Журнальный клуб Интелрос » Неволя » №52, 2017
Вообще-то, по старинной русской традиции, во субботу, в день ненастный, нельзя в поле работать. Да и согласно национальным обычаям директора Гликмана, шаббат – нерабочий день. Но мокропаханский зоопарк – территория анархии. Хотя бы практиканту могли послабление сделать. Нет, фигушки: как суббота, так будь здоров, хватай лопату. Когда старший смотритель зоопарка Мельников Анатолий Ефимович, он же шкипер Юша, был в здравом состоянии духа, меня это не сильно напрягало: мотался за ним на правах адъютанта и почти не занимался грязной пахотой. Но с тех пор, как начальник ветотдела Амалия Аскольдовна укатила на месяц в Москву ухаживать за своим дядей-искусствоведом, которого мы с Юшей чуть было героически не вырвали из бандитских лап, если бы нас не опередили менты, старший смотритель, можно сказать, сдулся.
Без предмета своей тайной любви Анатолий Ефимович ступал по зоопарку медленно и грузно, как статуя командора по кладбищу, в мою сторону даже не чихал, так что навоз из-под яков, обгаженные клетки сычей и прочие прелести – теперь это все мое. Не счесть навозов в каменных пещерах.
– Че-то Ефимыч совсем усох, – заметил смотритель (кипер по-научному) Анвар Ганиев, один из ветеранов движения за чистоту природы в отдельно взятой камере (Юшино выражение). – Даже матом не посылает...
– Давай я пошлю, – предложила рыжая Валька.
– Я тебя сам пошлю, – огрызнулся Анвар. – Как Гагарина – семнадцать раз кругом Земли.
Валька обругала Анвара «астронавтом хреновым» и отправилась к любимой пантере Аглае.
А я пошлепал к вольеру с белыми медведями. Несмотря на ранний час, клетку со всех сторон облепили возбужденные посетители. Вообще-то белые мишки (их в зоопарке три наглые морды) всегда пользуются особой популярностью. Однако такой орды любопытствующих я еще не видел. Хотел пробиться сквозь толпу, пользуясь преимуществами рабочей одежды, но какой-то бугай грозно поклялся скормить меня умкам, «как детям голодающего Поволжья». Нарываться я не стал, тем более увидел невдалеке кучкующихся Раиску Сигизмундовну, Володю, Мишаню Додо и еще нескольких киперов. Я подкатил к ним, чтобы выяснить ситуацию.
– Чего выяснять? – хмуро пробурчал Володя. – Хрень натуральная. Вчера еще Комета нормальная была...
Комета – старшая из двух медведиц.
– А сегодня?
– А сегодня она зеленая, как волшебник Изумрудного города! Иди сам погляди.
До «сам погляди» дело не дошло, поскольку откуда ни возьмись возникла ведущий специалист по хищникам Серафима Григорьевна Адова. Фамилии, конечно, не выбирают, но характер у Григорьевны тоже соответствующий. Следом за нею приближались шкипер Юша и директор Гликман.
– Какого дьявола вы здесь толчетесь? – рыкнула Адова на наше сборище. – Дел у вас нет?
– Так ведь Комета позеленела, Серафима Григорьевна, – тревожно рапортовал Володя.
– Комета позеленела? И Меркурий во втором доме? Ну что, астролог липовый, жди хорошего опороса. Вы что, олухи, никогда не видели белых медведей зеленого цвета?!
– Неее... – растерялись мы.
– Ну и дураки, – влепил веское слово подошедший Гликман. – В каком цирке вас готовили?
– Я с желтыми пятнами видел, – сказал Володя. – У них шкура в нашем климате загорает.
– Это у тебя мозги в нашем климате выгорают, – заметил директор. – Витязь в загорелой шкуре.
Главная хищница пояснила, что озеленение белых медведей на юге – дело вполне обычное. У них шерсть так устроена. Волосы внутри полые, чтобы сохраняли тепло и не давали мишкам закоченеть на лютом холоде. А в южном климате внутри шерстинок заводятся мелкие поганые водоросли. Они и меняют белый цвет шерсти на зеленый.
– Это еще что, – махнул рукой Семен Исаич, который Гликман. – Бывает похлеще. К нам ребята из Аргентины приезжали, рассказывали, как лечили белого медведя от дерматита. Дали ему какие-то экспериментальные пилюли.
– И что? – робко спросила Раиска Сигизмундовна.
– А у косолапого оказалась аллергия на эту дрянь!
– Тоже зеленым стал?
– Бери выше – фиолетовым! Чего глаза таращишь? Потом где-то через месяц снова побелел.
– Бывает, – задумчиво заметил шкипер Юша. – Вот вам аналогичный случай. Сема, помнишь, у нас на зоне...
Лицо Гликмана приобрело радикально бледный цвет морды полярного медведя. Я-то знаю, что они вместе с Ефимычем в одной колонии срок мотали в бородатые времена, а вот остальной народ... Может, кое-кто тоже в курсе, но предпочитает изображать на лице невинность.
– ...Ну, то есть, помните, я вам рассказывал про случай за «колючкой», где мой приятель чалился?
Гликман тихо икнул. Все приняли это как подтверждение.
– Короче, у них в столярном цеху на промке (в промышленной зоне, дятел, че непонятного?) работало трио бандуристов. Один – Алик Шалопут, погоняло само за себя кажет. Другой – Козырь, из игровых, вечно по подушке с пацанами стирами шлепает, а сам – натуральная «булка с маслом».
– Это как? – не понял Валера.
– Ну, дармовой, вечно в пролете. «На туза и на валета проработал я все лето», «Бита – есть, бита – есть, а проснулся – нехер есть». А третий – Ваня. Ему даже погремухи никакой не давали. Ваня – он Ваня и есть. Как говорится, «Без лоха жисссь плоха». Короче, Козырь надыбал-нанюхал где-то непонятную жидкость с суровой примесью спирта. Этилового, Вова, этилового. Там, за шлюзом, этил от метила умеют отличать, еще те академики. Со спиртом все в норме, а вот какая бурда в этом шмурдяке еще была намешана, за то история умалчивает. То есть лепилы, какие эту псису-тройку лечили, – они, конечно, в курсах, а простому зэковскому народу оно надо, лишним хламом памроки забивать?
– Так эти трое что, отравились? – уточнила главная хищница.
– Это было бы для них за счастье! Нет же: словили бычий кайф, пробудились со свежими мозгами. То есть мозгов у них отродясь не было, но утром голова не болела.
– Оттого и не болела, что без мозгов, – заметил Гликман.
– Это да. Зато другая беда – все трое стали... фиолетовыми! С головы до ног. Как в пионерской песенке: «Мы покрыты бронзовым загаром...» Но наши больше смахивали на недозрелые баклажаны. Забрали их в санчасть, как только ни измывались – ничего не берет! Научного мурзилку из мединститута вызвали – и тот лапы кверху. Ну, подержали на кресте – а понту? Лежат себе фиалками Монмартра. Цветок душистый прерий, Лаврентий Палыч Берий... Не будут же их в санчасти весь срок окучивать. Выписали обратно в отряд. А начальство решило: раз ничего у них не болит, значит, народ к работе готов, нечего в бараке на массу давить. И погнали баклажанов в родной до боли столярный цех. Месяца полтора они всю зону потешали! Даже когда окрас сошел, до конца срока их так и кликали «синемордиками».
– А как же они вылечились? – спросила Раиска Сигизмундовна.
– Да как тот аргентинский слон, – пояснил Юша. – Само сошло. Правда, жалились, что болты еще долго отливали фиолетовым оттенком.
– Какие болты? – не поняла Раиска. – Они же столяры, а не слесари...
Народ хором грохнул. Мишаня Додо принялся было разъяснять Раиске интимные подробности, но от эротики шустро скатился к порнографии. Юша пригрозил заткнуть Мише рот половой тряпкой. В его устах эта тряпка и вовсе прозвучала половым извращением.
– А что же с нашей Кометой делать? – поинтересовался Володя.
– Попробуем перекись водорода, – сказала Серафима Григорьевна. – Можно еще для верности соляным раствором. И вообще, почему в бассейне так редко лед меняют? Семен Исаевич, хоть это можно организовать?
– Яволь, – вмешался Юша, изобразив немецкую исполнительность. – Не волнуйтесь, Серафима Григорьевна. Как говорится, работа адова будет сделана и делается уже!
– Прекратите паясничать, Мельников! – оскорбленно взвизгнула Адова. – Вы дошутитесь! Вы у меня доиграетесь!
И она удалилась во гневе. Надо же – Юша еще и Маяковского сходу цитирует! Хотя он говорит, что за все свои сроки столько всего перечитал, что цитаты из него выскакивают как кузнечики.
– Анатолий, ну ты в самом деле... – сокрушенно покачал головой директор Гликман. – Фамилию-то зачем?..
