Roman Abramov, Ivan Gruzdev, Evgeny Terentiev. Alarm and Enthusiasm in Discourses on the Academic World: International and Russian Contexts

 

Роман Абрамов (НИУ ВШЭ; доцент кафед­ры анализа социальных институтов департамента социологии факультета социальных наук; кандидат социологических наук), rabramov@hse.ru.

Иван Груздев (НИУ ВШЭ; директор Центра внутреннего мониторинга; аспирант факультета социальных наук), igruzdev@hse.ru.

Евгений Терентьев (НИУ ВШЭ; ведущий аналитик Центра внутреннего мониторинга; аспирант факультета социальных наук), eterentev@hse.ru.

УДК: 378.4+37.07

Аннотация

Авторы статьи анализируют публичные дискуссии о высшей школе и академическом мире в современной России, рассматривая соотношение идеологических позиций нового менеджериализ­ма и академического профессионализма. На основании анализа зарубежных и российских иссле­­дований выделяются ключевые элементы двух идеологий, а также реконструируются ис­тори­чес­кие рамки антагонизма между ними в международном контексте. На материале эмпирическо­го исследования авторы выявляют специфические черты современного российского дискурса, связанные с выстраиванием оппозиций между прошлым и будущим, локальным и глобальным, а также артикуляцией взаимного не­доверия между менеджерами и академиками. В заключение обсуждаются возможности нахождения компромис­са между двумя идеологиями через преодоление лежащих в их основе оппозиций.

Ключевые слова: академический профессионализм, новый менеджериализм, академическая автономия, академический капитализм

 

Roman Abramov (HSE; associate professor, Analysi­s of Social Institutions Department, School of Sociology, Faculty of Social Sciences; PhD), rabramov@hse.ru.

Ivan Gruzdev (HSE; director, Centre for Institutional Research; doctoral student; Faculty of Socia­l Scien­ces), igruzdev@hse.ru.

Evgeny Terentiev (HSE; leading analyst, Centre for Institutional Research; doctoral student; Faculty of Social Sciences), eterentev@hse.ru.

UDC: 378.4+37.07

Abstract

The authors analyze public discussions of higher education and the academic world in contemporary Russia, examining the confrontation between the ideological positions of the new managerialism and academic professionalism. Using analyses by foreign and Russian researchers, the authors highlight key features of these ideologies and reconstruct the historical framework of the antagonism between them (in an international context). They also reveal three peculiarities observed in the rece­nt managers vs. professionals debate in Russia: the oppositions of past and future, local and global, and also reciprocal mistrust. In conclusion, they discuss possible ways out of this discursive confrontation.

Key words: academic professionalism, new manageria­lism, academic autonomy, academic capitalism

 

*

 

Введение

В последнее время значительная часть публичной дискуссии о профессиональной жизни университетских преподавателей и высшей школе узурпирована дискурсами, которые принимают антагонистический характер. С одной стороны, это алармистские сентенции, предрекающие скорую, а в некоторых случаях уже наступившую смерть академической профессии и университета. С другой — активистские высказывания реформистского толка, побуждающие к радикальным переменам в академической сфере в соответствии с требованиями повышения эффективности и риторикой о необходимости реагирования на глобальные вызовы. Как правило, сигналы тревоги исходят от ака­демического сообщества, а предложения по переустройству существующей системы — от управленцев в высшем образовании и государственных структурах, хотя многие из них и сами вышли из научной и вузовской среды.

Для тех, кто следит за происходящим в российском высшем образовании, семантическое расслоение дискуссии о характере и последствиях реформ не является неожиданным. Начиная с 2005 года государство инициировало ряд программ целевой поддержки ведущих вузов страны: инновационная образовательная программа, конкурс национальных исследовательских университетов, программа международной конкурентоспособности «5-100». Вместе с дополнительным финансированием вузы, которые в первые постсоветские годы во многом опирались на собственные силы и имели значительный уровень хозяйственной свободы, столкнулись с ситуацией, когда требовалось жестко выполнять установки Министерства образования и науки, предполагающие в том числе и трансформацию системы управления академической работой. Таким образом, в ряде ведущих университетов были запущены процессы, которые уже реализовывались в большинстве институций высшего образования США и Европы. Одним из центральных изменений такого рода стала инсталляция пакета менеджериальных практик управления, оценки результатов и принятия решений. Стартовал процесс, который за рубежом получил название нового менеджериализма [Deem 1998]. Как и несколько десятилетий назад за рубежом, в российском высшем образовании появилось немало критиков этих реформ, в основном из числа преподавательского состава.

Несмотря на то что дискуссия об изменениях в науке и высшем образо­вании в России продолжает логическое развитие международного дискурса, удивительным выглядит продолжающееся распараллеливание двух основ­ных дискурсов. На наш взгляд, отсутствуют попытки нахождения общих оснований для диалога между двумя лагерями, хотя на практике они сосуществуют и взаимодействуют, поскольку находятся в одном институциональном поле. Таки­м образом, дискурсивные различия оказываются сильнее и устойчивее, чем противостояние «на практике». В этой связи нам представляется особен­но важным обращение к дискурсивному измерению противостояния ме­нед­же­риализма и академического профессионализма. Здесь мы следуем этой перспек­тиве и представляем, во-первых, обзор краткой истории борьбы двух идеологий и, во-вторых, попытку выявить особенности ее артикуляции в отечественной дискуссии[1].

 

Война миров: Краткая история противостояния академического и менеджериального дискурсов

Говоря о новом менеджериализме и академическом профессионализме, исследователи часто апеллируют к определенному набору практик или техник управления, контроля и организации университетской жизни. При этом за рамками рассмотрения остаются идеологические компоненты этих явлений, связанные с (вос)производством систем ценностей, убеждений и способов репрезентации. Здесь мы обращаемся к альтернативному подходу и фокусируем­ся на анализе дискурсивного измерения, концептуализируя новый менеджери­ализм и академический профессионализм как идеологические конфигурации, используемые для критики и оправдания различных взглядов на принципы функционирования высшей школы и на их реализацию на практике.

