Aleksandra Eliseeva. Polyphony of Minority Discourses in Minna Wettstein-Adelt’s Novel Are These Women? A Novel about the Third Sex

Материалом исследования послужил немецкоязычный роман «Женщины ли это? Роман о третьем поле» («Sind es Frauen? Roman über das dritte Geschlecht»). Он вышел в свет в 1901 году, подписанный псевдонимом Эме Дюк (Aimée Duc), за которым скрывалась писательница Минна Веттштайн-Адельт (Minna Wettstein-Adelt). Создательница книги родилась во Франции в 1869 году, получила профессию модистки, потом обосновалась в Берлине, где занималась журналистской и издательской деятельностью, в частности была главным редактором журнала «Дрезина», «печатного органа для поддержки и распространения велосипедной езды среди дам». Впоследствии Веттштайн-Адельт жила и работала в Каире, затем в Калькутте, умерла после 1908 года, точная дата ее смерти неизвестна. Свои художественные произведения, романы, новеллы, а также некоторые статьи, посвященные женскому вопросу и социальной проблематике, писательница часто издавала под тем же псевдонимом Эме Дюк (Aimée Duc), что и роман «Женщины ли это?». В 1976 году берлинское феминистское издательство «Амацонен Фрауэнферлаг» выпустило репринт книги [Duc 1976].

Текст «Женщины ли это?» назван в подзаголовке «романом», хотя объем этого сочинения невелик — менее 100 страниц. Сейчас произведение почти забыто читателями и исследователями, можно найти только немногочисленные случаи обращения к этой книге в научной литературе [Claus 1989]. Между тем роман представляет большой интерес, потому что он соединяет в себе как различные жанровые признаки, так и фрагменты разных дискурсов, в том числе дискурсов о гомосексуальности. Причем такое соединение жанров и дискурсов не происходит в тексте гладко, а обнаруживает швы, разрывы, своего рода несообразности, о которых и пойдет речь в статье. Представляется, что именно эти жанровые, дискурсивные нестыковки, шероховатости романа, в том числе и конфликт двух концепций сексуальности (гомосексуальности), можно считать симптоматичными для времени написания произведения и в целом для дискурсивного конструирования гомосексуальности в XX веке. Основное положение статьи состоит в том, что текст Минны Веттштайн-Адельт объединяет различные литературные жанры, прежде всего феминистский трактат и тривиальный любовный роман, разнородные дискурсы о гомосексуальности — эссенциалистский и конструктивистский, а также сочетает эмансипационную и репрессивную установки.

Сюжет романа не изобилует событиями. Действие начинается в Женеве, потом перемещается в Мюнхен. В университете Женевы, а затем Мюнхена учится главный персонаж произведения Миночка Фернандоф, причем русский друг героини Борис забавно называет ее «Миночка Фернандовна». В аналепсисах романа сообщается, что она родилась во Франции, ее родной язык французский, в то же время в романе есть русскоязычные вкрапления, сказано, что отец героини был «русский, татарин» [Duc 1976: 6]1 . До Женевы Миночка училась в Лейпциге. Она сменила несколько специальностей: сначала изучала медицину, затем философию, потом литературу. К началу романа предметом ее изучения является искусство. Сообщается также, что Миночка до начала действия романа три года состояла в браке, это время, проведенное, как подчеркнуто в тексте, с любящим ее мужем, она расценивает как ужасное. Значительное место в романе отведено описанию окружения Миночки — в основном это студентки, приехавшие в Женеву из разных стран (Германии, России, Польши, Австро-Венгрии и т.д.). Таким образом, в романе изображена та переломная эпоха, когда университеты Европы стали открываться для женщин. Этот процесс происходил с разной интенсивностью в различных странах и хорошо описан в научной литературе [Huercamp 2004; Weiershausen 2004]. Обращает на себя внимание, что большинство героинь романа посвятили себя медицине, причем специальностям, считавшимся до этого отнюдь не «дамскими», например урологии, проктологии, хотя есть и студентки в сфере права, гуманитарных наук. Ряд героинь обладает научной степенью — например, доктор Татьяна Кассберг из России.

