Vera Serdechnaia. The First Russian Translation of William Blake’s “The Marriage of Heaven and Hell”: The Puzzle of the Manuscripts from the Remizov Archive

 

Вера Сердечная (издательство «Аналитика Родис», научный редактор; главный редактор научного рецензируемого журнала «Язык. Словесность. Культура»; канд. филол. наук) rintra@yandex.ru.

УДК: 82

В статье рассказана история создания и обнаружения первого русского перевода поэмы Уильяма Блейка «Бракосочетание Рая и Ада», который был выполнен Серафимой Ремизовой-Довгелло, женой Алексея Ремизова, в период парижской эмиграции. Алексей Ремизов высоко оценивал художественную значимость поэмы «Бракосочетание Рая и Ада» и цитировал ее в своих произведениях. Перевод поэмы Серафимой Ремизовой включает сам текст поэмы и, на отдельных листах, «Песнь Свободы» — часть поэмы, дописанную Блейком позже. В основном перевод по-ученически близок к подстрочнику. Эквивалентность (точность) перевода берет верх над адекватностью (соответствием художественного воздействия). Основными чертами перевода Ремизовой мож­но назвать верность оригиналу и ориентированность на традицию русской словесности. 

Ключевые слова: русское зарубежье, Серебряный век, переводы, символизм, Уильям Блейк, англо-русские литературные связи, Алексей Ремизов, Серафима Ремизова

 

Vera Serdechnaia (Analitica Rodis publishing house, scientific editor; editor-in-chief of the journal Iazyk. Slovesnost’. Kul’tura; PhD) rintra@yandex.ru.

UDC: 82

Abstract:

This article tells the story of the creation and discovery of the first Russian translation of William Blake’s “The Marriage of Heaven and Hell”, which was carried out by Serafima Remizova-Dovgello, the wife of Alexei Remizov, during their emigration in Paris. Alexei Remizov valued highly the artistic significance of The Marriage of Heaven and Hell, and cited it in his own works. Serafima Remizova’s translation includes the text of the poem itself, and, on separate sheets, the “Song of Liberty” — a part of the poem that was finished by Blake at a later date. Essentially, the translation is, in a scholarly sense, close to an inter­linear. The equivalence (exactitude) of the translation prevails over adequateness (correspondence of artistic influence). The fundamental characteristics of the translation can be said to be its fidelity to the original and its orientation toward the tradition of Russian literature.

Key words: White emigre, Silver age of Russian poetry, translations, Symbolism, William Blake, English-Russian literature interconnections, Alexei Remizov, Seraphima Remizova

 

 

Распространено мнение о том, что Уильям Блейк для русской культуры — фигура маргинальная. «Существование Блейка как крупного поэта было официально признано в СССР в связи с празднованием его 200-летия в 1957 году» [Богданов 2010: 183], — уверенно, но ошибочно замечает литературовед Алексей Богданов. Однако на самом деле о Блейке писали в России уже в 1830-х годах [Артист 1834].

Судьбе творческого наследия Блейка в России посвящены серьезная глава в исследованиях Т.Н. Васильевой [Васильева 1969: 298—311], раздел в библиографическом указателе «Английская литература в русской критике» [Гривен­ко, Недачина 1994: 161—165], краткие обзоры в ряде диссертаций, исследующих наследие Блейка [Косачева 2002: 11—12; Смирнова 2003: 4—5; Токарева 2006: 3—6], а также несколько статей в академических журналах, в том числе зарубежных [Bentley 1977; Warner 1983—1984; Bidney 1987; Yakovleva 2000; Андреева, Смирнова 2012; Сердечная 2013]. Особый интерес проявляют исследователи к теме переводов поэзии Блейка на русский язык [Жирмунский 1965; Сухарев (Мурышкин) 1977; Токарев 1980; Трофимова 1982; Демидова 1987; Кружков 2010; Панченко 2010; Serdechnaya 2013; Шмалько 2005]. История русской рецепции поэта фрагментарно затрагивается в учебных пособиях по истории литературы, а также в комментариях к сборникам переводов [Елистратова 1960: 52—53, 68—69; Аникин, Михальская 1975: 200; Зверев 1978: 288; 1982: 499—500]. Однако многие факты творческого диалога между английским романтиком и русской культурой, в особенности начала XX века, оста­ются незаслуженно забытыми.

Наше исследование рецепции Блейка в русской культуре привело к необходимости уделить особое внимание рецепции Блейка в истории русской эмиграции. В начале XX века, в статьях З. Венгеровой [Венгерова 1897], переводах и статье К. Бальмонта [Бальмонт 1904; 1900; Блэк 1921], Блейк понимался как предтеча движения символизма. Революция обрушила былые социальные и культурные связи, и на долгие десятилетия память о Блейке была вывезена в эмиграцию. Аллюзии на творчество Блейка встречаются в твор­честве Алексея Ремизова и Бориса Анрепа, Набокова и Бродского.

В частности, только недавно открыт первый перевод поэмы Уильяма Блей­ка «The Marriage of Heaven and Hell», выполненный в семье Ремизовых, в эмиграции. Публикации отрывков перевода в данной статье — первые за историю его существования.