Анализ идеологического содержания рассматриваемых концептов представлен в работах ряда зарубежных и российских исследователей [Henkel 1997; 2005; Deem 1998; 2001; Trowler 1998; 2001; Павлюткин 2004; Deem, Brehony 2005; Абрамов 2007; 2011б; Kolsaker 2008; Чириков 2010]. Так, П. Траулер определяет менеджериализм в высшем образовании как «идеологическую сущность» и отмечает, что его корни следует искать в политическом дискурсе новых правых [Trowler 1998; 2001]. Он выделяет ключевые элементы этого дискурса, связанные с навязыванием «рыночной» логики, предполагающей восприятие образования как услуги, ориентацию на покупателя (студента), а не производителя (преподавателя), атомистическое и механистическое понимание знания и обучения. Характерной чертой этого дискурса он также называет использование экономических терминов и категорий — продукт, рынок, клиент и др.

Британский социолог Р. Дим также определяет дискурс нового менеджериализма как «способ осмысления и категоризации попыток навязывания управленческих техник, характерных для среднего и крупного коммерческого бизнеса, некоммерческим государственным и общественным организациям» [Deem 1998: 49]. Говоря о новом менеджериализме как идеологии, она обращается к марксистской традиции рассмотрения этого понятия и отмечает, что такая идеология выражает интересы университетских менеджеров и является риторическим средством оправдания их действий. Кроме того, в совместной статье с К. Брехони она выделяет некоторые характерные черты лингвистической реализации этого дискурса, связанные с генерализацией бизнес-языка и использованием терминов из лексикона учебников по МВА, таких, как «лучшие практики» и «реинжиниринг бизнес-процессов» [Deem, Brehony 2005]. В качестве важнейшего последствия распространения менеджериальной идеологии рассматривается формирование новых идентичностей участников образовательного процесса и взглядов на сам этот процесс.

Следует отметить, что критика нового менеджериализма в сфере высшего образования является отдаленным наследием неомарксистской критики капиталистического производства, где риторика менеджмента понималась как наукообразный дискурс, поддерживающий гегемонию правящих классов [Braverman 1974; Абрамов 2006]. Для многих молодых интеллектуалов конца шестидесятых «старый университет» был даже более ненавистной институциональной формой, нежели неолиберализм «нового университета» для многих нынешних академических профессионалов. Новые левые периода «бури и натиска» рассматривали западную форму университета эпохи модерна как частный случай идеологического аппарата, чьи эпистемические и организационные ресурсы используются для поддержания монополии на знание и производство лояльных специалистов, отвечающих нуждам капитализма. В этой связи вспоминается известный документальный роман Р. Мерля «За стеклом», где автор с иронией характеризует критические инвективы юных интеллектуалов в адрес высшего образования и академии в целом:

Давид со злостью поглядел на административную башню, возвышавшуюся по ту сторону террасы. Претенциозный монумент, шедевр иерархической вертикали, фаллический символ репрессивной власти, а на самом верху, на восьмом этаже, гигантское окно Ученого совета, и каждый из профессоров, рассевшись на своей «кафедре», следит, как с вышки, за двенадцатью тысячами покорных студентов, за двенадцатью тысячами домашних животных, которых нужно направить в загон, набить «объективными» знаниями, а потом подвергнуть отбору и вернуть общест­ву в виде совершенных служащих капиталистической системы, «аполитичных» и выхолощенных. Давид стиснул зубы, глаза его заблестели. Ох, уж этот отбор, этот пресловутый отбор конца учебного года, этот их священный садомазохистский магический обряд экзаменов — вот по чему необходимо ударить [Мерль 2011].

Шестидесятые и начало семидесятых между тем стали благодатным временем для социальных и гуманитарных наук, когда открывалось множество кафедр, получавших государственное финансирование, и их оккупировало много молодых амбициозных докторов философии и выпускников университетов, зачитывавшихся Маркузе в студенческой юности. Они образовали слой профессуры, до недавних пор определявший жизнь социальных и гуманитарных наук, однако теперь активно уходящий со своих позиций на еще хорошо оплачиваемую пенсию, сожалея о временах, когда государство видело в университетах храмы науки и общественное благо, а не только рейтинговые машины или еще одну отрасль экономики, от которой требуется прибыльность. Вот как описывает эту ситуацию больших карьерных возможностей один из классиков science and technology studies Эндрю Пикеринг в интервью:

Было недостаточное количество преподавателей, так что в те дни ты мог действительно легко получить должность в университете, не имея ученой степени, что означало для невероятно молодых, энергичных и действительно академически ориентированных людей [возможность] вдруг оказаться свободными для всего, что они хотят. Британская система была очень приятная в те дни, не было тех угроз от администрации, как раньше. Раз вы оказывались внутри, вы могли делать все, что хотели[2].

К счастью для многих представителей этого поколения академических счастливчиков, неолиберальные перемены в сфере высшего образования они застали, находясь на командных высотах, и самое большое, что им грозило в новых условиях, — это почетный уход на пенсию с сохранением позиции emeritus. Последующим поколениям академических профессионалов пришлось распрощаться с тепличными условиями найма и начать жить в другом мире.

Фрагментация идентичностей академических профессионалов стала следствием укрепления менеджериальных идей в университетах и, в свою очередь, повлекла за собой семантическую диссеминацию профессионального поля академии — на фоне ослабления эпистемической власти ученых. Усиливаются дискурсы конкурирующих занятий, претендующих на гегемонию в этом поле, — в первую очередь, стремительно профессионализирующихся «администраторов в сфере образования», рассматривающих вялое сопротивление «академии» в качестве дополнительного аргумента для того, чтобы эта сфера стала объектом их контроля. Так перевернулась пирамида власти большинства университетов: острые интеллектуально насыщенные критические высказывания профессуры в адрес неолиберальных реформ находятся в том диапазоне радиочастот академического дискурса, который отсутствует в воспринимающих системах инновационных управленцев в сфере высшего образования и науки, а поэтому «академикам» приходится упражняться в тонком анализе ситуации, рассчитывая исключительно на аудиторию, которая сама является объектом воздействия реформ. В этом отношении академический дискурс, выдержанный в алармистских тонах, становится чем-то вроде частичной идеологии в терминологии К. Манхейма [Манхейм 1994] — жалкого удела социальной группы, уходящей с авансцены истории и пытающейся справиться со своей психологической травмой.

