Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №132, 2015
В последнее время мысленный эксперимент привлекает к себе особое внимание литературоведов и культурологов, в частности немецкоязычных. В словосочетании-оксюмороне «мысленный эксперимент» на уровне само -го языка стирается онтологическая грань между воображением и эмпирическим опытом, а потому создается впечатление, что в этом способе познания (естественно-) научный дискурс принципиальным образом сливается с литературоведческим дискурсом. Так, с точки зрения Томаса Махо и Аннеты Вуншель, в мысленном эксперименте «литература и наука прямо-таки вынуждены объединиться»[1]. Для мысленного эксперимента, как показывает Эрнст Мах в своем эпохальном труде «Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования» (1897)[2], характерно соединение в единый ментальный процесс этапов формулирования гипотезы, подготовки и проведения эксперимента. Факт этот наводит на мысль о том, что мысленный эксперимент — «естественное связующее звено» тех «двух культур», о которых говорит С.П. Сноу[3].
Интерес к мысленным экспериментам имеет общие корни с той областью культурологии, в которой исследуется взаимосвязь эксперимента и литературы, а эксперимент предстает мостом между миром строгих эмпирических доказательств и миром новых пространств и возможностей[4]. Таким образом, эксперимент не служит лишь инструментом проверки теории или гипотезы. Вследствие переворота в эпистемологии эксперимента, восходящего к Гастону Башляру и Людвигу Флеку, эксперимент понимается как «творческая» деятельность, подчиняющаяся, в отличие от теории, своим «собственным законам»[5] и производящая научные факты как «непланируемые события»[6]. Выдвинув на первый план перформативный аспект экспериментальной деятельности, можно понять мысленный эксперимент не как эпистемологически ущербный вариант эксперимента эмпирического, а как одну из возможных форм научного опыта.
Эта зачарованность литературоведов проведением экспериментов «в уме» предстанет, однако, в ином свете, если обратиться к теории науки, в которой уже с начала 1990-х годов мысленный эксперимент занимает важное место[7]. Обращение это обоснованно и необходимо, поскольку роль, которую нарративность и фикциональность играют в научных и философских мысленных экспериментах, рассматривается в рамках этой теории с разных сторон, вследствие чего междисциплинарный характер мысленного экспериментирования выступает на первый план. Если Джон Д. Нортон утверждает, что мысленный эксперимент представляет собой особый вид (дедуктивной или индуктивной) аргументации, которой «живописная» форма преподнесения с точки зрения логики совершенно не нужна[8], то такие авторы, как Рой А. Сорензен и Лоуренс Судер, настаивают на том, что языковое «обличье» мысленного эксперимента отнюдь нельзя менять произвольно[9]. Нэнси Дж. Нерсенсон, в свою очередь, обращает внимание на то, что в мысленных экспериментах аргументы представлены в нарративной квазидраматической форме, позволяющей симулировать череду событий или процессов в динамике единой «постановки»[10]. Кроме того, в рамках теории науки ведутся ожесточенные споры о назначении и эпистемологической ценности мысленных экспериментов[11], а литературоведческое и культурологическое определения «поэтичности» мысленных экспериментов остаются крайне расплывчатыми.
Большинство авторов, исследующих взаимосвязь мысленных экспериментов и художественного вымысла, как правило, оставляют художественную литературу без внимания[12]. Они ограничиваются тем, что воспроизводят ход и повторяют итоги дискуссии об истории науки, на которую значительно повлияли такие мыслители, как Мах и Дюгем, Башляр и Поппер, Кун, Соренсен и Райнбергер. Другие авторы используют слова «мысленный эксперимент» в переносном смысле, описывая нераздельность литературы и естественнонаучного знания определенной эпохи[13]. И даже те исследования, исходной точкой которых является предположение о глубоком взаимопроникновении литературы и мысленного эксперимента[14], не проясняют, в каком смысле и при каких условиях — структурных и эпистемологических — можно говорить о художественных текстах как о мысленных экспериментах.
Связь художественного вымысла с мысленным экспериментированием столь же действительна, сколь абстрактна: если всякий мысленный эксперимент имеет фикциональную природу, а всякий художественный вымысел всегда является своего рода мысленным экспериментом, то можно, в общем, ничего и не говорить о специфических «трансферах» между наукой и литературой. Всякие рассуждения о мысленном эксперименте как о мосте между наукой и литературой будут содержательны лишь в том случае, если их предметом будет особая разновидность знания: а) эксперименту должно быть присуще более или менее ярко выраженное риторически-литературное измерение, и/или б) литературный текст перенимает структуру и эпистемологическую функцию мысленного эксперимента.
Задача трех нижеследующих статей — прояснить отличительные структурные и эпистемологические признаки явлений, располагающихся на грани между наукой и литературой. Их предмет — восприятие и преобразование в России теории английского политического экономиста Томаса Роберта Мальтуса (1766—1834), автора «Опыта о законе народонаселения» — труда, впервые изданного в 1798 году и оказавшего большое влияние на европейскую культуру.