– Да затрахала она меня своими льдинами! Вот выдери мне глаз, Сема... Исаевич, соберусь и уплыву от вас на льдине, как на бригантине!
– Куда ты уплывешь? – скорбно отмахнулся Гликман.
Однако вскоре мне открылось, что шкиперу есть куда плыть...
– Не к добру этот зеленый медведь, – мрачно заявил Юша, когда все разошлись, а мы с ним оказались в зоопарковском кафе «Ведмедик» недалеко от детской площадки. Держит кафе приятель шкипера Ашот, здесь дядя Толя любит побаловаться куриными шашлычками. – Ох, не к добру...
– Есть такая зоологическая примета? – поинтересовался я.
– Нету никакой приметы. Просто нутром чую.
И он направил в чующее нутро сразу три куска шашлычка. Гвозди бы делать из этих людей, подумал я и вспомнил, как недавно шкипер в разговоре со мной мимодумно выдернул из доски огромный гвоздь и согнул его в петлю. У меня челюсть отвисла.
– Невелик фокус, – небрежно бросил Юша. – Держись меня – кирпичи о башку разбивать будешь. Желательно – о чужую.
После сытного перекуса шкипер послал меня на строительство террариума передать прорабу Михалычу, что плиты привезут к трем часам дня, но кирпич придется ждать до вторника. Неужели весь о чью-то башку разбили?
– Вечером заскочим в одно местечко, тебе понравится, – пообещал дядя Толя.
– Только не к м, – предупредил я. – К м не поеду.
– Ты совсем офонарел?! С какого бодуна я тебя по б-дям таскать буду?! Да, не к добру эти зеленые ведмедики...
Как всегда, он оказался прав.
После завершения зверского трудового дня за нами на серебристом «опеле» заехал Алихан Джичоев. Меня это напрягло. Алихан, он же Князь – подручный Коли Тайги, «смотрящего» за Мокропаханском. С самим смотрящим я не знаком, а вот с его адъютантом поручкаться довелось. И все благодаря Юше, который недавно втянул меня в очередное приключение. Юша среди своих блатных кентов выдает меня за своего племянника. Еще немного – и усыновит. Папаша...
Алихан выглядел мрачно, но скорчил на лице осетинское добродушие. Поверьте на слово – нет ничего страшнее добродушного осетина.
– Шо стряслось, княже? – тревожно молвил Юша.
– До сегодня вроде все по жизни было ровно.
– А сегодня?
– Сегодня тема выплыла гнилая. Приедем, расскажу.
– Куда приедем? – настороженно спросил я.
– Он еще не знает? – обратился к Юше Алихан.
– Как-то не до того было, – дядя Толя дернул конопатым носом.
– Не до чего? – не понял я.
Тут мне Алихан и выложил. Оказывается, теперь они с Юшей – совладельцы небольшого фитнес-зала недалеко от нашей зоны для зверья. Это Тайга сделал шкиперу такой накат (подарок, значит). За какие подвиги, не знаю, да и знать не желаю. Рулит в «качалке» вообще третий человек, зовут его Толик Цмен, тоже осетин. Юша с Алиханом только бабло отгребают. Хоть небольшое, но все-таки.
Шкипер, выходит, гражданин непростой. Со «смотрящими» не каждый ручкается, не говоря об уголовно-правительственных наградах.
– Вы что, из зоопарка теперь уйдете? – спросил я.
– Киндер, ну ты погнал гусей за Енисей, – сдвинул рыжие брови шкипер. – В зоопарке, можно сказать, мои браты по хатам рассованы, в неволе томятся. Куда мне от них? Я свое отгулял.
– Ну да, – кивнул издевательски Алихан. – Пора уже. Как говорится, «люблю блатную жизнь, но воровать боюся».
– А еще говорят: лучше рот в маргарине, чем жопа в вазелине, – огрызнулся шкипер. – Так что лучше вовремя соскочить.
– Удачно ты соскочил, – одобрил осетин. – Со «зверского кума» до владельца фитнес-зала.
– На Северном кладбище был? – поинтересовался у Князя дядя Толя.
– Ну...
– Видел блатную аллею, где пацаны с цепурами в рост на плитах намалеваны?
– Ну...
– Так вот это те, какие меня «зверским кумом» называли.
– Понял, не пингвин...
– Клуб – это тихая гавань, – пояснил мне Юша. – Отдохновение Господне. Поймал мыша – и еби не спеша...
Мы подъехали в двухэтажному зданию итальянского кирпича. Под ним оказался еще и огромный подвал – «качалка» с тренажерами, батутом, борцовским матом и татами. Крутые пацаны в трениках и спортивных трусах лупили руками и ногами по макиварам и подвешенным кожаным мешкам. Юша тоже врезал для порядку. Мешок охнул и долго не мог прийти в себя.
– Ефимыч, ты сдурел? – возмутился Князь. – Это же для малолеток, он от твоей кувалды по швам треснет!
– Все, все, – сдался Юша, подняв свои медвежьи лапы. – Потопали в кибинет. Я секу, тебе не терпится со мною своими радостями поделиться.
Мы снова поднялись на первый этаж. Здесь пестрая стайка девиц повторяла за роскошной блондинкой с «конским хвостом» всякие дрыгоножества, рукомашества и трясогузия. Если вдруг решу заняться спортом, мне сюда прямая дорога.
На лестнице, ведущей вверх, осетин вдруг остановился.
– Такое дело... – замялся он. – Может, племяш твой сеанса пока хапнет, на телочек поглядит.
Я возрадовался: мысли мои читает!
– Гляделки протрет! – круто срезал Юша. – Шо за мансы? Че ты мнешься, как целка на обочине?
– Тема серьезная, лучше без пацана.
– Ты вот что, братка, – мрачно обратился шкипер к Алихану. – Не в огорчение, но ежели не можно при Шурике, не будем и стос метать, стиры попусту мусолить [ Не будем тасовать колоду и мусолить карты. ].
– Да пойми, базар скользкий. Ты же за Арарата в курсах?..
– Ну?
– А с Нанукой вы корешевали еще по «Полярной Сове»...
– Княже, не води белую кобылу. С какого боку тут Нанука?
– Сегодня Тайге посылочку подогнали. Если за Аршака тему помнишь, догадайся, что внутри.
Юша изменился в лице. Оно окаменело и приобрело сероватый оттенок. Я шкипера таким еще не видел.
– Ты хочешь сказать, с Нанукой...
– Я уже сказал.
– Скр мой лысый череп... – Глаза шкипера помутнели.
– Вот и я за то же. Не стоит племянника в эту замуть впрягать. Рамсом не вышел.
– Да, киндер здесь не в струю, – глухо произнес Юша.
Я облегченно выдохнул. Но поторопился.
– А хотя – пусть послухает, – вдруг передумал шкипер. – Жизни нюхнет. Одной ноздрей – оно не вредно.
– Думаешь? – с сомнением произнес Алихан. – Тут ход воровской...
– Не путай вахту с баней. Коля – ни разу не вор.
– А Аршак, а Нанука?
– За Аршака вся криминальная хроника месяц трубила. И с Умкой то же самое будет. Тем паче он вор совсем недавний, смаковать будут – мама-не-горюй.
– Дядь Толя, я лучше на тренажерах покачаюсь, – робко вклинился я.
– Слону в цирке яйца будешь качать! – рявкнул Юша. – Сперва рамсы раскинем, потом уже там решим, где гармонь, а где матрешка.
И мы поднялись на второй этаж, в кабинет.
Ни гармоней, ни матрешек здесь не наблюдалось. Все оказалось кожаным и пристойным. Кабинет был облеплен грамотами, обставлен кубками и обвешан медалями. Хорошая девочка Лида, длинноногая секретарша, принесла чаю со сластями.
– Кипяток – хороший парень, но без чифира – дурак, – заметил Юша, отхлебнув из пиалы с китайской росписью.
– Замутить? – предложил Алихан.
– Шутю... Лучше докладывай, чего у тебя стряслось.
– Не у меня, а у нас, – поправил осетин и доложил.
Во время его рассказа у меня похолодели уши. История началась, когда Колю Тайгу поставили смотрящим Мокропаханска вместо грузинского вора Тавро. При Тавро начались похищения молодых девчушек, которых потом насиловали и убивали. Неслабое начало. Тавро ничего толком не делал, вот его и подвинули. В конце концов выяснилось, что похищениями занимался Бобрик – племянник подручного Тавро, грузинского вора Омара. Грузин заочно приговорили на воровской сходке в Москве, а потом маякнули Тайге в Мокропаханск. В общем, грузинское население сократилось на несколько экземпляров. А через год с лишним после лютой расправы над грузинами одному из «авторитетов» пришла аккуратная посылочка с отрезанной головой «законника», самого яростного обличителя грузин – Аршака Арарата. Получателем оказался якут с погонялом Умка.