Большую часть романа занимают дискуссии персонажей, в основном посвященные гендерной проблематике. Немногочисленные события романа — вечеринки, встречи в пивной, посещения концертов и т.п. — служат в произведении поводом и обрамлением для выражения взглядов о гендерном равенстве, которые ретроспективно можно назвать феминистическими. В дискуссиях неизменно лидирует Миночка, причем ее оппоненты оказываются посрамлены — в основном, таковыми являются мужчины, не принадлежащие к близкому кругу героини, транслирующие эссенциалистские взгляды, т.е. представления о некоем «природном» предназначении женщин. Последнее слово всегда остается в дискуссиях за Миночкой и ее единомышленниками и единомышленницами. Основными тезисами, которые отстаиваются в романе, являются требования равных прав на получение образования, на профессиональную деятельность, финансовая независимость женщин и т.д., а соответственно необходимость изменения принципов воспитания девочек, которых, как сетуют персонажи романа, с детства готовят к последующему замужеству как основной цели. В дискуссиях, которые моделирует текст, затронуто множество других вопросов: проблематичность брака как института, негативная социальная роль литературы, в которой создается и поддерживается культ несчастной любви, идеологизированность науки, в том числе медицины, указано и на изменения условий быта по сравнению с прошлыми временами. Так, реплику консервативного оппонента, что работающая женщина не сможет обеспечивать дома уют и достойно принимать гостей, героиня парирует ссылкой на то, что сейчас побеждает тенденция собираться и отмечать события в кафе, не тратя время на приготовление еды или последующую уборку. В текст романа вплетены элементы очень распространенных в конце XIX века дискурсов, например обсуждается «модная» в то время проблематика истерии, считавшейся исключительно женской болезнью [Lamott 2001]. Главная героиня полемически объявляет причинами истерии брак и безделье, т.е. отсутствие профессиональной деятельности. Насыщенность текста дебатами, дискурсивное доминирование феминистических идей позволяют увидеть в романе признаки романа-трактата, т.е. беллетризованного изложения идей, в данном случае феминистических взглядов.

С другой стороны, текст обладает чертами тривиального любовного романа: в нем изложена любовная история Миночки и польской графини Марты, изучающей в Женеве музыку. Предыстория их отношений дана в аналепсисе: Миночка влюбляется в Марту в Лейпциге, там же добивается ее взаимности. Любовная гармония нарушается отъездом Марты на похороны отца, ее знакомством с неким офицером и последующим замужеством. В тексте описаны страдания главной героини, которая все-таки успешно оканчивает университет и готовится к отъезду в Австралию, чтобы возглавить там некую школу повышения квалификации. Перед отъездом Миночка решает побывать в Париже, где прошло ее детство. В Париже, на кладбище Пер Лашез, она встречает свою неверную подругу в траурном одеянии, выясняется, что ее муж-офицер скончался, Марта молит о прощении, и подруги примиряются. Данная линия романа обладает всеми признаками тривиального нарратива [Nusser 1991: 119—128]: это история любви, измены, препятствий на пути к союзу, а также хеппи-энд с использованием литературного клише «весенний Париж с цветущими каштанами» и расхожая метафорика. Финал романа звучит так: «И тогда пошли они, взявшись за руки, в город, навстречу блаженству весны и своей жизни!» [Duc 1976: 95].

В духе тривиального любовного романа представлена и эротическая линия произведения: нарратив избегает описаний телесности, из проявлений физической близости в тексте присутствуют только сдержанные поцелуи, о физическом сближении героинь сообщено парафразой: «…когда их сердца обрели друг друга, когда они свободно и без оглядки стали полностью принадлежать друг другу» [Duc 1976: 90]. Следует отметить, что данные жанры вступают в тексте в очевидный конфликт. Так, созданная в финале картина будущей идиллии — героини собираются проводить лето в поместье состоятельной графини Марты, а осень и зиму в Париже — не подразумевает никакой профессиональной деятельности, обесценивая тем самым все предыдущие утверждения женских персонажей о необходимости реализации в работе. Несообразности, происходящие от разных жанровых и дискурсивных систем, содержат и оправдания Марты: с одной стороны, она представляет свое замужество как добровольный выбор, мотивированный сходством интересов (упомянуто, что ее связывала с покойным мужем любовь к музыке), сообщает, что их брак являлся формальным и представлял собой дружеский союз, с другой стороны, в том же высказывании она настаивает на том, что ее брак был «изнасилованием». Теоретические постулаты Миночки, что несчастная любовь — плод безделья, опровергаются описанием ее состояния после разрыва с Мартой: собственная жизнь представляется ей пустой и бессмысленной.