Противостояние двух идеологий отмечается у многих авторов, занимающихся анализом перемен в академической сфере. М. Хенкель противопоставляет идеологии нового менеджериализма и академического профессионализма и указывает на то, что в их основании лежат различные представления об академических ценностях [Henkel 1997; 2005]. Так, если идеология академического профессионализма опирается на традиционные представления об академической свободе и автономии, которые легитимируются признанием особого статуса академической профессии, то в рамках идеологии нового менеджериализма осуществляется демистификация труда академиков, обосновывающая возможность применения к этому труду универсальных принципов управления. Кроме того, указанные идеологии конструируют конкурирующие представления об университете, его роли и функциях. Если дискурс академического профессионализма отсылает к классической идее университета как места, где осуществляется поиск конечной истины [Ньюмен 2006], то в рамках менеджериального дискурса конструируется образ предпринимательского университета, функция которого состоит в удовлетворении потребностей рын­ка и получении прибыли. На наш взгляд, обозначенная М. Хенкель картина борьбы двух идеологий в процессе трансформации модели университета выглядит несколько упрощенно, прежде всего потому, что их языки и кана­лы коммуникации столь несхожи, поскольку эти идеологии практически не пересекаются в символическом пространстве дискурса о науке и высшем обра­зова­нии в целом. Продолжая метафору радиочастот, дискурс нового менеджериализма можно сравнить по воздействию с работой знаменитых башен-облучателей из романа братьев Стругацких «Обитаемый остров»: противостоять давлению этого дискурса невозможно, а те, кто не может находиться под его воздействием, должны покинуть зону облучения. Отключить этот дискурс, взорвав Центр, также невозможно, так как он полицентричен и транслируется одно­временно из многих источников: из крупных издательских домов, публикующих академические журналы и заинтересованных в том, чтобы импакт-фактор стал базовым элементом оценки результативности труда ученого; из правительств, желающих избавиться от бюджетного бремени поддержки университетов и получать простые и ясные сигналы о результативности их работы; из топ-менеджмента вузов, который наконец избавился от ворчания и опеки «академиков», лишив научное сообщество значительной части влияния на организационную политику и сделав его объектом управления. На стороне академического дискурса работают отдельные радиолюбители из числа университетских преподавателей и ученых, обменивающиеся иронически-критическими комментариями, публикуемыми в малозначимых интернет-изданиях или в социальных сетях. Их дискурсивное сопротивление выглядит так же старомодно, как и отмирающее ныне радиолюбительство. Неоменеджериальная идеология теперь стала идеологией действия и власти, тогда как академическая идеология стала уделом слабых, полузабытым языком тревоги, социальной фрустрации, эскапизма и ресентимента:

Брак сопротивления неолиберализации университетов частично является результатом практик различения и индивидуализации, замалчивания этих практик, а также того, что люди слишком истощены, чтобы оказать сопротивление, к тому же они не знают, с чем именно бороться и как [Гилл 2014].

При этом, как всякий успешный доминирующий дискурс, неоменеджери­альная идеология активно захватывает плавающие означающие (термин С. Жижека) академического дискурса и обращает их себе на службу. Концепты «академической свободы», «профессионализма», «миссии ученого», «альтруистической мотивации труда» интегрируются в неоменеджериальный дискурс и реинтерпретируются таким образом, что наделяют профессионалов в академической сфере дополнительной ответственностью при ограничении влияния на существенные решения. А. Колсакер [Kolsaker 2008] находит истоки различий между двумя дискурсами в разных идеологиях университетского управления — неолиберальной (новый менеджериализм) и либеральной (академический профессионализм). Вслед за другими исследователями она отмечает различия в ценностях, составляющих ядро соответствующих дискурсов. Для академического профессионализма — это академическая автономия, ценность нового знания, альтруистическая забота о студентах и незаинтересованный поиск истины; для нового менеджериализма — прибыльность, инновационность и интернациональность [Kolsaker 2008: 513—516].

Кроме того, неоменеджериальный дискурс выходит далеко за пределы требований административной исполнительности, примененных к академическим профессионалам. Он претендует на переформатирование социально-психологического типа ученого и университетского преподавателя, предлагая тому обрести волшебные качества гибкости и инновационности, которые так востребованы новым духом академического капитализма, хотя и вышли из недр обычного капитализма и обновленческой идеологии менеджмента, получившей распространение в современных организациях [Болтански, Кьяпелло 2011]. Гибкость и инновационность стали неотъемлемыми чертами модели предпринимательского университета, которая продвигается в рамках неоменеджериального дискурса о высшем образовании и науке.

Критический анализ этой модели «предпринимательского университета» проведен в работе Г. Маутнер [Mautner 2005]. Рассматривая использование бизнес-лексики в качестве важнейшего способа идеологической «колониза­ции образования рынком», исследовательница отмечает, что она способст­вует вмене­нию участникам нехарактерных для традиционного дискурса ака­демичес­кого профессионализма ценностей эффективности, динамизма и ин­новационнос­ти. Таким образом, легитимируется модель «академического капитализма», предполагающая рассмотрение университетов как коммерционализированных организаций [Mautner 2005: 102—103]. Вместе с тем на материале эмпирического исследования Маутнер показывает наличие различных модусов репрезентации термина «предпринимательский университет» в актуальных дискурсах. Так, одному из модусов (новый менеджериализм) соот­ветствует позитивная идеологическая пристежка, осуществляемая за счет увязы­вания этого понятия с качественными результатами, превосходством и ростом. В рамках другого модуса (академический профессионализм) идея предпри­нимательского университета предстает как угроза существованию «духа академии» и традиционных академических ценностей, которые, как полагают сторонники этого дискурса, подвергаются разрушительному воздействию капиталистической логики управления университетом. Возвращаясь к логике новой левой критики университета шестидесятых годов, можно заключить, что новая волна критики менеджериального дискурса страдает своего рода шизофренией: этот дискурс появился в ответ на желание государства сократить свое присутствие в сфере высшего образования, наделив соответст­вующими полномочиями и ответственностью сами университеты. Для тех, кто вырос на идеях неомарксизма, подобное решение могло бы выглядеть как «освобождение» университета от пастушеского контроля государства, а также возможность «оживления» консервативной академической культуры. Однако вместо этого командные высоты в высшем образовании были заняты энер­гичными носителями менеджериального дискурса, которые перетолковали освобождение университета от государственной опеки как возможность превращения его в простое капиталистическое предприятие, где академическое сообщество стало «человеческим ресурсом», капиталом роста рентабельности, видимые показатели которой — рейтинги высшего образования, организованные по принципу биржевых рейтингов. В этом измерении «инновационность» и «гибкость» — важные психологические качества обновленного академичес­кого работника, который рассматривается руководством университетов в роли коммерческого агента, продающего свои знания грантовым фондам и студентам, выбирающим учебные курсы.