Но что странно – в знаменитой сходке якут участия не принимал и вообще к этому делу отношения не имел. Зачем его грохнули, непонятно. Может, потому что он с Колей Тайгой был хорошим корешем, еще с полосатой зоны «Полярная Сова» в северном поселке Харп? Там же чалился и Юша, все трое жили, как у них там называется, одной «семейкой». То есть друг друга поддерживали. Отрезанная голова якуту сильно не понравилась. Вскоре Умка умотал за кордон, типа налаживать какие-то каналы с тамошней братией. А по-моему, просто от греха подальше. Но и там его достали. Сегодня утром Тайга получил посылку с головой кента. Вот оно мне надо, этот фильм ужасов?
– Выходит, Коля – следующий... – мрачно протянул Юша.
– А я о чем? – кивнул осетин.
– Я думал, такое только в кино бывает, – осторожно заметил я. – И то в «Крестном отце» мафия подкидывала лошадиную голову, а не человечью.
– Одно слово – итальянцы, – усмехнулся Князь. – Дикий народ.
– У каждого свои традиции, – заметил шкипер.
– Это что за традиция – головы резать? – уточнил я.
– Есть такая традиция, – пояснил Юша. – У Чингисхана, говорят, вообще вместо денег отрезанными головами расплачивались. Вот индейцы американские – те культурная нация. Только скальпы снимали...
Насчет культурных скальпов у меня имелось особое мнение, но спорить я не стал.
– А в лагерном мире, наоборот, платили не головами, а за головы, – продолжил шкипер. – Началось еще в ГУЛАГе, в ответку местным узкоглазикам: нанайцам, ненцам, корякам и прочим нехристям. Ну и якутам, не в укор Нануке сказать. Бегал наш брат из северных лагерей часто. По-первой местные вроде как бегунцам помогали. Но некоторые арестанты борзели, северян грабили, убивали, жонок ихних пользовали. Вот чекисты-начальнички и стали всяких эскимосов подбивать, мол, вы побегушников отлавливайте, а мы вам денежку будем платить или товаром отстегнем – ружья, патроны, порох, мука, сахар... И понеслось. Поймать-то арестанта для чукчи нетрудно. А потом? Тащить скрозь тундру и тайгу километров двести? Тогда чекисты решили: стреляйте на месте, а нам везите только ухо. Или лучше кисть руки, чтобы «клепики» снять и знать, кого из списка живых на хрен вычеркнуть.
– А чего же они на головы перешли? Кисть удобнее...
– Так ведь туземцы оказались хитромордыми! Норовили две руки на разных пунктах предъявлять. Начальство взъерепенилось и потребовало привозить «головки». Голова-то у всех одна, не змеи горынычи... Так и повелось: настреляет нанаец арестантиков, нарежет головок и всю зиму хранит. А по весне мешок в нарты – и везет к начальничкам. Как арбузы. Да так они к этому делу пристрастились, что скоро «головки» в дешевку стали. Старые сидельцы вспоминали, дошло до пачки чая и полтинника рваными.
– Жуть какая, – поежился я.
– Жизнь... Только с тех пор побегушники как на местные стойбища наталкивались, старались вырезать всех до одного. Такой вот интернациональный обмен.
Короче, на эту ночь сладкие сны мне обеспечены.
– Лады, Санек, дальше тебе здесь делать нечего. Алихан, пусть твои ребята его до дому подбросят. Я так понимаю, сейчас у нас пойдет разговор с мелкими подробностями насчет крупных неприятностей...
Так из Шурика перешел в Санька. Хорошего это не сулило.
На следующий день я застал шкипера Юшу у вольера шимпанзе. Шкипер ругался, стучал кулачищем по своей конопатой лысине и норовил сломать о колено Валькину красную швабру.
– Оставь швабру, дурень! – кричала Валька и неприлично хохотала. – Она тут ни при чем! У нас есть швабры поважнее!
Продолжая давиться смехом, она тыкала в сторону главной хищницы Серафимы Григорьевны Адовой, замдиректора Ольги Игоревны Лисовской и заведующей научно-просветительским отделом Дины Марковны Илоновой, которые в бреющем полете уносились вдаль от обезьяньей обители.
Я осторожно приблизился к шимпанзе и Раиске Сигизмундовне, чтобы узнать, кто довел дядю Толю до состояния невменяемости.
– Саша, ты же знаешь, у нас с шимпанзе проблема... – начала Раиска.
Насчет проблемы я знал. Больше двух лет назад в зоопарке случилось страшное. Местные шимпанзе, наглядевшись на сомнительные морды, бродящие вокруг их вольера, напрочь отказались плодиться. В принципе, я их понимаю. Мне среди этих морд жить тошно, не то что размножаться. Но меня же за это не сажают в клетку и не заставляют смотреть порнофильмы из жизни насекомых!
А обезьянок, пояснила Раиска, как раз заставили. Светлые зоологические головы (те самые, что сейчас чешут подальше от шкипера) решили, что обезьянки не знают, как ЭТО делать. Типа молодая поросль, не развращенная нравами каменных джунглей. Вот и решили слегка развратить. Ввести в курс, куда чего кому. Мол, если им показать, они тут же бросятся в койку. Привлекли к этому делу местного телеоператора Шлепикова, тот принес жесткую кинушку про порнушку. Сперва из жизни животного мира, затем – чисто человечью. То есть совсем нечистую и бесчеловечную.
Но сексуальная затея с треском лопнула. Шимпанзе интересовались только бананами. Причем даже если те лежали в связке с кокосами, ассоциаций у приматов не возникало.
У них-то не возникало, однако три научные девицы, занимаясь обезьяньими экспериментами, постепенно сами пристрастились к половой кинокультуре, затесавшись в зрительскую толпу шимпанзе. Откуда их сегодня и выдернул отважный шкипер, как мужик репку. Оказалось, эксперимент держался в великой тайне и оказался для Юши неприятным сюрпризом. Дядя Толя хотел как следует отходить ученых дамочек красной шваброй, но Валька не позволила. К тому же на Юшин рык примчался смотритель Анвар Ганиев и сообщил, что шкипера разыскивает какой-то Ермишин.
Дядя Толя сделал мне властный знак, и я поплелся вслед за ним.
– Что за Ермишин? – спросил я.
– Коля Тайга, фамилия у него такая, – пояснил Юша и кивнул на скамью рядом с площадкой, где детишек катали на пони по кругу.
Откинувшись на крутую спинку скамейки, там сидел неброский сухощавый человек в кепке и щурился, подставляя лицо ласковому с утра южному солнцу. Мы подошли поближе, и я так прикинул, что гражданин постарше дяди Толи будет, уже с лишком за семьдесят. У Юши на лице морщин почти не было, несмотря на приличный возраст, а по Тайге жизнь крепко бороздой прошла. Но такое впечатление, словно он из канатов свит. Как определяет шкипер, «такой еще может порвать чужую жопу на восьмиклинку».
– Хорошо у тебя тут, Юша, – с легкой завистью выдохнул Тайга. – Благостно. Детишки, ослики...
– Это пони.
– Оседлать бы такую поню и умотать на ней к едрене фене, – мечтательно протянул Тайга.
– Палыч, мозги мне не парафинь, – раздраженно прервал мечтания смотрящего Юша. – На тебя охоту объявили, а ты тут в одиночку промеж клеток гуляешь.
– Нет, Мельник, твоя зверская зона моими пацанами набита, как сорок бочек арестантами.
Я, честно говоря, заметил неподалеку из знакомых только Васю Битюга. Ну и еще похожих срисовал штуки три. Не по курткам, а по культурным рылам с переломанными носами.
– На кой ты ко мне личняком приплыл? – спросил Юша. – Я же обещал к тебе сам нарисоваться.
– Да у себя я люблю с коньячком, с балычком... А ты у нас – ни капли в рот, ни сантиметра в жопу. Да и не в том понт, – остановил он жестом Юшу, который хотел было возмутиться. – Спать не могу после Ашотовой головы. Что делать, не знаю. Все свояки тоже на ушах. С Торонто у меня вчера базар был. По Нануке. Вот и прикатил к тебе вату покатать, покубатурить. Только без пельменника. Детский сад мне без надобности.
– Санек, сходи к кенгуру Беннета, – отослал меня Юша.
Я растворился с огромным удовольствием, успев кивнуть Битюгу, а заодно подсказал ему, где поблизости сортир.
День прошел у меня беспроблемно. Правда, один раз Ганиев чуть не упек на уборку вольера с дикими кабанами. Удовольствие еще то – в смысле густого запаха и прочих непролазных прелестей. Сволочи, хоть бы на диету этих свиней посадили.