Алексей Ремизов, русский писатель-авангардист, эмигрировал в Европу из России в 1921 году вместе с женой Серафимой Павловной, ученым-палеографом и переводчицей. С Серафимой Довгелло, ссыльной эсеркой, Ремизов познакомился в северной ссылке, в Усть-Сысольске; они вместе сделали выбор в пользу литературного творчества. Большинство книг Ремизова посвящены ей; под ее влиянием он занимался палеографией, изучал глаголицу и приобрел серьезные познания в древнерусской словесности [Грачева 2000b: 78; Обатнина 2001: 51].

Упоминания о Серафиме Павловне можно встретить у многих литераторов того времени. Николай Гумилев оставил в ее альбоме стихотворение, начинающееся четверостишием:

У ворот Иерусалима

Ангел душу ждет мою,

Я же здесь, и, Серафима

Павловна, я Вас пою

        [Гумилев 2001: 98].

Она — «толстая дама» из стихотворения Михаила Кузмина «На вечере»; но для самого Ремизова она — «огненная Серафима».

О ней писал Шкловский: «У Ремизова есть жена, очень русская, очень русая, крупная <…> она в Берлине как негр какой-нибудь в Москве во времена Алексея Михайловича, царя, такая она белая и русская» [Шкловский 1973: 182]. В годы эмиграции Серафима Павловна преподавала славянскую палеографию в парижской Школе восточных языков (Сорбонна), выступала с лекциями как историк и палеограф.

Серафима Павловна была известна и как переводчик. В частности, вместе с Ремизовым она перевела для театра Мейерхольда драму «Снег» С. Пшибышевского. Они вместе с Ремизовым помогали Дж.Э. Хэррисон и Х. Мерлиз в переводе на английский язык «Жития протопопа Аввакума», хотя сами в начале 1920-х и не говорили по-английски [Казнина 1997: 356]. Сам Ремизов перевел, например, «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше; этот перевод он посылал в «Жизнь» М. Горькому, но перевод не был опубликован и впоследствии был утерян [Д’Амелия 2002: 483].

Интерес к Блейку и Сведенборгу в семье Ремизовых связан с дружбой Се­ра­фи­мы Павловны с З.Н. Гиппиус и Мережковским: они вовлекали ее в изу­че­ние эзотерики и антропософии. Ремизов писал в дневнике: «З.Н. Гиппиус, “новая церковь”, антропософы Штейнера хотели отделить меня от Серафи­мы Павлов­ны. Духовно мелкие и нам чужое. В мире духовном им понять С.П. нельзя...» [цит. по: Грачева 2000a: 545]. Хотя писатель оценивал эзотерику крайне отрица­тельно, его творчество обогатилось новыми образами; вообще, увлечения Сера­фимы Павловны были важнейшим источником авторской образности и мифо­логии Алексея Михайловича. Н. Берберова считала, что «обезьяньи» проделки, выдумки и гримасы Ремизова во многом идут от Серафимы Павловны: «…это она навязала ему свои сны и фантазии, синдромы и комплексы, и он принял их и, питаясь ими, построит на них свои мифы» [Берберова 1972: 59].

Ремизову как писателю был близок эсхатологизм творчества Блейка, он также был автором собственной мифологической системы, которая выражалась в сложных синтетических жанрах.

Подобно Блейку, Ремизов был самобытным художником, рисовал портреты и автоиллюстрации, «издавал» свои книги рукописным способом. В 1930-х годах, когда супруги жили в Париже, альбомы и портреты авторства Ремизова помогали им выжить. Хотя сам Ремизов художнический талант Блейка ценил невысоко (а может быть, был не так хорошо знаком с его наследием как ху­дожника). В частности, в очерке «Рисунки писателей», размышляя о людях, совме­щавших талант живописца и поэта, Ремизов называет Блейка рядом с Э.Т.А. Гофманом и М.А. Кузминым, однако замечает: «…гравюры Блейка, по крайней мере для меня, не больше как дополнения к его “Венчанию Неба и Ада”» [Ремизов 2003: 396].

В произведениях Ремизова нередко встречаются упоминания о Блейке. Так, в 1952 году он пишет о Париже 1920-х годов: «Среди приезжих я встретил очень талантливых и больших книжников: Блейка не спутают с Блэком» [Ремизов 2003: 136]. Это замечание интересно: дело в том, что в русской традиции, на которую Маршак сетует уже в 1915 году[1], Блейк остается Блэком до 1930-х годов — именно так его имя пишут и Бальмонт, и Венгерова, и Федор Сологуб; так его имя значится в издательских планах символистских издательств (см.: [Пантеон 1907]). Ремизов, очевидно, имеет в виду плодовитого шотландского романиста Уильяма Блэка (1841—1898), чьи книги публиковались в России в 1870-х годах.