На примере эмпирического исследования в одном из российских вузов Р. Абрамов демонстрирует алармистский характер дискурса академического сообщества в отношении менеджериальных реформ высшей школы [Абрамов 2011б]. Отправной точкой для критики идеологии и практики нового менеджериализма становится отстаивание принципа академической автономии, который отсылает к веберианскому пониманию академической профессии как призвания и составляет основу традиционного дискурса (академического профессионализма). В этом контексте, например, регламентация рабочего времени, навязываемая менеджериальным дискурсом, воспринимается как прямая угроза существованию университетской корпорации. Говоря о различиях между двумя идеологиями, Р. Абрамов проводит их в сфере различий профессиональных культур, отмечая, что они апеллируют к разным системам ценнос­тей. В основании одной лежит принцип эффективного управления, другой — принцип академической свободы. Сложность их совмещения затрудняет поиск компромисса и приводит к сосуществованию непересекающихся «миров», фрагментирующих университетские сообщества.

Хотя границы распространения рассматриваемых дискурсов обычно увязываются с границами профессиональных групп внутри университетов — средни­м и высшим менеджментом, с одной стороны, и академическими ра­ботника­ми, с другой, — эмпирические исследования указывают на редукционистский характер такого допущения. Отмечается, что взаимопроникновение двух дискурсов приводит, во-первых, к появлению более сложной модели фрагментации университетского сообщества и, во-вторых, к возникновению гибридных дискурсов, сочетающих ценности обеих идеологий [Trowler 1998; Harley 2002; Deem, Brehony 2005; Winter 2009; Teelken 2012; Ylijoki, Ursin 2013]. Так, на примере финских университетов О.-Е. Юлийоки и Я. Урсин выделяют три типа академической идентичности, предполагающие различные стратегии дискурсивной репрезентации менеджериальных реформ: регрессивную, стабильную и прогрессивную [Ylijoki, Ursin 2013]. Первая отсылает к традиционному дискурсу академического профессионализма и характеризуется наличием алармистских настроений в отношении менеджериальных практик и ценностей. Вторая представляет собой гибридный дискурс, сочетающий ценности традиционного и менеджериального дискурсов и увязы­вающий негативные и позитивные представления о реформах высшей шко­лы и их идеологии. Третья связана с дискурсом нового менеджериализма и по­зитивными установками в отношении ценностного наполнения менеджериальных реформ. Р. Уинтер обозначает два типа идентичности академических работников британской высшей школы в терминах «академического управленца» (academic manager) и «управляемого академика» (managed academic) [Winter 2009]. В основе предложенного различения лежит (ин)конгруэнтность ценностям менеджериального дискурса. Схожие типы выделяются и в других работах; см.: [Deem, Brehony 2005].

Известные специалисты в области исследований академических систем и моделей высшего образования не смогли избежать притягательной силы неоменеджериального дискурса. Эта эволюция в сторону понимания университетов не как профессиональных организаций, наделенных развитой системой институциональных ценностей («светскими разновидностями религии»), а как корпоративных машин с сильным «направляющим ядром» и «диверсифицированной базой финансирования», в частности, произошла с Б. Кларком, чьи книги «Система высшего образования» (1986) [Кларк 2011а] и «Создание предпринимательских университетов» (1998) [Кларк 2011б] радикально отличаются по языку и способам осмысления академической системы. Первая книга следует традициям академического дискурса, где ценности автономии, дисциплинарной верности, справедливости и поиска истины являются доминирующими в университетских системах, управлением которых занимается само научное сообщество. Вторая книга выполнена в популярном менедже­риальном жанре «истории успеха»: автор путешествует по университетским кампусам в разных странах, встречается с руководством обновленных ака­демических организаций и оптимистично рассказывает читателю об успехах «предпринимательских» университетов в борьбе с архаичными и инертными преподавателями и учеными (ср.: [Абрамов 2011а]). Порой чтение этой книги напоминает впечатления о поездке М. Горького на Соловки [Горький 1929], где лагерная администрация и специально отобранные заключенные радостно делились с ним впечатлениями об успехах своего перевоспитания, пока за пределами внимания писателя продолжалась мрачная лагерная жизнь [Лихачев 1995: 183—190]. Иными словами, гегемонный дискурс менеджериализма смог захватить и тех, кто хорошо разбирается в природе и особенностях академической культуры и структуры.

В этом контексте, говоря о новом менеджериализме и академическом профессионализме, мы, во-первых, не сводим их к установкам академического сооб­щества и университетских менеджеров, а подразумеваем конкретные идеологические конфигурации, которые могут репрезентироваться обеими профессиональными группами. Во-вторых, мы рассматриваем их как своего рода идеальные типы, которые в реальных практиках артикуляции могут переплетаться между собой и формировать гибридные типы. Вместе с тем существующие работы, посвященные российской высшей школе, показывают, что в большинстве случаев два рассматриваемых дискурса существуют в значительной степени автономно и не пересекаются друг с другом.