Ближе к половине шестого шкипер отыскал меня в вольере носорога Яши, которого я поливал из шланга. Яшка страшно любит такой душ, ложится на пузо и подставляет спину под крепкую струю. А затем еще чеши его специальными щетками, без этого скандалить начнет. Гликман говорит: сами его разбаловали. Кто ему, к примеру, в Африке будет спину чесать?
Тут мои размышления оборвал шкипер Юша, который возник неожиданно, как Сивка-Бурка. Скоро мы оказались на той же скамье, где Юша до этого беседовал с Колей Тайгой. Она что, намоленная?
– Игры переходят из песочницы на большой ринг, – выдержав паузу, раздумчиво произнес дядя Толя.
Я чуть пломбиром не подавился.
– А вы тут при каких делах? Вы не вор, чего смотрящий до вас дободался?
Шкипер вздохнул:
– Масть так легла. Ты же слышал, мы с Умкой и Тайгой в Харпе на «Сове» вместе кушали... Умка тоже не при делах был, а калган ему отчекрыжили. Может, за то, что с Колей кентовался. Так что и я под раздачу могу попасть.
«И я заодно», – брызнуло у меня в голове.
Юша заметил перемены в моей физиономии:
– Не бздо, пацан, я ж только прикидываю. Как говорится, хрен к носу, муде к бороде. Насчет меня не факт. Басылая кончили, когда он вором стал. Недели две назад по нему вопрос решили. А потом какая-то тварь...
– Что за Басылай? – не понял я.
– Нанука, якут. Басылай Мургун его звали. А погоняло у него прежде было Умка. Нанука – имя уже воровское. Вообще-то правильно – Нанук. Эскимосы так кличут белого медведя – повелителя снегов. Стал Умка Нанукой, да ненадолго. А я не из «стремяг»...
– Не из кого? – опять уточнил я.
– Не из «стремящихся», рогомет ты вислоухий! Не из тех, кто в воры попасть мечтает. Да и биография не воровская, разве что на «воровского мужика» потяну.
– Давно хотел спросить, дядя Толя: вот почему одних воров «крестят», а других «коронуют»? Какие из них главнее?
– Вот оно тебе надо... Это раньше было – «крестят». Но не все же воры православные или вообще христиане. Которые муслики или другой веры, тех, понятно, «короновали». А сейчас вообще все проще. Говорят – по такому-то «стремяге» вопрос решен. Ну, и курсуют за это дело весь шпанский мир. Я и говорю: Умке голову прислали давно, а грохнули, когда он вором стал. А я – не вор, какой с меня спрос.
– Тайга тоже не вор. А голову ему прислали.
– Он приговор толковища исполнил. Людишки его. Хуже всего, что эта опупея приобретает международный оборот.
– Как это? – встревожился я.
– Да вот так это...
И шкипер ввел меня в курс дела. Оказывается, Торонто, с которым разговаривал смотрящий, – это реальный Торонто, то есть канадский город, а не погоняло какого-нибудь уголовника, припавшего на экзотику. Именно туда сдернул после получения отрезанной головы армянского вора Умка. Команда у него была надежная, занялись привычным для якутской мафии делом – контрабандой алмазов и сопутствующей «мелочью». В Торонто его и в воры крестили. Или – «решили вопрос», как Юша выражается.
Больше недели назад Нанука отправился вместе с тремя пацанами на важную встречу.
– Я в ихней географии не силен, знаю только, зоопарк в Торонто шикарный, для зверья – полный Сметанлаг. Сема там пару раз бывал. Не как экспонат, а опыт перенимал! Так вот, поперли якутяне по трассе от Торонто до Буффало, потом повернули на Рочестер, еще куда-то плутанули. Ребята в Торонто получили звонок от Нануки: типа, движок барахлит, возится с ним Мыкита Трехтонка, водила Нануки и заодно механик. Погремуху хохол еще здесь получил: всегда начинал торговаться с заказчиком от трех «тонн» рублеными, не меньше. Потом связь вообще пропала. Решили смотаться на место. Не нашли ни Нануки, ни его пристяжи. Только три трупа обгорелых, один из них безголовый, тачка сожженная и вокруг полицаи.
– А что, Тайге якутскую голову разве доставили в копченом виде? – снова встрял я.
– Ты при Коле не ляпни, – предупредил Юша. – Самого на шашлык пустят. Голову отрезали до того, как жмуров сожгли.
– А почему нашли три трупа? Их же должно быть четыре – якут и еще трое ребят.
– Точно. Выяснилось, что в недочете Мыкита Трехтонка! Сперва решили, что он всех завалил. Но канадские менты по глыбокому секрету сообщили, что стреляли с двух пушек разного калибра. Стало быть, не один Мыкита братву ушатал, а с подельником. Люди, к которым Нанука ехал, просто на уши стали...
– Может, они его и грохнули? – предположил я. – А потом прикинулись нипричемками...
– Хорошее слово – нипричемка, – одобрил шкипер. – Не хуже трихуеблика.
– А это кто такой?
– Да вот ты, к примеру, если не понимаешь, с какими людьми Умка на встречу ехал. Кристально честные, настоящие воры...
Кристально честные воры – это только в России услышишь. Но не суть. Короче, якутскую братию местные мусора сильно потрепали.
– Тунбак говорит: даже конную королевскую полицю натравили. Хорошо, что в ихней провинции Онтарио провинциальные полицаи с конными в контрах. Правда, и они якутню не любят. Но прицепиться не за что. Канада, шо с них взять – клен ты мой опавший, член заледенелый.
– Погодите вы с канадскими буденновцами, – взмолился я. – Объясните, с каким баком вы разговаривали?
– Да это Коля Тайга с Тунбаком базлал, тот теперь после Нануки рулит. Погоняло якута такое, в эскимосских сказках – медведь-людоед.
– У якутов что, своих сказок нет, все у эскимосов таскают?
– Не начинай мне за эти узкоглазые байки мозг выносить! – зарычал шкипер. – Я тебе не Кондрат Чуковский. Дело слушай!
А дело накрученное – хуже некуда. Тремя трупами дело не кончилось. Сыскался и четвертый. Только совсем не Мыкита. Новый мертвяк жил за городом, и якутский вор в день своей безвременной кончины заезжал к нему по дороге, провел несколько часов. Звали будущего жмурика Ван Гог. В воровском мире личность известная, лучший кольщик России. Ну, который наколки набивает. Жил в лютом одиночестве, только с парой подручных. Тунбак сообщил, что по причине своего свежего воровского звания Нанука заказал себе у Ван Гога крутые набои. И заехал их наколоть. Чтобы, значит, перед свояками похлестаться. Но похлестаться не успел.
– А что за наколки? – поинтересовался я.
– Никто не знает. И Ван Гог не расскажет. Его тоже кончили, а дом сожгли на хрен.
– Так значит, три трупа нашли? – уточнил я. – Вы не посчитали двух помощников.
– Да фуль их считать, этих бобиков? – рассердился Юша. – Не сбивай меня! Вот не догоняю: Ваня-то кому помешал? Жил себе человек, ни во что не вязался. Наколки бил исключительно ворам. Те теперь будут рысачить, пока грызло ему не вырвут. Прикинь, какой себе геморрой убивец нажил. А зачем?
– Пусть у канадцев голова болит. Они разберутся.
– Щщас! Дело вскорости закроют – и аб дафюр [ ab dafuer – с этим покончено (нем.). ], говоря по-фашистски. На кой черт им вязаться в разборки русской мафии?
– Какая русская мафия? Это же якуты!
– Для них и эфиопы – русская мафия. Тунбак уже стрелку хохлам забил. А хохлы – Тунбаку. И Мыкита, и Ван Гог – из украинской диаспоры. Ван Гог на самом деле – Иван Семеныч Гоголь-Дымчук. Тайга хотел Серегу Тютюна за кордон отправить, он из Львивщины родом, сканал бы за своего, прокоцал, что к чему. Да от нас до Торонто прямых рейсов нету, а пока Тютюн огородами доберется, поспеет как раз на морковкино заговенье.
– А киллер уже наверняка в Мокропаханске, – мрачно заметил я. – Раз голова по адресу дошла.
– Это да, – кивнул Юша. – Только ему нужно вплотную до Тайги добраться. Ему калган Колин нужен. Я так Коле и сказал. А он мне: ну, ты умеешь утешить. Одно скажу: пацан сильно загрубил. Тайга – не армянский якут. Я так мыслю, нарвались браты на крокодилицу.
– Какие браты, какая крокодилица? – спросил я, совсем поехав крышей.