Ремизов приводит авторские переводы отрывков произведений Блейка; так, в 1931 году в статье, посвященной памяти Блока, он цитирует перевод одной из «Пословиц Ада» из поэмы «Бракосочетание Рая и Ада»: «Человек, никогда не меняющий своих мнений, подобен стоячей воде и в мыслях своих рождает гадов» [Ремизов 2003: 333]. В другом произведении он вновь ассоциирует с Блоком отрывок из этой поэмы: «Если бы двери восприятий были очищены, всякая вещь показалась бы людям такой, какая она есть — бесконечной» [Ремизов 2000: 14]. Ремизов приводит отрывок из поэмы в контексте судьбы творческого человека: «…все эти гениальные, эти извращенные, эти святые, эти пророки — ну что может быть противоестественнее, как Исаия, который ел человеческое кало, об этом я узнал у Блейка, которого жизнь вот уж крутила!» [Ремизов 2002: 329]. Цитирует Ремизов и заключительную часть поэмы: «А пока что, Блейк прав: “один закон для льва и вола — принуждение”» [Там же: 295]. Таким образом, «Бракосочетание Рая и Ада», очевидно, является для Ремизова важным текстом.

Вероятно, в семье Ремизовых использовалось оксфордское издание поэмы Блейка, которое упоминается в «стоглавой повести» А. Ремизова «Учитель музыки»: «…и тут же Уильям Блейк “Венчание Неба и Ада”, Оксфордское издание, на 247 странице» [Там же: 134]. Как упоминает А. Грачева, «в парижском архиве Ремизова (Собр. Резниковых) сохранился список перевода упомянутой книги Блейка, сделанный рукой С.П. Ремизовой-Довгелло» [Грачева 2000а: 545]. В 2013 году собрание Резниковых было выкуплено из Парижа Минис­терством культуры России[2].

В архиве обнаружены выполненные на отдельных листах переводы поэмы «The Marriage of Heaven and Hell» и «Song of Liberty» — той части, которая была написана несколько позже, но в дальнейшем включалась Блейком в издания поэмы. Анализ материалов позволяет достоверно утверждать, что переводы произвела Серафима Ремизова: в архиве содержатся списки, сделанные ее рукой, а также сделанные рукой Алексея Ремизова с пометкой «перевела С. Ремизова», с ее правками поверх почерка Алексея Михайловича. Таким образом, авторство переводов, по всей видимости, принадлежит Серафиме Павловне.

Переводы приблизительно датированы 1920—1930-ми годами. Оба перевода полные, дословные, выполнены достаточно близко к оригиналу, с точным соблюдением разбивки по строкам. В них ясно чувствуется недостаток переводческого опыта, по крайней мере переложения с английского языка. Тем не менее этот перевод вполне достоин прочтения, он близко передает блейков­скую риторику и является любопытным примером наиболее буквального переложения в истории русских вариантов поэмы.

Хронологически это первый перевод «The Marriage of Heaven and Hell» на русский язык. Бальмонт не переводил поэму, лишь упоминал ее[3]; Маршак перевел лишь часть «Пословиц Ада» [Блейк 1965]. Впервые полный текст поэмы на русском был опубликован в 1975 году в переводе будущего лауреата Букеровской премии Андрея Сергеева [Блейк 1975]. Впоследствии был опубликован «концептуальный» вариант Сергея Степанова [Блейк 1993] и длинный, рыхлый пересказ Валерия Чухно [Блейк 2002]. Перевод Дмитрия Смирнова-Садовского все еще ждет своей публикации.

Обратимся к анализу переводческого решения Серафимы Павловны Ремизовой. Поскольку в сохранившихся рукописях есть некоторые исправления, мы можем следить за движением переводческой мысли. Перевод ключевых элементов текста показывает любопытные различия между существующими вариантами переложений поэмы на русский язык.

Поэма Блейка имеет название «The Marriage of Heaven and Hell»; понятие marriage, как следует из текста, напрямую связано с понятием алхимического союза, что в русском варианте получило традиционное название «химической свадьбы» (термин восходит к манифестам розенкрейцеров). У С. Ремизовой заголовок поэмы — «Венчание неба и ада». В наиболее известных переводах, А. Сергеева и С. Степанова, marriage переводится как «бракосочетание»; в переводе В. Чухно — как «союз»; только в переводе С. Ремизовой использовано слово «венчание». Таким образом, в основном переводчики подчеркивают «юридический» статус брачного союза, используя официальное и устаревшее слово «бракосочетание», в то время как С. Ремизова использует название церковного таинства, акцентируя мистический характер объединения противоположных сторон бытия.

Название первой, вводной части поэмы Блейка — «Argument». С этим многозначным словом переводчики испытывали сложности, передавая его то как «Смысл» (А. Сергеев), то как «Предварение» (С. Степанов), то как «Единоборство» (В. Чухно). Вероятно, здесь Блейк отсылает к жанру предисловия, краткого содержания, предпосылаемого тексту; в этом отношении перевод С. Ремизовой, «Содержание», близок к замыслу автора (в рукописи перечеркнут более ранний вариант, «Прение»).

Некоторые части поэмы обозначены у Блейка «Memorable Fancy». В переводе А. Сергеева эти подзаголовки переводятся «Памятный сон», у С. Степанова — «Достопамятное видение», у В. Чухно — «Памятное видение». В переводе С. Ремизовой используется жанровое обозначение «Достопамятная причуда» — этот вариант, хотя и отходит от наиболее очевидного значения слова в данном контексте (видение воображения), акцентирует «причудливость» фантазий-видений автора, в которых он то идет среди адских огней, то беседует с ветхозаветными пророками.