 

Семантические ориентации академического и неоменеджериального дискурса

Дискурсы академического профессионализма и нового менеджериализма, представленные в актуальной дискуссии вокруг реформы науки и высшего образования в России, по структуре и семантическим характеристикам близки к тем, которые были описаны в предыдущей части статьи. Конститутивными элементами этих дискурсов являются идеи автономии и свободы от бюро­кратического контроля, декларируемые академическими профессионалами, и эффективности на основе прозрачных, измеряемых результатов, что характерно для нового менеджериализма. Так, обсуждение инициативы Минис­терства образования и науки РФ по мониторингу эффективности образовательных организаций высшего образования, вызвавшей широкий резонанс, прочно ввело в обиход бинарную оппозицию эффективный vs. неэффек­тивный, применяющуюся для характеристики вузов[3]. И хотя представители министерства с определенного момента не используют словосочетаниенеэффективный вуз[4], заменяя его на эвфемизмы плохо работающий[5] иливуз с признаками неэффективности[6], ярлык «неэффективный» активно используется медиа применительно к институциям высшего образования. При этом иногда сложно понять, что именно скрывается за этой стигмой. С другой стороны, алармизм академических профессионалов является реакцией на угрозы утраты части академических свобод, когда государство и администрации вузов стремятся контролировать все стороны университетской жизни:

Секьюритизация научно-образовательной деятельности и постоянное желание государства ограничить во имя государственной безопасности свободу передвижения и свободу слова преподавателям и ученым, ограничить свободу научных обменов, международных проектов — еще один вызов академической свободе в России. <…> Хуже всего то, что сами ученые, преподаватели и студенты не вовлекаются в обсуждение системы жизнедеятельности академического сообщест­ва, регулирования и законодательные инициативы[7].

Но в 2003—2004 гг. ситуация меняется. Финансово независимые и укорененные в сообщество вузы никак не хотят ложиться под министерство образования — пожалуй, наиболее жалкое министерство 90-х гг. Но строящаяся вертикаль прорастает и здесь. Министерство наступает. На вузы обрушивается вал аттестаций, аккредитаций, проверок, сверок, лицензирований и просто репрессий. Чтобы как-то защититься от министерской агрессии, при этом сохранить возможность препода­вать, создается «внутренняя бюрократия». Это такие специальные люди при вузе, главная задача которых отвечать на запросы из министерства. Как правило, бывшие плохие преподаватели, превратившиеся в эдаких спасителей родного вуза[8].

Вместе с тем у ключевых дискурсов о высшем образовании в России есть дополнительные характеристики, на основе которых строится логика рассуждения участников обсуждений ситуации в академическом мире: 1) выраженное обращение к воображаемому прошлому в рамках дискурса академического профессионализма и, наоборот, ориентация на гипотетическое будущее внут­ри менеджериального дискурса; 2) обоснование своей позиции через комбинацию аргументов вокруг локального и глобального; 3) стратегия взаимных обвинений в утрате доверия.

Идеальное прошлое против эффективного будущего

Дискурс нового менеджериализма явным образом артикулирует необходимость перемен. Одно из центральных обоснований стремления к изменениям основывается на идее о смене времен, т.е. на представлении о том, что настоящее кардинально отличается от прошлого и ставит академическое сообщество перед серьезными вызовами. Сложившийся порядок вещей, традиции дезавуируются и стигматизируются как архаичные на основании несоответствия текущей ситуации. Скорое будущее, в свою очередь, так же как когда-то настоящее, принесет новые вызовы — так в рамках этого дискурса утверждается футуристическая ориентация, в явном виде артикулирующая необходимость инноваций. Одно из ярких проявлений риторики инновационности — появление специализированных форсайтов[9] — прогнозов, в которых тотальная критика всего того, что есть на данный момент, объединена с требованиями решительной ломки и передела всей системы как культуры академии, так и высшего образования:

Инновационность в образовании — это не причуда, а экономическая необходимость. Экстенсивные формы развития мы почти исчерпали, и существенных доходов ждать от них уже не приходится, а значит, нужно искать новые пути развития, думать об инновациях[10].

Есть вузы, которые должны отвечать за наш технологический прорыв, чтобы мы в третьем тысячелетии остались самостоятельной державой. Эти вузы могут и должны строиться по образу и подобию советов директоров компаний-корпораций, задействуя лучшие принципы корпоративного управления. Только такая схема может позволить им туда прорваться…[11]

Академический дискурс, напротив, обращен в прошлое и носит алармистский характер, предсказывая апокалипсический сценарий для университетской систе­мы и науки в целом. Нередко отсылки к прошлому принимают носталь­гические обертоны: в частности, идеализируется советская модель высшего обра­зования и науки. Постулат о ее несомненных преимуществах автомати­чески окрашивает все изменения в черные тона, поскольку именно благодаря нововве­дениям происходит «разрушение» идеализированного академического мира. Эту логику хорошо иллюстрирует тот факт, что одна из самых частых претензий к постсоветским министрам образования связана с тем, что они «разва­лили» советскую систему. В ее поддержку работает уже мифологизированный образ «советского инженера», которого «с руками оторвут» в любой стране:

Не надо быть ученым, чтобы сказать, что система образования уже развалена. Это видно невооруженным глазом. Конечно, должность министра образования, как и министра здравоохранения, всегда была «расстрельной». Естественно, «стреляли» не свинцовыми пулями, а свинцовыми типографскими литерами. Это очень тяжело, но видно, в какую сторону меняется положение в этой отрасли, и ясно, что оно меняется от плохого к худшему[12].

Академический дискурс, отсылающий в прошлое, также наделен признаками ресентимента, когда другая сторона рисуется исключительно как виновник всех неудобств и бед, постигших академический мир.

Локальное против глобального

Одна из стратегий критики менеджериального дискурса со стороны академического сообщества в отечественных дискуссиях восходит к противопоставлению локального и глобального. Менеджериальные идеи объявляются несостоятельными в связи с их несоответствием локальным институциональным и социокультурным особенностям. В некоторых случаях «глобальное» конкретизируется и сводится к категории «Запад», которому может приписываться почти сознательное противодействие:

На фоне плачевного состояния многих научных организаций страны представляется бессмысленной попытка силового введения передовых отечественных вузов в топ-100 глобальных рейтингов. <…> В условиях международных санкций тратить такие средства на выполнение международных стандартов представляется не вполне оправданным. Уже сейчас можно предсказать, что все эти попытки закончатся плачевно, Запад найдет способ не пустить российские вузы в топ-листы глобальных рейтингов[13].