Подобно тому как текст сочетает разные жанры, обнаруживая зазоры, разноречия, так же в нем соединяются разные дискурсы о сексуальности (гомосексуальности). Один из них задан подзаголовком произведения «роман о третьем поле» и отсылает к понятию, которое обрело популярность во второй половине XIX — начале XX века. Оно зародилось в дискуссии о природе гомосексуальности, которая интенсивно развивалась в научных кругах Германии, в среде психиатров, невропатологов и юристов, и во многом свидетельствовала о той медикализации дискурса в XIX веке, которую отмечал Фуко [Фуко 1996]. Участниками дискуссии были психиатр и невропатолог Рихард Крафт-Эбинг, адвокат Карл Ульрихс, врач Магнус Хиршфельд, психиатр Альберт Молль, дерматолог и венеролог Иван Блох и прочие [Weinbacher 2011: 65—91]. Стоит отметить, что усилия юристов, медиков, публицистов, предлагавших различные, порой противоречащие друг другу теории однополого влечения, нередко были направлены на декриминализацию гомосексуальности, в частности печально известного параграфа № 175. В этой научной и публицистической среде получила хождение и концепция «третьего пола», фигурирующая в романе. теорию «третьего пола» разрабатывали, в частности, Карл Ульрихс и Магнус Хиршфельд. В тексте Веттштайн-Адельт данное понятие обозначает гомосексуальных людей. Персонажи романа эксплицитно идентифицируют себя с «третьим полом». Так, например, об одной из женских компаний, упомянутых в книге, сказано: «Все они были самостоятельными женщинами, которые открыто называли себя людьми третьего пола» [Duc 1976: 68]. Примечательно, что в произведении содержатся отголоски оживленной дискуссии второй половины XIX — начала XX века, например прямые отсылки к сочинениям Крафт-Эбинга, при этом любопытно, что консервативно настроенные оппоненты Миночки обвиняют немецкого психиатра, как известно, патологизировавшего гомосексуальность, но требовавшего отмены юридического преследования гомосексуалов, в защите «извращенцев».

Понятие «третьего пола» фигурирует и в беллетристике конца ХIX века, например в сочинении Эльзы Асеньефф «Восстание женщин, или третий пол» («Aufruhr der Weiber oder das dritte Geschlecht», 1898) или в романе Эрнста фон Вольцогена «Третий пол» («Das Dritte Geschlecht», 1899). Можно отметить, что понятие «третьего пола» наделяется в научных и фикциональных текстах того времени различными коннотациями, но в основном обозначает либо гомосексуальных, либо бисексуальных людей. Таким образом, в романе представлен дискурс о гомосексуальности, который Ив Кософски Седжвик обозначает понятием миноритарный [Kosofsky Sedgwick 1990: 1—2]. Он подразумевает наличие в социуме некоей ограниченной группы лиц с гомосексуальными или бисексуальными склонностями, некоего «меньшинства». Фуко датировал возникновение этого дискурса XIX веком [Фуко 1996: 98—99].