В переводе подзаголовка «Proverbs of Hell» все переводчики фактически единодушны: «Пословицы ада»; только С. Степанов в своем архаизирующем переводе пишет «Притчи ада», что кажется достаточно точным, поскольку в русском языке отсылает к библейским «Притчам», к которым, несомненно, восходит блейковский текст.

Таким образом, сопоставительный анализ перевода ключевых слов тек­ста — названия, подзаголовков — позволяет предварительно предположить, что С. Ремизовой представлен самостоятельный и уникальный по контексту вариант поэмы Блейка, опирающийся на традиции русской дореволюционной словесности и в то же время весьма близкий к оригиналу.

Обратимся к анализу текста. В основном перевод по-ученически близок к подстрочнику, выполнен с точным соблюдением смыслов оригинала. Можно сказать, что здесь эквивалентность (точность) перевода берет верх над адекватностью (соответствием художественного воздействия); и если можно упрекнуть данный перевод в излишнем буквализме, то надо сказать и о его методологической близости к западной школе перевода, в которой текст перевода не столько стремится быть конгениальным оригиналу, сколько приглашает к знакомству с ним.

Так, первая строка поэмы, «Rintrah roars and shakes his fires in the burden’d air», передается дословно: «Ринтра рычит и потрясает огнями в обремененном воздухе». Та же строка в классическом переводе А. Сергеева звучит следующим образом: «Ринтра ревет и пылает в тяжелом небе»: образность оригинала сглаживается, синтаксис русифицируется. В переводе Ремизовой текст оригинала «просвечивает» сквозь русскую лексику, обращая внимание читателя не столько на поэтическое совершенство перевода, сколько на смыслы и образы исходного текста.

С. Ремизова, как правило, соблюдает характерный для оригинала порядок слов, стремится подбирать точные лексические эквиваленты, а не перефразировать: «Without Contraries is no progression» — «Без Противоположностей нет продвижения»; «The history of this is written in Paradise Lost, & the Governor or Reason is call’d Messiah» — «Повесть об этом написана в “Потерянном Рае”, где Правящий или Разум зовется Мессией».

Временами этот перевод откровенно слаб, представляя собой кальку с оригинала: «Till the villain left the paths of ease» — «Пока злодей не покинул тропы легкости»; «Now the sneaking serpent walks / In mild humility» — «Теперь крадущийся змей ходит / В кротком смирении». Однако есть и переводческие успе­хи. Близость к оригиналу не позволяет переводчице «спрямлять» мысль автора, что способствует более точной передаче его афористических выражений: «…Man has two real existing principles: Viz: a Body & a Soul» — «…Человек имеет два истинных действительных начала: а именно: Тело и Душу» (ср. у А. Сергеева: «…Человек разъят на Тело и Душу»). В переводе А. Сергеева мы видим тенденцию к большей антагонизации образа, чем в оригинале. Русский образ европейского романтизма вообще несколько подвержен влиянию немецкого романтизма, и существующая тенденция к тотальному поиску «романтического двоемирия» в данном случае влияет на переводческое решение А. Сергеева.

С. Ремизова последовательно сохраняет образы оригинала, может быть, где-то в ущерб гладкости текста; но сквозь ее текст просвечивает поэтическое неистовство исходного текста: «Bird that cuts the airy way» — «Птица, прорезывающая воздушный путь» (ср. у А. Сергеева: «птица на лету», В. Чухно: «птиц, несущихся в полете»).

Особое место в поэме занимают «Proverbs of Hell», своего рода афористический центр произведения. Этот мини-цикл высказываний всегда представлял трудности как для перевода, так и для интерпретации. С. Ремизова, придерживаясь максимальной близости к оригиналу, нередко достигает большей точности высказывания, чем другие переводчики.

«Eternity is in love with the productions of time» — «Вечность влюблена в творения времени». Этот перевод остается одним из самых адекватных в истории русской адаптации «Притч Ада» (ср.: полная потеря смысла у А. Сергеева: «Вечность — это любовь, закаленная временем»; неоправданная архаизация языка у С. Степанова: «Плоды бренного возлюблены Вечностью»; обессмысливание выражения у В. Чухно: «Вечность обожает творения бесконечного времени»). Перевод С. Ремизовой точно и без излишеств передает мысль Блейка о единстве конечного и бесконечного, и это единство — в любви.

«The soul of sweet delight can never be defil’d» — «Душа сладкого наслаждения никогда не сможет быть осквернена». Этот точный и безыскусный перевод, однако, выглядит выигрышным на фоне других вариантов. Так, у А. Сергеева образ абстрагируется: «душа сладкого наслаждения» становится «душевной благодатью»: «Душевную благодать нельзя замарать». Эта подмена противоречит взглядам Блейка, для которого наслаждение — понятие скорее чувственное, телесное, никак не соотносящееся с клерикальной «благодатью».

«Improvement makes strait roads; but the crooked roads without Improvement are roads of Genius» — «Усовершенствования выпрямляют дороги; но кривая дорога без усовершенствований — дорога Гениев». Практически подстрочный перевод С. Ремизовой здесь значительно выигрывает в точности мысли у поэтического и краткого перевода А. Сергеева: «Человек выпрямляет кривые пути; Гений идет кривыми». У А. Сергеева на место противопоставления «прямые дороги — кривые дороги» приходит противопоставление «Человек — Гений», которого нет и не может быть у Блейка, считавшего, что все божества живут в груди человека. Подобным образом у С. Степанова на первый план выходит противопоставление учения и гения: «Ученье уравнивает пути; Гений же идет кривыми».