И выслушал от Юши очередную поучительную историю. Случилось это в Южной Африке, где Лимпопо и гора Фернандо-По, если верить дедушке Чуковскому. В одном из тамошних племен трое братьев страдали от импотенции. Такое вот семейное проклятие. Папашка шпилит жену, как австралийский кролик, а у детей потенция – не выше полшестого. Чего делать? Поперлись к местному колдуну. Тот говорит: есть одно народное средство. Но радикальное. Нужно страстно вдуть по самые помидоры не кому-чему, а крокодилице. На девок у вас не реагирует, а на крокодилицу – будет стоять, как бамбук! Пацаны – в ах..: ты чего, старый? Среди этих тварей еще поди бабский пол сыщи, тем более – отымей. Но шаман черной выдал каждому амулет «муфи»: мол, с ним вас ни одна крокодилья морда не тронет. Ну, раз такое дело, все трое амулетики нацепили – и нырь в речку!
Но че-то у них там не срослось. Может, самца с самкой попутали. А животному обидно. Не до конца, видать, прониклись рептилии пидеральными ценностями. Цинканул сородичам, и от импотентных негритянцев не только бамбуков – вообще ни луя не осталось! Не сработали амулеты ни хрена.
– С другой стороны, даже если и крокодилица, – продолжал рассуждать шкипер. – Опять-таки женщине неприятно. Особенно ежели ее еще никто не распечатал. И на тебе: групповуха, взлом мокрощелки! Одно дело – по любви, а тут – по морде чайником. А поцеловать? Можно же как-то нежно, с подходцем, с комплиментом.
– Вот вы это к чему? – не понял я.
– Да к тому, что кругом Коли такие аллигаторы трутся – лучше их за бейцы не дергать.
Спорить я не стал. Юша в крокодильих делах разбирается.
Вечером Юша снова потащил меня в клуб.
– Человека надо из тебя делать, Сандрик. Мышцу надо подкачать, сала пуда два сбросить.
– Оно мне не мешает, – огрызнулся я. – Мне бы с вами еще рассчитаться за джинсы, рубашку и кроссовки.
– И за носки, – ухмыльнулся шкипер. – Ну, ты корки мочишь... Поехали, сказал. Будем из ботана делать человека.
На «качалке» мне нашли потертые адидасовские штаны и черную майку, инструктором Алихан приставил поджарого кавказца Марата. Даже сквозь его зеленую борцовку выпирали кубики пресса, при широченных плечах талия была узкая, как у осы. Марат взялся за дело так лихо, что через десять минут можно было выносить мое ботаническое тело ногами вперед.
– Отдыхай, – похлопал меня по плечу Марат. – Нормально.
Потом я почувствовал заботливые лапы дяди Толи, которые дотянули меня до второго этажа, в их общий с Князем кабинет.
– За..ли кулаки Павлика Морозова, – посетовал шкипер.
– Это Марат, Битюга приятель, – пояснил Алихан. – Я скажу, чтобы он не особо Шурика гонял. Хороший парнишка, мы с ним уже пару раз потолкались, но весовые категории разные. Хочу инструктором взять, да пока рановато.
– Кавказец?
– Что за намеки? Тут таких кавказцев половина. Аварец. С Васей когда-то на Крестах чалился, срока ждал за косолапого мишку. Битюг говорит, парень в пределах.
– Ну-ну...
Юша задумался и произнес, как бы продолжая прерванный разговор:
– Я уже Тайге сказал, не надо грузинов турсучить. Что-то тут не клеится. Не в грузинских традициях головы резать.
– Какие традиции, Юша? – поморщился Алихан. – У якутов тоже такой традиции не было, пока чекисты не приучили.
– Это конечно, – кивнул шкипер. – Но есть и другая непонятка. Лады, Аршаку голову усекли. Но зачем ее Умке отправлять?
– Умка был лучшим корефаном Тайги.
– И что? Разумнее сразу Тайге калган прислать. С какого боку тут корефаны, однокрытники, подельники? Если по понятиям, правильнее кому-то из воров тусануть, которые на толковище вопрос по грузинам решали. А Умка тогда даже Нанукой не был. Нет, не в грузинах дело.
– А в чем? Че ты мутишь на ровном месте? Все, кто головы получил, повязаны так или иначе.
– Вот! – подхватил шкипер. – Повязаны, но иначе! Возьмем первую башку...
Я представил в своих руках скользкую от крови армянскую башку, и мне стало дурно.
– Аршак был как-то связан с Нанукой?
– В смысле – с Умкой? – уточнил осетин. – Ну ты же знаешь: якуты через армян стекляшки сбывают. Хороший бизнес.
– Вот и прикинь: а ну как аршаковскую тыковку прислали Умке по другому поводу? Кто-то хотел намекнуть, что алмазы должны течь по другому руслу! Не по Беломорканалу, а по Волгодону...
Тут Юша вынул из кармана свой знаменитый портсигар – жестяную копию известной пачки папирос, но только с импортной надписью «BELOMORKANAL».
– Дядя Юша, не кури! – взмолился Алихан. – Убери свой кусок карты. У меня и так башка ватная от твоих раскладов...
– Ты станицу Слащевскую помнишь? – спросил осетина шкипер, недовольно засовывая портсигар обратно.
Станица Слащевская Краснодырского края печально прославилась на всю страну убийством семьи фермера Саакянца – восемь человек, включая двух малолетних детей, один из которых – случайно забежавший за солью сын соседки. Людей долго мучили, резали, на одной только жене фермера насчитали шестьдесят ножевых ударов. Преступление свалили на местную банду Шемельков, четверо из которых еще во время следствия умерли или покончили с собой в СИЗО. Остальных судили особым порядком – без свидетелей и улик, лишь бы признались. Шустро менты отбоярились.
– Но мы-то с тобой, княже, знаем, что никакие Шемельки по делу не катят, – подытожил Юша. – Через Саакянца шел алмазный поток, и ваши горные абреки попытались в эту тему вклиниться. А когда по-мирному не вышло...
– Почему они – мои?! – возмутился Алихан. – Я к этим выродкам отношения не имею!
– Но традиция кавказская – ножичком потыкать. Вам же что ебсти, что резать: лишь кровь текла. Русский Ваня привык вилами, дубиной или пошлым дробовиком. Однако менты решили: чем землю рыть, легче подгрести местных уродов. За ними все равно столько всякого висит, что лишний хрен в жопе не помеха. А вот ниточка саакяновская оборвалась... И подхватил ее кто? Аршак. Вслух об этом не трепались, но знали все. Или ты не в курсе?
Алихан промолчал.
– Что, если тот же лихой народец Аршака убрал, чтобы Умку припугнуть? – продолжил шкипер. – Якут встал в стойку – они с армянами не один год работали, а тут какая-то изморозь... А после воровского звания и вовсе мог послать джигитов за Батайский семафор и бакинскую вышку, в родимые сакли баранов трахать. Пришлось и его завалить. А стрелки перевели на благородную грузинскую месть Коле Тайге. Пошел, по ходу, Коля паровозом за всю мазуту.
– Это всё слова, – отмахнулся Алихан. – Вот прикатит завтра Тумбак, тогда и проясним. А главное – как ко всему этому лепится убийство Ван Гога?
Тут у Юши ответа не нашлось. И мы втроем снова отправились на «качалку», чтобы отвлечься от скорбных мыслей.
Марат уже был без борцовки. Мышцы перекатывались под его кожей, как котята в мешке, когда их топить несут. Только что не мяукали. А еще слева и справа на Маратовой груди сияли две «воровские звезды». Я о них уже кой-чего знал, даже у нескольких пареньков в спортзале видел. Чаще всего такие «звезды» – обычная морская «роза ветров», восьмиугольник. Их и матросы себе набивают. У моего родного дядьки такая же на плече. Но прежде, как говорит Юша, в уголовном мире «звезды» мог накалывать только «коронованный» вор, с других за такую «любовь к искусству» больно спрашивали. Могли и на заточку посадить. А сейчас их себе колет кто ни попадя. Таких «розочек» вокруг, как у дурня махорки. Конкретно у Юши «звезд» нет, у него под ключицами набиты две птицы орлиного племени.
Я как-то Юшу спросил:
– А вот чего бы просто не наколоть – «ВОР»? Вряд ли кто решится повторить.
– Да бьют, Шурик, бьют! Так и колют – «В.О.Р.», только насильно.
– Почему насильно?
– Потому что оно значит: «Вафлер, открой рот!» – И Юша загоготал.
Но звезды у Марата выделялись среди всех. Наколка была цветная, только никакие не «розы ветров». В центре каждой звезды щерилась профилем морда странного зверя. Вместо лучей тянулись следы окровавленных когтей, а вокруг – как бы мелкие брызги крови.
Юша уважительно кивнул:
– Знатный кольщик работал. Набой дашь?
– Поздно, – печально сказал Марат. – Сгубила пацана «беляшка». Я сам хотел побольше картинок набить, но не судьба.
– Жаль. А че за зверюга?
– Да шут его знает. Больше на медведя смахивает, но вроде и волчье что-то. Может, помесь. Уже не спросишь.