В рамках этой стратегии также может критиковаться «бездумное копирование» зарубежных способов организации образования и науки:

Реформа высшего образования в России прошла как в басне «Мартышка и очки», мартышками оказались мы все. Инициировавшие ее люди близки к власти, побывали во многих известных западных университетах. Но скопировали они чисто внешние вещи и продавили их без всякого уважения к университетам…[14]

Дело не в обиде, речь идет о серьезнейших вещах, о будущем науки в России. Мнени­е Дмитрия Ливанова является каким-то сюрреализмом и вызвало удивление у меня и у моих коллег. Его программа действий сводится к тому, что мы должны полностью скопировать американскую систему организации науки. Но зачем нам это делать, когда мы уже доказали, что Российская академия наук, в кото­рой работает 100 тысяч человек и выдают достойные результаты, впол­не дееспособна[15].

В свою очередь, дискурс нового менеджериализма оперирует метафорой рын­ка, которая легко применяется к глобальным масштабам. Конкуренция университетов определяется как глобальная, что порождает идеологемууниверситета мирового класса:

Наконец, это цифровая революция, которая фактически сделает конкуренцию глобальной. Когда у студентов есть доступ к образовательным ресурсам луч­ших мировых университетов, то конкуренция становится ключевым фактором выживания[16].

Взаимное недоверие

Важной характеристикой академического и менеджериального дискурсов в рос­сийском контексте является выражение недоверия. В первом случае утверждается необходимость недоверия к чиновникам, управленцам и ре­фор­маторам в образовании. Во втором — к академическому сообществу. Интерес­но, что в обоих случаях обоснованием недоверия выступает кризис про­фессиональных этосов: отсутствие внутренней нормативной системы контроля, слабая профессиональная культура и, как следствие, смещение ценностных установок:

Мне кажется, что истории с липовыми диссертациями предельно эффективно доказали, что в России не существует ни одного университета, как минимум из классических, из гуманитарных (отложим в сторону Физтех), которые сохранили свое право на то, чтобы называться академическим сообществом. Потому что во всех этих вузах культура коррупции и покупки дипломов, с одной стороны, и продажа диссертаций, с другой стороны, абсолютно дискредитировали идею академического самоуправления и вообще права говорить о том, что мы как академическое сообщество имеем право на точку зрения[17].

Университет не доверяет преподавателю, подозревая его в нежелании работать, а работник имеет еще меньше оснований доверять университету, рассматривая его как ненадежного работодателя. Традиционная лояльность университету превращается в миф из уходящей в прошлое реальности[18].

 

Возможен ли компромисс?

Анализ литературы и текущего состояния дискуссий о настоящем и будущем академии и высшей школы в современной России показывает сосуществование в публичном пространстве двух оппозиционных друг другу идеологий, фрагментирующих университетские сообщества и формирующих замкнутые смысловые «миры», которые работают на различных «радиочастотах» и взаимно не принимаются оппонентами [Болтански, Тевено 2013]. Одна идеология апеллирует к принципу академической автономии и рассмотрения университета, ориентируясь на профессиональные мифологии академических профессионалов, где занятие наукой и преподаванием наделяется статусом особого призвания и университет понимается как Касталия, «храм знаний», в кото­ром происходит сакральный процесс производства, хранения и передачи этих знани­й. Отличительными чертами ее артикуляции в российских дискуссиях о науке и образовании являются консервативная ориентация (в частности, иде­ализация советской высшей школы, сохранение «традиций» которой пред­ставляется гарантией статусной защиты преподавательского корпуса от менеджериальной интервенции), внимание к локальному социокультурному и институциональному контексту (нередко подчеркивается особый историчес­кий путь российской науки и образования), а также выражение недоверия в отношении академических управленцев как основных агентов внедрения новых практик контроля за работой и результативностью академических профессионалов. Другая идеология, напротив, имеет глобалистскую и футуристическую ориентацию, а также отстаивает возможность переноса практик эффективного управления в бизнес-корпорациях и современном государстве на академичес­кую сферу.

Функционируя в качестве самореферентных систем [Луман 2007], эти идеологии не только (вос)производят «внутренние», типичные для них смысловые конфигурации, но и реагируют на сигналы «извне», перекодируя их в соответствии с собственным принципом эквивалентности. Так, понятие «академической автономии» в рамках менеджериального дискурса принимает нега­тивное значение, отличное от того, которое предусмотрено ценностями академического профессионализма, и, напротив, в рамках академического профессионализма осуществляется перевод понятия «эффективность» в плоскость алармизма, связанного с угрозой духу академии. Такая ситуация усугубляет пропасть между двумя «мирами» и осложняет возможность нахождения компромисса между участниками дискуссии. С прагматической, властной точки зрения нет сомнений, что менеджериальный мир побеждает, поскольку его сторонники овладели самыми мощными «ретрансляторами» и свои тезисы могут подкреплять действенными способами воздействия на аудитории, ре­гулируя правила найма в вузы, бюрократизируя процедуры защиты диссер­таций, устанавливая жесткие требования к публикационной деятельности. В этих условиях другая сторона может ответить лишь «пиратскими» выходами в радиоэфир с малозаметных ресурсов, критикуя инновации и голосуя ногами — по возможности уезжая на время «инновационной лихорадки» в более спокойные зарубежные научные институции.

Вместе с тем необходимость практического сосуществования в рамках университетских институций неизбежно ставит вопрос о поиске компромисса между двумя мирами. Хотя в актуальных дискуссиях достаточно сложно обнаружить следы подобного поиска, проведенный анализ позволяет установить те направления, где можно и нужно искать этот компромисс. Так, основанием для примирения может стать преодоление трех ключевых оппозиций, которые были установлены в качестве конститутивных для российского дискурса о высшей школе: прошлого и настоящего, локального и глобального, академичес­кого и менеджериального.

В отношении оппозиции «прошлое — будущее» противостояние двух миров в терминах К. Манхейма можно осмыслить как конфронтацию идеоло­гии и утопии [Манхейм 1994]. Если академический профессионализм в своем консервативном модусе стремится сохранить рудименты прошлого и апеллирует к ним как «старому доброму времени» (идеология), то новый менеджериализм опережает историческое развитие и стремится сразу перескочить в «светлое будущее» (утопия). При этом из возникающей дискуссии ускользает, собствен­но, настоящее. В этом контексте компромисс между двумя дискурсами, возможно, стоит искать именно в плоскости актуального и современного, что позволило бы, в определенных пределах, примирить два мира и найти оптимальный баланс между требованиями оппонентов.