Некоторые из переводов С. Ремизовой выигрывают у других вариантов прежде всего в силу их лаконичности: «Expect poison from the standing water» — «Жди яда от стоячей воды» (ср. А. Сергеев: «Знай, что в стоячей воде отрава»; В. Чухно: «Опасайся стоячей воды: в ней таится отрава»).

И в этом цикле у С. Ремизовой можно найти достаточно неудачные переводы, близкие к курьезам. Так, «Damn braces. Bless relaxes» она понимает как предложения повелительные: «Прокляни подпоры. Благослови ослабления», в то время как значительно более вероятна их трактовка как повествовательных (ср. более точно у С. Степанова: «Проклятие укрепляет. Благословение расслабляет»).

Отметим, насколько точно звучит в переводе С. Ремизовой ключевое место поэмы Блейка: «If the doors of perception were cleansed every thing would appear to man as it is, infinite» — «Если бы двери восприятия были очищены, все показалось бы людям таким, какое оно есть, — бесконечным». Соблюдаются основные понятия авторской философии, выдержаны противопоставления, в то время как, например, в переводе А. Сергеева понятие восприятия подменяется познанием и исчезает идея того, что вещи бесконечны в себе, по своей сути: «Если б врата познания были открыты, людям открылась бы бесконечность».

Нужно отметить, что в отличие от А. Сергеева первая переводчица поэмы Блейка не сокращает «неудобные» моменты блейковского текста: так, ее перевод предпоследней «Достопамятной причуды» представляет Блейка во всей красе: неудобного, бунтующего поэта, аллегорика и философа, стремящегося во что бы то ни стало открыть читателю бесконечность во всем. Приведем отрывок в ее переводе, подстрочно точном: «Скоро мы увидели семь кирпичных домов. В один из них мы вошли; в нем было несколько обезьян, мартышек, и иных этой же породы, они были прикреплены цепями посреди туловища, и улыбались друг другу, и друг на друга кидались, но были сдерживаемы короткими цепями. Но все же я заметил, что иногда число их возрастало, и тогда сильные ловили слабых, и, в улыбающемся виде, сначала совокуплялись, а затем пожирали их, отрывая сперва один член, потом другой, пока от тела не оставалось лишь беспомощное туловище. Улыбаясь и целуя его с кажущейся любовью, они пожирали и это туловище; там и тут я видел, как некоторые из них лакомо срывали мясо со своих собственных хвостов. Так как вонь весьма была нам обоим неприятна, мы вошли в мельницу, и я в руке своей держал скелет, который в мельнице оказался Аналитикой Аристотеля». Сопоставление данного текста с переводом А. Сергеева демонстрирует, что последний вариант насколько литературно правилен, настолько и сглаживает неукротимые аллегории автора: «…я погнал по нему Ангела к семи кирпичным домам и ввел в один дом; мартышки и обезьяны в нем, скалясь, бросались друг на друга, насколько пускали их цепи, сильные, ухватив слабых, отгрызали им ноги и руки, целовали беспомощные тела и тотчас их пожирали; и мы от смрада сбежали на мельницу, и я принес с собою скелет, который был “Аналитикой” Аристотеля».

Таким образом, основными чертами перевода С. Ремизовой можно назвать верность оригиналу и ориентированность на традицию дореволюционной русской словесности. Этот текст представляет поэта скорее неуравновешенным и пламенным мистиком, чем мудрецом и классиком (каким предстает английский романтик, например, в переводах Маршака). Возможно, переводческие установки С. Ремизовой связаны с тем, что она переводила труды Блейка не столько как поэта, сколько как мистика и визионера: если переводить поэму как алхимический трактат, точность важнее, чем поэтические красоты, и значительнее, чем языковая правильность.

Сегодня, когда русское зарубежье постепенно возвращается в Россию, обнаруживаются и новые страницы рецепции английского романтика в русской культуре. Остается лишь удивляться, что поэма «The Marriage of Heaven and Hell», которая так успешно трактовалась и как антиклерикальная, и как революционно-освободительная, была впервые опубликована на русском языке так поздно. Очевидно, причиной тому стала репутация поэта как мистика, прочно закрепившаяся в символистской критике. Ведь и М. Горький, по воспоминаниям К. Чуковского, отказался публиковать книгу переводов Маршака из Блейка в 1920-е из-за его «мистицизма»: «Не стоит ваш Блейк, чтобы Вы переводили его» [Чуковский 1997: 349][4].

 

Библиография / References

[Андреева, Смирнова 2012] — Андреева О.В., Смирнова Е.А. Издание произведений У. Блейка в России // Известия высших учебных заведений. Проблемы полиграфии и издательского дела. 2012. № 3. С. 103—106.

(Andreeva O.V., Smirnova E.A. Izdanie proizvedeniy U. Bleyka v Rossii // Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Problemy poligrafii i izdatel’skogo dela. 2012. № 3. P. 103—106.)

[Аникин, Михальская 1975] — Аникин Г.В., Михальская Н.П. Уильям Блейк // Аникин Г.В., Михальская Н.П. История английской литературы. М.: Высшая шко­ла, 1975. С. 195—200.