– Ну ты загнул, – усмехнулся Юша. – Какая может быть помесь промеж волчарой и мишкой? Глюк твоего кореша накрыл, вот он и начудил. Но все равно красиво.
– Может быть, – согласился Марат.
С тем и разошлись по тренажерам.
С утра мокропаханский зоопарк принимал пополнение от таможни – зеленых мартышек (я не имею в виду формовых сотрудников, у тех другая порода). В отличие от зеленых медведей, в природе такие обезьяны встречаются часто. Особенно в Эфиопии, откуда и прибыли контрабандой.
– Встречаем, как Европа мигрантов – с корабля в концлагерь, – пробурчал Юша. – Сейчас поперло самое время для разных макак.
– Почему сейчас? – спросил я.
– Сезон начинается. Сочи, Анапа, Геленджик и далее по побережью. Фотки с обезьянками – самый прибыльный бизнес. Обдолбал животину успокоительным – и фоткай в обнимку с ней разных дуралеев. За неделю бизнес окупишь. Как с биофака нагонят тебя поганой метлой, полезным делом займешься.
Мартышек быстро сплавили в карантин, а следом прибыли птенцы кавказского тетерева. Птица – на вес золота, редкая. Наш зоопарк теперь единственный в мире, где она есть в коллекции. Директор Гликман полыхал от удовольствия и все жал руку какому-то горбоносому с ястребиным взором.
– Вот этот тип доставил их поездом из Северной Осетии, – пояснил шкипер. –. Теперь я с чистой душой могу называть Алихана горным тетеревом.
Потом я потопал в свое любимое место – на кухню отдела приматов: за едой для мартышек, но уже не зеленых, а краснохвостых. Кухня – мечта поэта и пьяный бред импрессиониста: разноцветные подносы и миски со всякой зеленью, фруктами и овощами. Стручковой фасоли и фенхеля не оказалось, и я понял, что с самцом Бароном будет скандал, который обычно сопровождается отборным обезьяньим матом.
После мартышек меня перехватил орангутан – дядя Толя.
– Тумбак прибыл, – сообщил он мне, как будто я ждал этой новости, как Ромео брачной ночи с Джульеттой. – Надо вечером слетать.
– Я не поеду, – категорически вздыбился я.
– Кто бы тебя приглашал... Да и вообще, дело близится к распупке.
– К какой распупке? – растерялся я.
– Когда пупок развязывается. Осталось детали прояснить.
– Неужели все раскрутили? Так быстро?
– И в основном я, – с присущей ему скромностью заявил шкипер. – Ты не представляешь, Сандрик, какими идиотами бывают вполне серьезные люди. Вот говорят: жадность фраера губит. Если бы только жадность... А наглость? Да, нет наглее колымского пидора. А с виду – продуманный поцик.
Я слушал, разинув рот, и не понимал ни единого слова.
– Это вы про что, дядя Толя?
– Это я за то, шо не надо со мной играть в художественную гимнастику. В гимне утопнешь. – Тут Анатолий Ефимович заметил мою физиономию, поплывшую от переизбытка напряжения: – Да ты, киндер, все равно поляну не сечешь.
– Вы бы как-то не сразу. Дозированно...
– Памроки ботанические напряги. Слишком много трупаков по бездорожью. Так в жизни редко бывает. Торопится народец. А когда торопятся, блудить начинают. Эти чубаны непременно должны тему закрыть, чтобы и сами в стороне остались, и грузинье подставили. Значит, следующая голова Колина – типа для финала. Тут уж все воры, которые когда-то Тавро, Омарчика и всю их братию приговорили, станут грузин рвать. Иначе вроде как каждый, кто принимал участие в правилке, может стать очередным всадником без головы. Но исполнителю нужно подобраться к Тайге вплотняк, стать своим в доску. Как Мыкита Трехтонка для якута. Но Мыкита – пешка. Не он башку Нануке резал, это точно. Тут сноровка нужна. Он только на якута нужного человека вывел и маленько помог. Но к якуту они долго подбирались. Там народ суровый и подозрительный. А вот на Колю у абреков совсем мало времени остается...
– С чего вдруг такая торопливость?
– Промахнулись они по-первой. Не думали, что Умка так быстро на Аршака выйдет после смерти Саакянца и снова связи с армянами наладит. Пришлось убирать не покупателя, а продавца.
– Но глупо гасить продавца, если нет на замену своего парня. Придет очередной узкоглазик, опять с армянами будет в десны коцаться. Значит, нужно подходящего подготовить, а это слету фиг получится.
– Своего парня на замену? После Нануки остался Тунбак...
– Хорошо соображаешь, – похвалил Юша.
– Выходит, Тунбак...
– Не суетись под клиентом. За каждое слово отвечать надо. Скоро все узнаем. Как говорится, гости съезжались на дачу. Исполнителя мы уже видели, людоед прискакал... Два кислых друга – х.. да уксус. Теперь надо остальных выскрести. Так что сегодня, Санек, ты немножко свободный. Как Гриша Котовский в Кишиневском замке.
– Вы сказали, мы исполнителя видели. Я что, тоже видел?
Дядя Толя вздохнул:
– Шурик, есть люди, которые смотрят, а есть, которые видят. Шлепай без горя, инфузорий в мелкоскоп разглядывай. Свободен на сегодня.
В другое время после таких слов я почувствовал бы облегчение. Но в этот раз как будто увлекательное кино прервали на самом интересном месте. Однако с Юшей спорить – себе дороже. И я потопал к инфузориям.
На самом деле потопал я вовсе не к инфузориям, а к Ленке. Хотя вы же не знаете, кто такая Ленка...
Придется начать издалека. Как только я стал общаться с Юшей, жизнь моя изменилась. Сперва не особо – по мелочи. Выражения подхватывал, словечки, потом жесты, манеру держаться. Не нарочно, само по себе получалось. Сначала бегал за Юшей хвостиком, через время научился сам понемногу откусываться, огрызаться, парой слов ставить народ на место. Однажды даже – директора Гликмана. Правда, Семен Исаевич, сука, сразу побежал жаловаться шкиперу, и я получил положняковый подзатыльник.
Я стал иначе одеваться (Юша помог), коротко стричься, уверенность появилась. Раньше во дворе меня считали за амебу, каждый мог приколоться, послать подальше. А сейчас... Началось с того, что я опустил ниже плинтуса местного заводилу Чапу.
– Эй, голубь, лети сюда! – окликнул меня Чапа, окруженный стаей таких же ушлепков.
– А ты видать, орел, – подойдя, чуть срывающимся голосом буркнул я.
– Оборзел, фофан?! Рядом с тобой уж конечно орел!
– Только который не летает, а хер глотает, – выпалил я неожиданно – даже для самого себя.
Пацаны сперва охренели от такой наглости, а потом грохнули в голос. Чапа схватил меня за грудки. Он здоровее, на товарной станции подрабатывает. Эти уроды уверены, что против таких захватов «студентам» делать нечего. Но я уже не тот «студент». Одновременно удары по сгибам рук и сразу же обратной стороной кулаков – по глазам. Детина воет и отпускает захват, а ты хватаешь зверское ухо и резко дергаешь вниз. Говорят, можно даже оторвать. Все произошло так быстро, что гопота даже не вякнула. Шкиперская школа. И я спокойно отправился домой. В другой раз пришлось продемонстрировать клоунам нож-выкидуху и звериный оскал. На год-другой уважуха обеспечена.
И с Ленкой как-то само собой вышло. Мы учимся в одной группе, но раньше я на такую красотку даже глянуть боялся. А тут в центре города случайно встретил, кучу ярких пакетов еле тянет.
– Давай помогу, – говорю.
– Нет, спасибо, молодой человек... Масолов, ты, что ли?! Ничего себе. Да тебя не узнать. Нет, правда ты?!
– Да правда, правда, – говорю и пакеты тем временем отбираю. Вот не поверите: раньше в жизни бы не решился! Стоял бы за углом, бледнел, краснел и только представлял: хорошо бы к ней так круто подкатить...
А тут – без проблем. До дому довел, элегантно в квартиру вперся, с мамой познакомился, и потом мы втроем пару часов чаи гоняли, а я своих дам смешил кучей историй из жизни зоопарка. Хохотали они безумно. С тех пор с Ленкой и встречаюсь. Что удивительно – держится она за меня обеими руками, мама ее вообще во мне души не чает. А моя – в Ленке.
И понял я, что все это – от общения с Юшей. Но почему же у него с Амалией роман не склеился? Ленка говорит: гордость и предубеждение. Роман такой есть. Вроде Юша стесняется разницы в социальном происхождении. А очень даже может быть.
Но не в том суть. Я вдруг понял, что без Юши мне уже никуда. Если раньше только и мечтал, как отделаться от него и его приключений, то теперь без шкипера тоскливо и даже сиротливо. Тянет к нему – хоть убей. И жутко, и весело.