Преодоление оппозиции «локальное — глобальное» возможно осущест­вить на основании синтеза двух перспектив и принятия принципа глокализации в его позитивном значении — как взаимопроникновения и взаимодополнения локальных и глобальных тенденций.

Корни взаимного недоверия можно найти в идеологическом (в марк­систском смысле) характере рассматриваемых дискурсов. Так, если новый менеджериализм становится инструментом легитимации власти управленцев и менеджериальных практик в высшей школе, то академический профес­сио­нализм закладывает дискурсивные основания для принятия академического самоуп­равления в качестве идеальной модели. В этом смысле два рассмотренных дискурса становятся пространством артикуляции интересов различных профес­сио­нальных групп, средством своего рода «классовой борьбы» внутри университета, которая приводит к усиливающемуся расколу и фрагментации университетского сообщества. Основой для преодоления такой ситуации может стать отказ от партикуляристских интересов отдельных групп в пользу интересов университетской корпорации в целом, которая учитывала бы различные точки зрения.

 

Библиография / References

[Абрамов 2005] — Абрамов Р.Н. Российские менеджеры: Социологический анализ становления профессии. М.: УРСС, 2005.

(Abramov R.N. Rossiyskie menedzhery: Sotsiologicheskiy analiz stanovleniya professii. Moscow, 2005.)

 

[Абрамов 2006] — Абрамов Р.Н. Марксистский анализ трудовых отношений в современной корпорации: Интерпретации Г. Бравермана // Новое и старое в теоретической социологии / Под ред. Ю.Н. Давыдова. М.: Институт социологии РАН, 2006. Кн. 4. С. 118—128.

(Abramov R.N. Marksistskiy analiz trudovykh otnosheniy v sovremennoy korporatsii: Interpretatsii G. Bravermana // Novoe i staroe v teoreticheskoy sotsiologii / Ed. by Yu.N. Davydov. Moscow, 2006. Vol. 4. P. 118—128.)

 

[Абрамов 2007] — Абрамов Р.Н. Менеджериализм: экономическая идеология и управленческая практика // Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2. С. 93—102.

(Abramov R.N. Menedzherializm: ekonomicheskaya ideologiya i upravlencheskaya praktika // Ekonomicheskaya sotsiologiya. 2007. Vol. 8. № 2. P. 93—102.)

 

[Абрамов 2011а] — Абрамов Р.Н. «Академический оплот» и «административное ядро»: Рождение и рост предпринимательских университетов: [Рец. на кн.: Кларк Б.Р. Создание предпринимательских университетов: Организационные направления трансформации. М.: ГУ ВШЭ, 2011] // Вопросы образования. 2011. № 3. С. 279—286.

(Abramov R.N. «Akademicheskiy oplot» i «administrativnoe yadro»: Rozhdenie i rost predprinimatel’skikh universitetov: [Review: Clark B.R. Creating Entrepreneurial Universities: Organizational Pathways of Transformation. Moscow, 2011. — In Russ.] // Voprosy obrazovaniya. 2011. № 3. P. 279—286.)

 

[Абрамов 2011б] — Абрамов Р.Н. Менеджериализм и академическая профессия: Конф­ликт и взаимодействие // Социологичес­кие исследования. 2011. № 7. С. 37—47.

(Abramov R.N. Menedzherializm i akademicheskaya professiya: Konflikt i vzaimodeystvie // Sotsiologicheskie issledovaniya. 2011. № 7. P. 37—47.)

 

[Болтански, Кьяпелло 2011] — Болтански Л., Кьяпелло Э. Новый дух капитализма / Пер. с франц. под общ. ред. С. Фокина. М.: Новое литературное обозрение, 2011.

(Boltanski L., Chiapello E. Le nouvel esprit du capitalizm. Moscow, 2011. — In Russ.)

 

[Болтански, Тевено 2013] — Болтански Л., Тевено Л. Критика и обоснование справедливости: Очерки социологии градов / Пер. с франц. О.В. Ковеневой, науч. ред. Н.Е. Копосов. М.: Новое литературное обозрение, 2013.

(Boltanski L., Thévenot L. De la justification: Les économies de la grandeur. Moscow, 2013. — In Russ.)

 

[Гилл 2014] — Гилл Р. Прервать молчание: Скрытые травмы неолиберальной академии // Социальный компас (www.
socialcompas.com/2014/02/14/prervat-molchanie-skry-ty-e-travmy-neoliberal-noj-akademii (размещено на сайте: 14.02.2014; дата обращения: 24.01.2016)).

(Gill R. Breaking the Silence: The Hidden Injuries of Neo-Liberal Academia // Sotsial’nyy kompas (www.socialcompas.com/2014/02/14/prervat-molchanie-skry-ty-e-travmy-neoli... (release date: 14.02.2014; accessed: 24.01.2016)). — In Russ.)

 

[Горький 1929] — Горький М. Соловки: Очерк // Наши достижения. 1929. № 5 (www.solovki.ca/writers_023/maxim_
gorky_solov­ki_02.php (дата обращения: 27.01.2016)).

(Gorky M. Solovki: Ocherk // Nashi dostizheniya. 1929. № 5 (www.solovki.ca/writers_023/maxim_gorky
_solovki_02.php (accessed: 27.01.2016)).)

 

[Кларк 2011а] — Кларк Б.Р. Система высшего образования: Академическая организация в кросс-национальной перспекти­ве / Пер. с англ. А. Смирнова. М.: Издательский дом ВШЭ, 2011.

(Clark B.R. The Higher Education System: Academic Organization in Cross-National Perspective. Moscow, 2011. — In Russ.)

 

[Кларк 2011б] — Кларк Б.Р. Создание предпринимательских университетов: Организационные направления трансформации / Пер. с англ. А. Смирнова. М.: ГУ ВШЭ, 2011.

(Clark B.R. Creating Entrepreneurial Universities: Organizational Pathways of Transformation. Moscow, 2011. — In Russ.)

 

[Кожанов 2015] — Кожанов А.А. Взаимное превращение обыденного и научного в истории создания новой социологии науки в 1970—80-х гг.: Модель совмещения социального и рационального объяс­нений // Обыденное и научное знание об обществе: Взаимовлияния и реконфигурации / Под ред. И.Ф. Девятко, Р.Н. Абрамова, И.В. Катерного. М.: Прогресс—Традиция, 2015. С. 310—324.