(Anikin G.V., Mikhal’skaya N.P. Uil’yam Bleyk // Anikin G.V., Mikhal’skaya N.P. Istoriya angliyskoy literatury. Moscow, 1975. P. 195—200.)

[Артист 1834] — Артист-поэт-сумасшедший. Жизнь Вильяма Блека // Телескоп. Журнал современного просвещения, издаваемый Николаем Надеждиным. М., 1834. Часть XXII. С. 67—97.

(Artist-poet-sumasshedshiy. Zhizn’ Vil’yama Bleka // Teleskop. Zhurnal sovremennogo prosveshcheniya, izdavaemyy Nikolaem Nadezhdinym. Moscow, 1834. Part XXII. P. 67—97.)

[Бальмонт 1900] — Бальмонт К. (под псевдонимом Гридинский). Вильям Блэк // Ежемесячные сочинения. 1900. № 11. С. 238—242.

(Bal’mont K. (as Gridinskiy). Vil’yam Blek // Ezhemesy­achnye sochineniya. 1900. № 11. P. 238—242.)

[Бальмонт 1904] — Бальмонт К. Праотец современных символистов (Вильям Блэк, 1757—1827) // Бальмонт К. Горные вершины. М.: Гриф, 1904. С. 43—48.

(Bal’mont K. Praotets sovremennykh simvolistov (Vil’­yam Blek, 1757—1827) // Bal’mont K. Gornye vershiny. Moscow, 1904. P. 43—48.)

[Берберова 1972] — Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. Мюнхен: Wilhelm Fink Verlag, 1972.

(Berberova N. Kursiv moy. Avtobiografia. Munich, 1972.)

[Блейк 1965] — Блейк В. Из «Пословиц Ада» // Вильям Блейк в переводах С. Маршака: Избранное. М.: Художественная литература, 1965. С. 159—166.

(Blake W. From the ‘Proverbs of Hell’ // William Blake in the translations by S. Marshak: Selected works. Moscow, 1965. P. 159—166. — In Russ.)

[Блейк 1975] — Блейк В. Бракосочетание Рая и Ада // Поэзия английского романтиз­ма. М.: Художественная литература, 1975. С. 31—41.

(Blake W. The Marriage of Heaven and Hell // The poetry of English Romanticism. Moscow, 1975. P. 31—41. — In Russ.)

[Блейк 1993] — Блейк У. Бракосочетание Неба и Ада // Блейк У. Песни Невинности и Опы­та: Стихи / Пер. С.А. Степанова. СПб.: Северо-Запад, 1993. С. 163—213.

(Blake W. The Marriage of Heaven and Hell // Blake W. The Songs of Innocence and of Experience. Saint Petersburg, 1993. P. 163—213. — In Russ.)

[Блейк 2002] — Блейк У. Союз Небес и Преис­подней // Блейк У. Видения страшного суда. М.: Эксмо-пресс, 2002. С. 16—55.

(Blake W. The Marriage of Heaven and Hell // Bla­ke W. The visions of the Last Judgment. Moscow, 2002. P. 16—55. — In Russ.)

[Блэк 1921] — Блэк Вильям (переводы) // Бальмонт К. Из мировой поэзии. Берлин: Сло­во, 1921. С. 27—44.

(Blake William (translations) // Bal’mont K. Iz mirovoy poezii. Berlin, 1921. P. 27—44.)

[Богданов 2010] — Богданов А. Мир как живая поэма: от Уильяма Блейка к Даниилу Андрееву через символизм // Даниил Андреев: Pro et contra. Личность и творчество Д.Л. Андреева в оценке публицистов и исследователей. СПб.: Русская христианская гуманитарная академия, 2010. С. 181—207.

(Bogdanov A. Mir kak zhivaya poema: ot Uil’ya­ma Bley­ka k Daniilu Andreevu cherez simvolizm // Da­niil Andreev: Pro et contra. Lichnost’ i tvor­che­stvo D.L. Andreeva v otsenke publitsistov i is­sle­dovateley. Saint Petersburg, 2010. P. 181—207.)

[Васильева 1969] — Васильева Т.Н. Поэмы В. Блейка («Пророческие книги» 18—19 вв.) // Ученые записки Кишиневско­го государственного университета. Т. 108. Кишинев: Кишиневский государственный университет, 1969. C. 26—311.

(Vasil’eva T.N. Poemy V. Bleyka («Prorocheskie knigi» 18—19 vv.) // Uchenye zapiski Kishinevskogo gosudarstvennogo universiteta. Vol. 108 (literaturovedcheskiy, sektsiya zarubezhnykh literatur). Chiҫinӑu, 1969. P. 26—311.)

 [Венгерова 1897] — Венгерова З. Вильям Блэк. Родоначальник английского символизма // Венгерова З. Литературные характеристики. СПб.: Е.А. Винеке, 1897. С. 153—182.

(Vengerova Z. Vil’yam Blek. Rodonachal’nik angliyskogo simvolizma // Vengerova Z. Literaturnye kharakteristiki. Saint Petersburg, 1897. P. 153—182.)

[Грачева 2000a] — Грачева А.М. Комментарии // Ремизов А. Собрание сочинений. М.: Русская книга, 2000. Т. 8. С. 538—604.