Я к чему это? Вот уже третий день шкипер держит дистанцию. Вечно у него масса всяких работ и заморочек. Отшивает культурно, ничего не скажу. Но явно что-то не то. И на «качалку» с собой не берет. Я бы и сам пошел, но это совсем ни в какие ворота: все-таки занимаюсь на халяву, к тому же неясно: вдруг и у Алихана, и у других ко мне какие-то вопросы. Неужели я где-то серьезно косякнул?
Короче, не выдержал я и решил разобраться со всем разом прямо в Юшиной берлоге – кабинете «хитрого домика» администрации, где шкипер оборудовал свою рубку.
Я вломился с уже заготовленной пламенной речью. Но все вышло не совсем так, как планировалось. Когда дверь с грохотом распахнулась, дядя Толя примеривал к стене картину рядом с портретами Сервантеса и Чиполлино. От грозного стука двери шкипер вздрогнул и уронил портрет. А тот был застеклен. Сами понимаете: треск, звон и немного изящного мата...
– Ты охренел, хвосторылый?! – набросился на меня Анатолий Ефимович. – Тебя кто сюда звал? Стучать надо, чувырло клювоносое!
Весь поток повторить не возьмусь, помню только, из выпученных Юшиных глаз в меня летели молнии, отчего лицо мое наверняка обуглилось. Да, я попал в неудачный момент. Ефимыч как раз хотел добавить к героической галерее мучеников портрет погибшего якута Нануки. Я уже знал, что Сервантес украшает кабинет потому, что пытался сбежать с галер, Чиполлино сдернул из тюрьмы принца Лимона. Неужели и Нанука когда-то сделал лыжи из какого-то лагеря? Или он здесь чисто из братских чувств?
– Мети, мети, ботаник, – сурово оборвал мой вопрос мрачный шкипер, прижимая к своей необъятной медвежьей груди фото молодого якута в национальном одеянии, пока я убирал осколки стекла.
– Ну все-таки... – мне почему-то очень хотелось прояснить эту сову.
– Не знаю за другое, а вот из «Полярной Совы» он точно сделал ноги, – задумчиво произнес дядя Толя.
– Из Харпа? Вы же сами говорили, что оттуда не было побегов!
– Ну, один таки был. Но из троих бегунцов выжил только Умка. Врачи с того света вытащили.
– Поймали, значит?
– Куда бы он делся. Я же говорил: оттуда один побег – на кладбище. Умка тогда молодой был, на кровь якутскую понадеялся. Слава богу, только пальцы на ногах отморозил. Парочку ампутировали.
– А вы сами бегали?
– С какой целью интересуешься? Сделать ноги можно из любой зоны. Хоть из «Черного Дельфина» – глухой бессрочки. К примеру, удумали в Совдепии самую страшную крытку, «Белый Лебедь». «Я пишу тебе, мама, из глубин Соликама»... Соликамская зона в краю Усольских лагерей. Там авторитетов и воров ломали. Многие спели свою лебединую песню. Ходят слухи, сам Вася Бриллиант с жизнью покончил, когда его хотели бросить в камеру к пидорам. Вот уж думали, оттуда ни один сиделец не сдернет. Таких псов конвойных набрали...
– И что?
– Да купили ментов, когда горбачевская перестройка превратила «начальничков» в нищебродов. По полгода им зарплаты не платили. А у воров – минута в минуту. Дороги на волю провели, и хавчик был, и чифир, и наркота. Да только два мудака всю малину пересрали. Где-то в начале девяностых. Один тупорылый бродяга купил у местного полкана пистолет с гранатой и штурмом взял БУР (ну, помещение камерного типа), где его подельник парился. На «Белом Лебеде» – и такой форшмак! Короче, захватили эти дурни в заложники начальника ПКТ, какого-то майора, и устроили войнушку. По ходу, пристрелили прокурора, сам этот трижды чапаевец, шо кипиш замутил, схлопотал пулю в лоб, майора ранили... Потом, понятно, и второго зэка расшлепали. Так что, Санек, бежать не проблема, проблема – убежать.
Я понял, что шкипер созрел для разговора.
– Дядь Толь, а че я такого сделал, что вы меня в упор не видите?
Шкипер воздохнул тяжело:
– Тормозить пора, Сандрик. Видишь, как все повертается... Одно дело – страусиха, другое – арбузы с плеч. Привязался я к тебе, базара нет. Да только дальше тащить по своей дорожке не хочу. Шпанские дела – не для тебя. С каждым годом мне терять друзей все тяжелее. Тем более – Шуриков. Умкина погибель сильно по мне долбанула.
– Дядя Толя, да не собираюсь я в ваши блатные дела соваться. Но неужели все вот так? Как вы говорите: «Конец любви – детей об стенку».
– Поглядим, – задумчиво протянул шкипер. – Вот распутаем клубок с абреками, может, все и устаканится. Знаешь старую жиганскую:
Мы скребали все на свете, кроме шила и гвоздя:
Шило острое, кривое, а гвоздя скр нельзя...
– А когда оно все закончится? – осторожно спросил я, боясь нарваться на шкиперское «С какой целью интересуешься?».
– Сегодня и закончится, – твердо обещал Юша.
– Вы мне расскажете?
– А оно тебе надо?
По большому счету оно мне не надо. Но я сказал упрямо:
– Надо.
И шкипер Юша, внимательно поглядев на меня, молча кивнул.
Следующего дня я ждал с нетерпением. Но Юши в зоопарке не было почти до полудня, что само по себе дело немыслимое. А когда он появился, то долго меня вымораживал и под любыми предлогами уклонялся от встречи, ударно бросившись руководить строительством террариума. И тогда я набрался наглости и швырнул в Юшу камешек. Чтобы привлечь. Ну, как говорят в шпанском мире: «Маяк прежний – кирпич в окно». Юша даже не заметил. Пришлось взять натуральный кусок кирпича. Кто же знал, что в этот раз попаду? Да я и не целился...
Но разве носорогу объяснишь? Я всю дорогу на бегу пытался, пока не уперся в дверь шкиперского кабинета.
– Ты что творишь, сукин сын?! – заорал Юша, схватив меня за шиворот.
Я бы точно огреб по полной, если бы не замдиректора Лисовская, которая высунулась из своей двери с капюшоновым крысом и одобрительно закивала, узрев мое тело в медвежьих объятиях. Даже крыс пфукнул.
Полет в шкиперскую рубку описывать не буду, но приземлился я больно. Брюквенный цвет Юшиного лица постепенно начал бледнеть.
– Если ты, придурок, решил, что передо мной можно раскидывать пальцы веером, всю остальную жизнь тебя будут кормить через клизму, – пообещал дядя Толя. – А о смотрящем вообще не узнаешь ни хрена.
Это был удар ниже пояса.
– И на неделю – чистить стойло вьетнамских вислобрюхих свиней! – зло добавил Ефимыч.
– Ну, не смогли дело распутать, че на мне отрываться? – хмуро огрызнулся я и еле увернулся от прилетевшего тома «Жизни животных». – Что, Алихан шустрее оказался?
– Ктооо?! Тетерев долбоносый? Тут мозги нужны, а не накачанная шея.
– Велика задача. Когда Марат прокололся, тут и крыс капюшоновый все бы вынюхал.
Про Марата ничего я, конечно, не знал. Просто уже давно научился угадывать в повадках Юши что-то такое, чего другие не замечают. Так и с Маратом – когда Юша увидел его наколки, я почуял, как у шкипера все напряглось, словно он подцепил на крючок рыбину и аккуратно ведет ее, чтобы не сорвалась.
– Как ты про Марата догадался? – Юша был настолько ошарашен, что забыл о моем кирпиче. – Ну не мог ты дотумкать! Никто не смог, а тут – какой-то фуцан, дико воспитанный...
– Да чего там. Марат появился прямо в зале, где занимается братва смотрящего, сразу после того, как Тайга голову Аршака получил.
– И что? В то же время там нарисовались еще три-четыре мутных парнишки. А Марата Вася Битюг привел, он его по «Крестам» знал. Марик проходил по делу о взломе сейфа, но выкрутился за недостатком улик. Потом улики появились, зато аварец потерялся. Короче, не ходи юзом, колись до самой сраки.
– Да чего мне колоться? Я студент, а не сыщик.
– Не доставай, студент.
И я рассказал, что уловил реакцию Юши на Маратовы наколки. Шкипер сильно удивился.
– Может, ты еще и в курсах, чем они мне так глянулись? – спросил он.
– Наверно, слишком необычные, – предположил я.
– Каждый дрочит, как он хочет. Чего только не выдумывают. Колют что попало. Как тот Герасим: на всю х..ю согласен.
– Еще со зверями чего-то не то. Вы на эту тему глубоко упали.