В то же время в романе проявляются элементы дискурса, который Ив Кософски Седжвик определяет как универсалистский и который подразумевает врожденную бисексуальность, полиморфность желания у каждого индивида. подобных взглядов придерживался Фрейд, работавший в то же время, когда был создан рассматриваемый роман. В книге Веттштайн-Адельт универсалистский дискурс представлен в одном из первых эпизодов: на вечеринке у Миночки собравшиеся девушки обсуждают и в разной степени осуждают некую Элизу Фриц, которая недавно обручилась. Больше всех возмущается поступком Элизы главная героиня, которая считает, что та предала их всех: «Это же подло со стороны Элизы Фриц»; «Одна из нас таким образом отвергает все, наносит нам удар в лицо» [Duc 1976: 12]. Такая оценка персонажа, изгнанного как из компании студенток, так и из диегезиса романа — Элиза не появляется среди персонажей и лишена собственной повествовательтной перспективы, — подразумевает концепцию идейной гомосексуальности (проистекающей в данном случае из антипатриархатной установки), а стало быть, ее универсалистскую концепцию. Гомосексуальность трактуется как жест протеста против патриархального общества и его моделей, жест, который является предметом личного выбора. Знаменательно, что почти все женские фигуры романа практикуют однополые отношения, об одной из героинь сообщается, что она состоит в фиктивном браке, поддерживаемом из-за ребенка. К редким исключениям среди персонажей относится русская Надин Тарпольски, состоящая в гражданском браке. Персонажи романа, в основном главные героини, отстаивают идею, что каждая свободомыслящая, образованная, работающая женщина должна выбирать однополые отношения. Таким образом, текст конструирует взаимосвязь феминизма и лесбийской любви. Такая концепция идейной гомосексуальности с очевидностью разрушает миноритарный дискурс, она также предвосхищает модель поведения, распространенную среди феминисток начиная с 1960—1970-х годов, которые по идеологическим причинам отвергают союз с мужчиной и предпочитают однополые отношения [Garber 2000: 53].

При этом и концепция идейной гомосексуальности обнаруживает в тексте проблемные зоны, уязвимые места. Предложенный в романе конструкт, задуманный как альтернатива патриархальной модели отношений, является ее инверсией: стигматизация гомосексуальности заменяется в нем на стигматизацию гетеросексуальных женщин, в частности осуждение и исключение из дружеского круга пресловутой Элизы Фриц; гомофобия заменяется, таким образом, на гетерофобию. В романе очевидно стремление противопоставить феномену мужского союза (Männerbund), который в разных его проявлениях является одним из самых исследованных феноменов в гендерной теории [Theweleit 1978: 315—340; Sombart 1996; Widdig 1997], женский союз — на вечеринке у Миночки присутствует исключительно женская компания. Налицо те же стратегии эксклюзии, которые присутствуют в осуждаемом патриархатном обществе.

Интересны и нарративные способы исключения или же мортификации, присутствующие в романе. Так, Элизабет Бронфен исследовала в различных видах искусства стратегию превращения молодой женщины в «красивый труп» как способ вытеснения страха смерти и вместе с тем мести патриархального общества за нарушение правил [Bronfen 1996]. В исследуемом тексте «красивый женский труп» модифицируется в «мужской труп», в умерщвление молодого мужчины, пресловутого офицера, с которым состояла в браке Марта.

Наконец, вопрос вызывают оценочные суждения нарративной инстанции. Дело в том, что одним из предметов дискуссии персонажей является конструкт женственности и его патриархатная обусловленность. Миночка утверждает: «Ибо что есть понятие “женственности”? Продиктованное и сформированное мужчиной желание сформировать женщину по своему образцу» [Duc 1976: 36]. Таким образом, категории «женственного», «мужественного», соответственно критерии привлекательности, красоты представлены как патриархатные конструкты. Однако при том, что нарративная инстанция романа (аукториальная и внедиегетическая) постоянно дает оценку внешности женских персонажей, комментирует степень их внешней привлекательности. Так, об одной из героинь говорится, что она была «довольно хороша собой» [Ibid.: 8], а Марту «даже нельзя было назвать красивой» [Ibid.: 9] и т.п. К тому же в описаниях оценивается соотношение гендерных признаков в одежде, аксессуарах, поведении и т.п. так, подчеркнуто, что Миночка сочетает в своей внешности и в поведении мальчишеские черты с «бессознательным женским кокетством и пикантностью» [Ibid.: 5]. Возникает вопрос, какой оценочной шкалой пользуется нарративная инстанция в оценке внешности и поведения персонажей и насколько эта шкала отличается от отвергаемой патриархатной? Можно предположить, что на дискурсивном уровне романа возникают те же оценочные критерии (красоты, гендерных характеристик), которые эксплицитно отвергают персонажи произведения.

