В статье обсуждается важное для российской монархии в эпоху Великих реформ различие между «регулярным» верноподданством в значении законопослушности и благонадежности, с одной стороны, и верностью/преданностью как индивидуализированной формой политической лояльности — с другой. Кому, когда, при каких обстоятельствах и сколь долго разрешалось или предписывалось проявлять «верноподданнические чувства» в манере более спонтанной и своеобразной, чем большинству членов соответствующей сословной, конфессиональной или этнической группы? Во второй половине XIX века постоянной формой контакта между властью и подобными лоялистами были подававшиеся через Министерство императорского двора, но при этом добровольные и специально не регламентировавшиеся личные панегирики особам царской крови от самых разных подданных. Не все из них удостаивались всемилостивейшего принятия, и в критериях отбора отразились более общие представления той эпохи как о политической сущности, так и о своего рода эстетике лояльности монарху.