– Уже теплее, – одобрил Юша. – Радуешь, пацанчик. Только сперва-то я не на сами морды свой глаз положил...
И дядю Толю понесло. Оказалось, шкипера привлекла маленькая деталь, которую знали немногие – в основном воры и крупные авторитеты. Касалась она Ивана Семеныча Гоголя-Дымчука, известного в «благородном преступном мире» как Ван Гог. Сперва кольщика приятели даже в шутку называли Ван Гоголь. Но однажды одному из крупных «авторитетов» не понравилось, как Ван Гоголь исполнил заказ. Слово за слово, хреном по столу – «авторитет» чиркнул с размаху опасной бритвой по уху хохла. Тот сумел вовремя отклониться, бритва чиркнула по верхнему краю уха и срезала небольшой кусок. Можно было вовремя обратиться в больницу, но Иван Семеныч отказался наотрез. Напротив, стал гордиться ушастым сходством с голландским художником. «Авторитета», правда, зарезали за беспредел, но это по ходу дела. А Ван Гог с тех пор на татуировках с изображением живых существ всегда оставлял своеобразную подпись: у каждого персонажа отсутствовал небольшой верхний кусочек уха.
– У этих зверюг на звездах Марата было то же самое, – завершил шкипер.
– И что? Может, он тоже у Ван Гога наколку сделал.
– Рылом не вышел. Невелик шишкарь. Ваня только избранным татуировки набивал. Попасть к нему за честь считалось. И даже если по-твоему: почему же Маратик не сказал, что звезды набил хохол? Придумал обдолбанного парнишку, который кони шаркнул... Элементарно прокололся. Кстати, в центре «звезд» – вполне реальный зверь. Хотя и редкий. Гибрид белого медведя и гризли. Ван Гог даже коричневатый оттенок меха передал. Знал, кого на звезды колет... Великий был мастер.
Однако мне все равно многое было непонятно. Нанука набил себе «звезды» у Ван Гога по пути к «кристально честным» ворам. Но кому пришло в голову убивать Ван Гога? А затем еще и колоть себе где-то точно такие же? Во-первых, стопроцентная улика, во-вторых, стопроцентная дурь!
Эта загадка и Юшу интересовала. После того как Марат свои звезды «засветил», шкипер метнулся к Тайге и все выложил. Коля хотел сходу порвать «зверька» – дядя Толя удержал. Решили его «выгулять». А ну как выведет на кого-то из своих заказчиков? Тем более были у смотрящего когда-то «терки» с местными кавказцами. Не с аварцами, но один шут – абреки.
А пока Марата на поводке водили, тут и Тунбак подоспел.
– С какого перепою Тунбак в Мокропаханск припорхал? – спросил меня дядя Толя. – Если собирался с армянами дела продолжать, так смысла не было. Все уже накатано. Выходит, что других партнеров ищет?
– А как же армяне на это бы среагировали?
– Понятно, что не бурными овациями. Но отмаз есть: мы с вами после Саакянца продолжили работать через Аршака, а вы и Аршака не уберегли, и Нануку фактически подставили. Так что, браты, не в огорчение... Понятно, что от такого куша без грызни никто не откажется. Ну, значит, крепкой поддержкой Тунбак заручился. Но это все версии. А сам якут такого фазана пустил – я сперва думал, что он над нами измывается...
Как поведал шкипер, якут в результате «стрелки» с хохлами якобы узнал, что Мыкита Трехтонка оставил у себя дома, в Стране кленового листа, письменное признание, где взял убийство Нануки и телохранителей на себя. Типа у него с якутом какие-то личные разборки были, а тут еще и грузины своим баблом простого механика «сбили с верного путя». А приятель Мыкиты уточнил, дескать, тот умотал на юг Украины, в зону АТО. Хотят узкоглазые, пусть попробуют достать. Вот, мол, Тунбак с несколькими своими ребятами прикатил именно для этого. Мокрый Паханск ведь недалеко от Донецка и Луганщины, а его пацаны и не таких тюленей на льду забивали. Ну и Коле помочь калган сберечь.
– А что тут такого? – спросил я. – Может, так оно и есть. Сами же говорили: бывают обстоятельства...
– Ну, во-первых, как только этот мишка-людоед заикнулся о грузинах, мне стало все понятно. Перестарались ребята. Оно и без грузин сомнительно, а тут вообще – полна пазуха фуфла. Я-то уж понимал, что грузины не при делах. Но для чего-то ведь эта история придумана. Не станет Тунбак переться за тридевять земель киселя хл.
По Юше, все складывалось «в елочку». Под соусом погони за клятым хохлом-кровопивцем (останки которого наверняка уже мирно гниют в далекой Канадчине) якут прибыл в Мокропаханск, чтобы встретиться с новыми партнерами, не вызывая подозрений у прежних, армянских. Кроме того, именно это давало возможность подобраться к Коле Тайге в упор, не вызывая ни малейших подозрений. Собратья Нануки, тем более его правая рука – в доску свои, тоже пострадали, кто же на них подумает? Одним махом всех побивахом.
– Погодите! – вклинился я. – А как же смерть Ван Гога со всем этим вяжется?!
– По Тунбаку выходило, что никак. Случайное совпадение. Ты пойми, Сандрик: вангоговской наколки на грудях Нануки никто не видал. Если кто и видал (толстолобики его, Мыкита, сам дядько Ваня с подручными), то уже ничего не расскажет. Кабы не Маратовы звезды, мы бы этих уродов так шибко за жабры не взяли. Так с каких хренов этот зверек наколдовал себе такой головняк?! Марат – профессионал. У него ни одной оcечки не было. Это мы уже потом выяснили, когда со всей… с ним побазарили...
– С особой нежностью, – догадался я.
– Не будем о грустном. Будем о веселом. Все бы у этого чурбана шло по жизни ровно, если бы он суеверным не был. Видать, этого казбека в детстве с Эльбруса уронили. Хотя в каждой избушке свои погремушки. В хате, к примеру, считается плохой приметой чифирбак мыть. Потому он всегда черный, как у негра жопа. А у Марата другой фентиль. У каждого убиенного он брал всякую мелочь на память. И потом что-нибудь из зашушаренных безделушек прихватывал на дело – для удачи. К примеру, у Аршака зарики цепанул. Ну это я понимаю. Таких зар по стране – что мусора. А вот звезды с голарами...
– С кем?
– С голарами. Гибрид гризли с белым медведем. Тут аварец мальца берега попутал. Помнишь, я тебе втирал за колымского пидора, которого наглее нету? Оказалось, есть.
Впрочем, как сообщил Юша, якутов Макар с Мыкитой грамотно убрали. Трехтонка тачку тормознул в нужном месте и стал внутри ковыряться. А тут джигит на грузовичке с сеном подъехал, типа местный фермер. Народ на него переключился, а Мыкита всех троих уложил. Потом Марик добил для верности, голову резать принялся, увидал наколочку. Хохол пояснил, что да как. И повелся казбек, как индеец на бусинки. Тем более уже решил с киллерством заканчивать, чеченцы к себе в дело звали. Наколки на мертвеце он сфотографировал, трупы сожгли. Мыкита сдернул (недалече у хохла развалюха стояла на приколе). Позже к людоеду пошел за расплатой – и сгинул на веки вечные. А Марат направил грузовичок в сторону усадьбы Ван Гога, чтобы от Нанукиных татуировок и намека не осталось. Потом себе эти «звезды» набил по фоткам, но уже в Штатах. Самый крутой трофей у него вышел в память о якуте. На вечную память.
– Канада, Штаты, Парижы, – завистливо вздохнул Юша. – Живут же люди. Вернее, жили.
– А что с чеченцами?
На чеченцев люди смотрящего вышли быстро – через Марата. Звали их Амир-би и Руслан-би. Когда их повязали, Костя полюбопытствовал:
– Вы что, пидоры? Бисексуалы?
Оказалось, чеченский «би» – совсем не тот «би», который «би». Это типа указания на высокородность. Типа «бей», «бай» и прочая ерунда.
– Вот, мля, тетерева горные, – вставил Юша. – Они до сих пор уверены, что земля – это хачапури, вокруг которого вертится блин горелый.
Короче, эти беи-баи сдали всех, кого знали. Тунбак сам к ним на встречу явился, где и узрел светлоликого Колю Тайгу с его не менее душевными приятелями. Что было дальше, развивать не будем.
Добавлю только, что Коля курсанул центровых воров. В Москве уже началась такая мясня, что «чехи» попросили замирения. В Паханске тоже пошли движения, но наш город – ворота Кавказа, здесь Тайга умеет время от времени ситуацию разруливать. Понятно, кое-кого пришлось «кончить» для порядка, но так, по мелочи.
– И что теперь? – спросил я.
– А что теперь? Потопали козочек кормить...
