком на 6 лет. Адвокат выступал в суде и обращал внимание судьи, что смерть потерпевшего наступила исключительно из-за несвоевременного оказания медицинской помощи и деяния подсудимого должны характеризоваться не частью 4 статьи 111 УК РФ, а более легкой. Более того, от родственников потерпевшего нет никаких претензий к подсудимому, и они просят не применять к нему наказание в виде лишения свободы.
Диспозиция статьи в то время предусматривала сроки лишения свободы от 5 до 15 лет. Ни за что не угадаете, какое решение вынесла судья. 9 лет лишения свободы! В споре сторон по поводу наказания не звучала эта цифра, диапазон сроков был от 0 (мнение защиты и потерпевшей стороны) до 6 лет со стороны гособвинителя, прокурора. Можно было ожидать, что судья назначит срок наказания в этом промежутке, если суд действительно не является стороной в процессе. Ан нет, 9 лет – на 3 года больше, чем запрашивал прокурор. Что бы ни говорили, судья выступила как сторона обвинения, как старший прокурор в процессе. То есть суд был никакой не состязательный, а самый что ни на есть советский, инквизиционный. И что удивительно, суд второй инстанции не нашел никакого нарушения в приговоре этой судьи и оставил его в силе.
Мудрый законодатель, предвидя такие коллизии, на один – крайний – случай сделал прямое указание судьям – когда прокурор отказывается от поддержки обвинения. Так в части 7 статьи 246 УПК РФ («Участие обвинителя») говорится: Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела…
Таким образом, когда государственный обвинитель (прокурор) запрашивает наказание в виде 0 лет, судья не может назначить наказание больше даже на 1 день. Очевидно, что тот же принцип должен сохраняться и при любом другом сроке наказания, запрашиваемом прокурором. В силу принципа состязательности срок наказания, устанавливаемый судьей, не должен превышать величины, запрошенной государственным обвинителем. Вызывает изумление, что и вторая судебная инстанция при кассационном обжаловании не находит причин для отмены или изменения такого приговора, равно как и судья Верховного суда при обжаловании приговора в порядке надзора.
Несмотря на всю очевидность, из судебной практики следует, что необходимо отдельно внести в закон норму, устанавливающую ограничение на решения судьи по уголовному делу: величина наказания в приговоре не должна выходить за рамки предложенного государственным обвинителем. По-видимому, это необходимо сделать на той стадии переходного периода становления послереформенной судебной системы РФ, на которой мы сейчас находимся.
***
И наконец, наверное, самая кардинальная и принципиальная корректировка УПК РФ, которая необходима для предотвращения многочисленных нарушений закона при проведении предварительного следствия по уголовным делам. Я был близко знаком с одним из основателей и патриархом красноярской школы уголовного процесса, профессором, заведующим кафедрой уголовного процесса Красноярского государственного университета Александром Соломоновичем Гореликом. Как-то в разговоре он сказал мне, что у него есть мечта, чтобы во время следствия арестантов не били. В отношении меня до такого уровня физического воздействия дело не доходило, но вот ежедневный вывоз из СИЗО в следственный отдел РУ ФСБ и обратно на допросы, не оставляя времени на сон и отдых, после чего у меня возникли проблемы со здоровьем – это было.
Я обратил внимание на очевидное противоречие в законе. С одной стороны, в Конституции РФ в статье 51 говорится: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом», а с другой – сплошь и рядом в УПК РФ идут статьи о следственных действиях в виде допросов обвиняемого, завершающиеся допросом подсудимого в суде. Позвольте, но отказ от дачи показаний на основании статьи 51 Конституции РФ является гарантированным правом гражданина и ни в малейшей степени не умаляет его процессуального положения. Если человек отказывается давать показания, это совсем не значит, что он виновен.
Вот свидетель обязан давать показания, а виновность обвиняемого, в дальнейшем подсудимого, определяется совокупностью и полнотой всех собранных доказательств. Это только во времена не к ночи будь помянутого А.Я. Вышинского был популярен тезис: «Признание – царица доказательств». Если есть доказательства вины, какую роль играют в деле показания обвиняемого? Уже ходячим анекдотом стала фраза судей: «Вот во время следствия (когда вас били) вы давали признательные показания, и они соответствуют истине, а сейчас в суде вы от них отказываетесь, потому что хотите уйти от наказания». У обвиняемого по уголовному делу всегда есть адвокат, все свои права на защиту он без каких-либо ограничений может реализовать через него. Зачем самому что-то рассказывать и пояснять следователю, судье? Более того, при желании подсудимый всегда может с разрешения председательствующего задавать вопросы свидетелям и экспертам в суде и даже выступить с последним словом, если на то у него будет желание.
Если исключить все статьи в УПК, связанные с допросами обвиняемого, объективно отпадет необходимость выбивания из него признательных показаний. Просто негде будет их фиксировать, не будет протоколов допросов. И тогда мечта Александра Соломоновича, мне думается, могла бы исполниться. В разговорах с юристами я пытался услышать возражения на отмену допроса обвиняемого. Они дружно выступают против такой меры, поскольку считают, что обвиняемый должен иметь право лично изложить следователю и судье свою позицию по отношению к предъявленному обвинению. Ссылаются на то, что право на личную защиту является одним из фундаментальных прав человека.
Я также считаю право на защиту одним из фундаментальных прав, но при чем здесь допрос обвиняемого? Я не встретил ни одного человека, в отношении которого проводились следственные действия в форме допроса, и изложенная в этих допросах личная позиция была бы принята к сведению и приблизила его к справедливой оценке его деяний. Я считаю, что и без высказывания личной позиции во время допроса у обвиняемого есть достаточно средств, в том числе с помощью своего адвоката, чтобы донести свою позицию до следствия и суда. В личном допросе позиция обвиняемого изначально ущербна, поскольку он является лицом заинтересованным и не несет никакой ответственности за дачу ложных показаний. Чего стоит одна очень популярная в американских боевиках фраза, произносимая при задержании – «…с этого момента времени все, что вами сказано, может быть использовано против вас». Так что я считаю неубедительным аргумент, что при отказе от допроса обвиняемого его право на защиту будет ущемлено. Наоборот, будет исключена возможность случайного самооговора из-за неточности высказывания.
***
Как сделать наши суды справедливыми? Для этого, по моему мнению, нужно вернуть в залы судов публичность и гласность. По выражению Алексея Симонова, все темные дела делаются именно в отсутствие гласности. Как сказал один мудрец: пусть меня судит мой враг, но делает это публично. Для того чтобы сделать суды публичными и гласными, сейчас есть все технические условия. Необходимо законодательно сделать обязательной аудиозапись всего процесса, приобщать эту запись к материалам уголовного дела и самое главное – размещать ее в Интернете на сайте суда. Стало уже общим местом несоответствие протоколов судебных заседаний с теми событиями, что реально происходили в зале суда. Если будет официальная аудиозапись, да еще на сайте суда, такого в принципе не может случиться. Опять же секретарям в суде станет меньше ненужной работы.
То, что репутация судов в настоящее время не на высоте, – общее место во всех высказываниях. Что нужно сделать, чтобы заработала судебная система? Необходимо, чтобы выполнялась простая вещь – судьи при вынесении своих решений должны руководствоваться законом и совестью. Публичность и гласность помогут это сделать. Не все так безнадежно, мне, например, посчастливилось встретить шесть профессиональных судей, восемь присяжных заседателей и одного народного заседателя, которые в своей работе руководствовались совестью. Согласитесь, это немало.