(Gracheva A.M. Kommentarii // Remizov A. Sobranie sochineniy. Moscow, 2000. Vol. 8. P. 538—604.)

[Грачева 2000b] — Грачева А.М. А.М. Ремизов и древнерусская культура. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000.

(Gracheva A.M. A.M. Remizov i drevnerusskaya kul’tura. Saint Petersburg, 2000.)

[Гривенко, Недачина 1994] — Гривенко А.Н., Недачина А.Р. (сост.). Английская литература в русской критике: Библиографический указатель. Ч. 1: Средние века — XVIII век. М.: РАН. Ин-т научной информации по общественным наукам, 1994. 

(Grivenko A.N., Nedachina A.R. (Eds.) Angliyskaya literatura v russkoy kritike: Bibliograficheskiy ukazatel’. Part 1: Srednie veka — XVIII vek. Moscow, 1994.)

[Гумилев 2001] — Гумилев Н. Полное собрание сочинений: В 10 т. T. 4. М.: Воскресенье, 2001.

(Gumilev N. Polnoe sobranie sochineniy: In 10 vols. Vol. 4. Moscow, 2001.)

[Д’Амелия 2002] — Д’Амелия А. Коммента­рии // Ремизов А. Собрание сочинений. Т. 9. М.: Русская книга, 2002. С. 465—502.

(D’Ameliya A. Kommentarii // Remizov A. Sobranie sochineniy. Vol. 9. Moscow, 2002. P. 465—502.)

[Демидова 1987] — Демидова О.Р. Некоторые стилистические особенности переводов стихотворения У. Блейка «Тигр» К. Бальмонтом и С. Маршаком // Анализ сти­лей зарубежной художественной и науч­ной литературы. Л.: ЛГУ, 1987. Вып. 5. С. 126—133.

(Demidova O.R. Nekotorye stilisticheskie osobennos­ti perevodov stikhotvoreniya U.Bleyka «Tigr» K. Bal’montom i S. Marshakom // Analiz stiley zarubezhnoy khudozhestvennoy i nauchnoy literatury. Leningrad, 1987. Part 5. P. 126—133.)

[Елистратова 1960] — Елистратова А.А. Наследие английского романтизма и современность. М.: Академия наук СССР, 1960.

(Elistratova A.A. Nasledie angliyskogo romantizma i sovremennost’. Moscow, 1960.)

[Жирмунский 1965] — Жирмунский В. Уильям Блейк в переводах С. Маршака // Новый мир. 1965. № 6. С. 157—159.

(Zhirmunskiy V. Uil’yam Bleyk v perevodakh S. Mar­shaka // Novyy mir. 1965. № 6. P. 157—159.)

[Зверев 1978] — Зверев А. Комментарии // Блейк В. Стихи. М.: Художественная ли­тература, 1978. С. 287—318.

(Zverev A. Kommentarii // Bleyk V. Stikhi. Moscow, 1978. P. 287—318.)

[Зверев 1982] — Зверев А. Комментарии // Блейк У. Избранные стихи. М.: Прогресс, 1982. С. 499—558.

(Zverev A. Kommentarii // Bleyk U. Izbrannye sti­khi. Moscow, 1982. P. 499—558.)

[Казнина 1997] — Казнина О.А. Русские в Анг­лии. М.: Наследие, 1997.

(Kaznina O.A. Russkie v Anglii. Moscow, 1997.)

[Косачева 2002] — Косачева Е.В. Йейтс и Блейк: Мистический язык и миф: Дис. … канд. филол. наук. М., 2002.

(Kosacheva E.V. Yeyts i Bleyk: Misticheskiy yazyk i mif: Dis. … kand. filol. nauk. Moscow, 2002.)

[Кружков 2010] — Кружков Г. О русских переводах Блейка // Блейк У. Песни невиннос­ти и опыта / Songs of Innocence and of Experience. М.: Рудомино, 2010. С. 21—29.

(Kruzhkov G. O russkikh perevodakh Bleyka // Bla­ke W. Pesni nevinnosti i opyta / Songs of Innocence and of Experience. Moscow, 2010. P. 21—29.)

[Маршак 1915] — Маршак С. К стихотворениям Вильяма Блэка // Северные записки. 1915. № 10. С. 73.

(Marshak S. K stikhotvoreniyam Vil’yama Bleka // Severnye zapiski. 1915. № 10. P. 73.)

[Обатнина 2001] — Обатнина Е.Р. Царь Асы­ка и его подданные. Обезьянья Великая и Вольная Палата А. М. Ремизова в лицах и документах. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. 

(Obatnina E.R. Tsar’ Asyka i ego poddannye. Obez’­yan’ya Velikaya i Vol’naya Palata A.M. Remizo­va v litsakh i dokumentakh. Saint Petersburg, 2001.)

[Пантеон 1907] — Книгоиздательство «Пантеон»: Мировая литература (проспект). СПб.: Пантеон, 1907.

(Knigoizdatel’stvo «Panteon»: Mirovaya literatura (prospekt). Saint Petersburg, 1907.)

[Панченко 2010] — Панченко П.В. О некоторых семантических сдвигах при переводе стихотворения У. Блейка «The Crystal Cabinet» // Вопросы лингвистики и литературоведения. 2010. № 2. С. 56—62.