(Kozhanov A.A. Vzaimnoe prevrashchenie obydennogo i nauchnogo v istorii sozdaniya novoy sotsiologii nauki v 1970—80-kh gg.: Model’ sovmeshcheniya sotsial’nogo i ratsional’nogo ob”yasneniy // Obydennoe i nauchnoe znanie ob obshchestve: Vzaimovliyaniya i rekonfiguratsii / Ed. by I.F. Devyatko, R.N. Abramov, I.V. Katernyy. Moscow, 2015. P. 310—324.)

 

[Лихачев 1995] — Лихачев Д.С. Воспоминания. СПб.: Logos, 1995.

(Likhachov D.S. Vospominaniya. Saint Petersburg, 1995.)

 

[Луман 2007] — Луман Н. Социальные системы: Очерк общей теории / Пер. с нем. И.Д. Газиева, под ред. Н.А. Головина. СПб.: Наука, 2007.

(Luhmann N. Soziale Systeme: Grundriß einer allgemeinen Theorie. Saint Petersburg, 2007. — In Russ.)

 

[Макинтайр 2000] — Макинтайр А. После добродетели: Исследования теории морали / Пер. с англ. В.В. Целищева. М.; Екатеринбург: Академический проект; Деловая книга, 2000.

(Macintyre A. After Virtue: A Study of Moral Theory. Moscow; Yekaterinburg, 2000. — In Russ.)

 

[Манхейм 1994] — Манхейм К. Идеология и утопия / Пер. с нем. М.И. Левиной // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 7—276.

(Mannheim K. Ideologie und Utopie // Mannheim K. Diagnosis of Our Time. Moscow, 1994. P. 7— 276. — In Russ.)

 

[Мерль 2011] — Мерль Р. За стеклом / Пер. с франц. Л. Зониной. М.: АСТ; Астрель; Neoclassic, 2011.

(Merle R. Derrière la vitre. Moscow, 2011. — In Russ.)

 

[Ньюмен 2006] — Ньюмен Дж.Г. Идея Университета / Пер. с англ. С.Б. Бенедиктова, под общ. ред. М.А. Гусаковского. Минск: БГУ, 2006.

(Newman J.H. The Idea of a University: In Nine Discourses Delivered to the Catholics of Dublin in Occasional Lectures and Essays Addressed to the Members of the Catholic University. Minsk, 2006. — In Russ.)

 

[Павлюткин 2004] — Павлюткин И.В. Управ­ление университетом в условиях новой рыночной ситуации: (К концепции «нового менеджериализма») // Вопро­сы образования. 2004. № 3. С. 57—65.

(Pavlyutkin I.V. Upravlenie universitetom v usloviyakh novoy rynochnoy situatsii: (K kontseptsii «novogo menedzherializma») // Voprosy obrazovaniya. 2004. № 3. P. 57—65.)

 

[Чириков 2010] — Чириков И.С. Академическое развитие в университетах: Опыт зарубежных вузов // Университетское управление: практика и анализ. 2010. № 5. С. 15—23.

(Chirikov I.S. Akademicheskoe razvitie v universitetakh: Opyt zarubezhnykh vuzov // Universitetskoe upravlenie: praktika i analiz. 2010. № 5. P. 15—23.)

 

[Braverman 1974] — Braverman H. The Degradation of Work in the Twentieth Century. New York: Monthly Review Press, 1974.

[Deem 1998] — Deem R. “New Managerialism” and Higher Education: The Management of Performances and Cultures in Universities in the United Kingdom // International Studies in Sociology of Education. 1998. Vol. 8. № 1. P. 47—70.

[Deem 2001] — Deem R. Globalisation, New Managerialism, Academic Capitalism and Entrepreneurialism in Universities: Is the Local Dimension Still Important? // Comparative Education. 2001. Vol. 37. № 1. P. 7—20.

[Deem, Brehony 2005] — Deem R., Brehony K.J. Management as Ideology: The Case of “New Managerialism” in Higher Education // Oxford Review of Education. 2005. Vol. 31. № 2. P. 217—235.

[Harley 2002] — Harley S. The Impact of Research Selectivity on Academic Work and Identity in UK Universities // Studies in Higher Education. 2002. Vol. 27. № 2. P. 187—205.

[Henkel 1997] — Henkel M. Academic Values and the University as Corporate Enterprise // Higher Education Quarterly. 1997. Vol. 51. № 2. P. 134—143.

[Henkel 2005] — Henkel M. Academic Identity and Autonomy in a Changing Policy Environment // Higher Education. 2005. Vol. 49. № 1/2. P. 155—176.

[Kolsaker 2008] — Kolsaker A. Academic Professionalism in the Managerialist Era: A Study of English Universities // Studies in Higher Education. 2008. Vol. 33. № 5. P. 513—525.

[Mautner 2005] — Mautner G. The Entrepreneurial University: A Discursive Profile of a Higher Education Buzzword // Critical Discourse Studies. 2005. Vol. 2. № 2. P. 95—120.

[Teelken 2012] — Teelken C. Compliance or Pragmatism: How Do Academics Deal with Managerialism in Higher Education? A Comparative Study in Three Countries // Studies in Higher Education. 2012. Vol. 37. № 3. P. 271—290.

[Trowler 1998] — Trowler P. What Managerialists Forget: Higher Education Credit Frameworks and Managerialist Ideology // International Studies in Sociology of Education. 1998. Vol. 8. № 1. P. 91—110.

[Trowler 2001] — Trowler P. Captured by the Discourse? The Socially Constitutive Power of New Higher Education Discourse in the UK // Organization. 2001. Vol. 8. № 2. P. 183—201.

[Winter 2009] — Winter R. Academic Manager or Managed Academic? Academic Identity Schisms in Higher Education // Journal of Higher Education Policy and Management. 2009. Vol. 31. № 2. P. 121—131.

[Ylijoki, Ursin 2013] — Ylijoki O.H., Ursin J. The Construction of Academic Identity in the Changes of Finnish Higher Education // Studies in Higher Education. 2013. Vol. 38. № 8. P. 1135—1149.