Подводя итоги, можно сказать, что текст Минны Веттштайн-Адельт представляет собой интересный жанровый и дискурсивный конгломерат, объединяя признаки любовного тривиального романа и романа-трактата, миноритарного дискурса о гомосексуальности и концепции идейной гомосексуальности, которую можно расценивать как проявление универсалистской модели. Гомосоциальная или гомосексуальная идеологическая конструкция содержит в себе элементы патриархатной модели, которую она стремится опровергнуть. Текст, вобравший в себя разрозненные и подчас противоречивые дискурсивные практики, представляется во многом симптоматичным для своего времени, когда соседствовали разные теории. Дискурсивный конфликт, заданный в романе, развивается и в более поздних дискуссиях XX века о феминизме и гомосексуальности, о связи идеологии и эротики.

Библиография / References

[Фуко 1996] — Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / Пер. с франц. С. Табачниковой. М.: Касталь, 1996.

(Foucault M. La Volonté de savoir. Moscow, 1996. — In Russ.)

[Bronfen 1996] — Bronfen E. Nur über ihre Leiche. Tod, Weiblichkeit und Ästhetik. München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1996.

[Claus 1989] — Claus D. Wenn die Freundin ihrer Freundin lila Veilchen schenkt Zum Selbstverständnis lesbischer Frauen am Anfang des 20. Jahrhunderts // Lulu, Lilith, Mona Lisa… Frauenbilder der Jahrhundertwende / Hg. von I. Roebling. Pfaffenweiler: Centaurus-Verlagsgesellschaft, 1989. S. 19—31.

[Garber 2000] — Garber M. Die Vielfalt des Begehrens. Bisexualität von Sappho bis Madonna. Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch Verlag, 2000.

[Duc 1976] — Duc A. Sind es Frauen? Roman über das dritte Geschlecht. Berlin: Amazonen Frauenverlag, 1976.

[Huercamp 2004] — Huercamp Cl. Die Lehrerin // Der Mensch des 19. Jahrhunderts / Hg. von U. Frevert, H.-G. Haupt. Essen: Magnus Verlag, 2004. S. 176—200.

[Kosofsky Sedgwick 1990] — Kosofsky Sedgwick E. Epistemology of the Closet. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1990.

[Lamott 2001] — Lamott F. Die vermessene Frau. Hysterien um 1900. München: Wilhelm Fink Verlag, 2001.

[Nusser 1991] — Nusser P. Trivialliteratur. Stuttgart: Metzler, 1991.

[Sombart 1996] — Sombart N. Männerbund und politische Kultur in Deutschland // Männergeschichte Geschlechter-geschichte. Männlichkeit im Wandel der Moderne / Hg. von Th. Kühne. Frankfurt am Main; New York: Campus, 1996. S. 136—154.

[Theweleit 1978] — Theweleit K. Männerphantasien. Bd. 2. Frankfurt am Main: Roter Stern, 1978.

[Weiershausen 2004] — Weiershausen R. Wissenschaft und Weiblichkeit. Die Studentin in der Literatur der Jahrhundertwende. Göttingen: Wallstein Verlag, 2004.

[Weinbacher 2011] — Weinbacher H.K. Sexualmedizinisches im Werk des Arztes und Schriftstellers Alfred Döblin (1878—1957). Dissertation zum Erwerb des Doktorgrades der Medizin. München: Ludwig-Maximilians-Universität, 2011.

[Widdig 1997] — Widdig B. «Ein herber Kultus des Männlichen»: Männerbünde um 1900 // Wann ist der Mann ein Mann? Zur Geschichte der Männlichkeit / Hg. von W. Erhart, B. Herrmann. Stuttgart; Weimar: Verlag J.B. Metzler, 1997. S. 235—248.