(Panchenko P.V. O nekotorykh semanticheskikh sdvigakh pri perevode stikhotvoreniya U. Bleyka «The Crystal Cabinet» // Voprosy lingvistiki i literaturovedeniya. 2010. № 2. P. 56—62.)

[Ремизов 2000] — Ремизов А. Собрание сочинений. Т. 8. М.: Русская книга, 2000.

(Remizov A. Sobranie sochineniy. Vol. 8. Moscow, 2002.)

[Ремизов 2002] — Ремизов А. Собрание сочинений. Т. 9. М.: Русская книга, 2002.

(Remizov A. Sobranie sochineniy. Vol. 9. Moscow, 2002.)

[Ремизов 2003] — Ремизов А. Собрание сочинений. Т. 10. М.: Русская книга, 2003.

(Remizov A. Sobranie sochineniy. Vol. 10. Moscow, 2003.)

[Сердечная 2013] — Сердечная В.В. «Русский» Блейк: переводы, исследования, аллюзии // Язык. Словесность. Культура. 2013. № 1. С. 78—94.

(Serdechnaya V.V. «Russkiy» Bleyk: perevody, issledovaniya, allyuzii // Yazyk. Slovesnost’. Kul’tu­ra. 2013. № 1. P. 78—94.)

[Смирнова 2003] — Смирнова О.В. Пророчес­кие поэмы Уильяма Блейка: Дис. … канд. филол. наук. СПб., 2003.

(Smirnova O.V. Prorocheskie poemy Uil’yama Bley­ka: Dis. … kand. filol. nauk. Saint Petersburg, 2003.)

[Сухарев (Мурышкин) 1977] — Сухарев (Мурышкин) С. Два «Тигра» // Мастерство перевода. Сб. 11. М.: Советский писатель, 1977. С. 296—317.

(Sukharev (Muryshkin) S. Dva «Tigra» // Masterstvo pe­revoda. Part 11. Moscow, 1977. P. 296—317.)

[Токарев 1980] — Токарев Г.Н. Стихотворение У. Блейка «Лондон» в переводах С.Маршака: [О влиянии контекста на перевод стихотворного произведения] // Вопро­сы поэтики художественного произведения. Алма-Ата: КАзПИ им. Абая, 1980. С. 128—140.

(Tokarev G.N. Stikhotvorenie U. Bleyka «London» v perevodakh S.Marshaka: [O vliyanii konteksta na perevod stikhotvornogo proizvedeniya] // Voprosy poetiki khudozhestvennogo proizvedeniya. Alma-Ata, 1980. P. 128—140.)

[Токарева 2006] — Токарева Г.А. Миф в художественной системе Уильяма Блейка: Дис. … докт. филол. наук. Воронеж, 2006.

(Tokareva G.A. Mif v khudozhestvennoy sisteme Uil’yama Bleyka: Dis. … dokt. filol. nauk. Voronezh, 2006.)

[Трофимова 1982] — Трофимова Ю.М. Словесный и образный перевод метафор (опыт лингвостилистического анализа Блейка в пер. Маршака). Саранск: Мордовский гос. ун-т, 1982. 

(Trofimova Yu.M. Slovesnyy i obraznyy perevod metafor (opyt lingvostilisticheskogo analiza Bleyka v per. Marshaka). Saransk, 1982.)

[Чуковский 1997] — Чуковский К. Дневник: 1930—1969. М.: Современный писатель, 1997. 

(Chukovskiy K. Dnevnik: 1930—1969. Moscow, 1997.)

[Шкловский 1973] — Шкловский В. ZOO, или Письма не о любви // Шкловский В. Собрание сочинений. Т. 1. М.: Художест­венная литература, 1973. С. 165—230.

(Shklovskiy V. ZOO, ili Pis’ma ne o lyubvi // Shklovskiy V. Sobranie sochineniy. Vol. 1. Moscow, 1973. P. 165—230.)

[Шмалько 2005] — Шмалько А. Непереведенный Блейк. URL: http://www.vladivostok.
com/speaking_in_tongues/shmalko.htm

(Shmal’ko A. Neperevedennyy Bleyk. 2005. URL: http://www.vladivostok.com/speaking_in_tongues/shmalko.htm)

[Bentley 1977] — Bentley G.E. Jr. The Vicissitudes of Vision: the first account of William Blake in Russian // Blake: An Illustrated Quarterly. 1977. № 10.4. P. 112—114.

[Bidney 1987] — Bidney M. A Russian Symbolist View of William Blake // Comparative Literature. 1987. Vol. 39. № 4. P. 327—339.

[Serdechnaya 2013] — Serdechnaya V.V. Rev. of William Blake. Songs of Innocence and of Experience (Moscow: Rudominо, 2010) // Blake: An Illustrated Quarterly. 2013. Vol. 47. № 1.

[Warner 1983—1984] — Warner N.O. Shaw, Tolstoy and Blake’s Russian Reputation // Blake: An Illustrated Quarterly. 1983—1984. № 17 (3). P. 102—104.

[Yakovleva 2000] — Yakovleva G. Blake in Russia // Blake Journal. 2000. № 5. P. 69—71.