До сих пор восприятие теории Мальтуса в России исследовалось исключительно в контексте истории науки, раскрывшей ярко выраженный антимальтузианский характер русской культуры[15]. На политическую экономию Мальтуса русская интеллигенция с самого начала отреагировала скептически: с одной стороны, теория Мальтуса казалась прямо-таки невероятной в российских условиях — одно только представление о том, что в негусто населенной стране вдруг разразится непримиримая борьба за ресурсы питания и пространства, «требовало буйной фантазии»[16]. С другой стороны, критика произросла на идеологической почве: теория Мальтуса служила типичным примером западного «негуманного» индивидуализма, противоречащего философии общности, типичной для России XIX века[17]. Община и ее коллективное имущество были символом радикально иных социоэкономических представлений: Александр Герцен, например, утверждал, что община — «полная противоположность знаменитому положению Мальтуса. Она предоставляет каждому без исключения место за своим столом»[18].
В статьях этого блока восприятие идей Мальтуса в России рассматривается под другим углом. На первый план выводятся контрфактические мысленные эксперименты в теории народонаселения Мальтуса, их риторические и нарративные аспекты, а также их восприятие в контексте русской культуры XIX и XX столетий. Опираясь на некоторые примеры творчества В. Одоевского, Н. Федорова, А. Богданова и А.Н. Толстого, авторы освещают ту сторону восприятия идей Мальтуса в России, которая до сих пор оставалась без внимания, сосредоточиваясь в первую очередь на феномене симбиоза научного и литературного дискурсов. С одной стороны, метод мысленного эксперимента применялся для того, чтобы разработать альтернативные концепции и противопоставить их закону народонаселения Мальтуса. С другой стороны, Мальтусов подход служил примером «неверной» логики, был частью методологии, подлежащей опровержению.
Первая часть моей статьи («Апокалипсис перенаселения: Политическая экономика и мысленные эксперименты у Т. Мальтуса и В. Одоевского») посвящена контрфактическому мысленному эксперименту Мальтуса из его «Опыта…». Его убедительность основывается на взаимодействии аргументационной структуры reductio ad absurdum и ряда риторически-нарративных приемов. Во второй части статьи разбирается художественное преобразование мысленного эксперимента Мальтуса в рассказе «Последнее самоубийство» Владимира Одоевского. В центре внимания находится художественный заряд контрфактического и его «расшатывающее» воздействие: в мысленном эксперименте мощь заряда обуздывается риторически-нарративными структурами, благодаря чему Мальтусу удается использовать его для подтверждения своей теории, тогда как у Одоевского эта мощь подчиняет себе рассказ, доводя логику мальтусовского эксперимента и лежащую в ее основе отрицательную антропологию до абсурда.
Мика Эрли в статье «Критика “кабинетной” науки: космистская утопия Николая Федорова как мальтузианский мысленный эксперимент» показывает, как сильно повлияли идеи и подход Мальтуса на «Философию общего дела» Николая Федорова. Это влияние было неоднозначным: полемизируя с Кондорсе, Федоров заимствует метод Мальтуса, при этом трактат Федорова содержит фундаментальную критику этого метода.
В статье «Революция на Земле и на Марсе: мальтузианские мысленные эксперименты в романах “Красная звезда” А. Богданова и “Аэлита” А.Н. Толстого» Наталья Григорьян ищет ответ на вопрос: как художественные тек с -ты могут выполнять функцию мысленных экспериментов, подтверждающих или опровергающих верность исходной гипотезы? Романы Богданова и Толстого Григорьян рассматривает как связанные друг с другом отклики на Мальтусов закон о народонаселении. Они представляют собой контрфактические мысленные эксперименты, цель которых — «испытать» границы и возможности развития социалистического общества, поставленного перед проблемой перенаселения.
Риккардо Николози
Пер. с нем. Марии Варгин
[1] Macho T., Wunschel A. Zur Einleitung. Mentale Versuchsanordnungen // Science & Fiction. Über Gedankenexperimente in Wissenschaft, Philosophie und Literatur / Thomas Macho, Annette Wunschel (Hrsg.). Frankfurt am Main, 2004. S. 9—14, 11.
[2] См.: Мах Э. Познание и заблуждение: Очерки по психологии исследования. М.: БИНОМ, 2003.
[3] Snow C.P. The Two Cultures. London, 1959. См.: Weigel S. Das Gedankenexperiment — Nagelprobe auf die «facultasfingendi» in Wissenschaft und Literatur // Science & Fiction. Über Gedankenexperimente in Wissenschaft, Philosophie und Literatur. S. 183-205.
[4] О взаимосвязи эксперимента с литературой см., например: Moser W. Experiment and Fiction // Literature and Science as Modes of Expression / Ed. by Frederick Amrine. Dord recht: Kluwer, 1989. P. 61-80; Literarische Experimentalkulturen. Poetologien des Experiments im 19. Jahrhundert / Marcus Krause, Nicolas Pethes (Hrsg.). Würzburg, 2005; Pethes N. Zöglinge der Natur. Der literarische Menschenver-such des 18. Jahrhunderts. Göttingen, 2007; Experiment und Literatur. Themen, Methoden, Theorien / Michael Gamper (Hrsg.). Göttingen, 2010.
[5] Hacking I. Einfiihrung in die Philosophie der Naturwissenschaften. Stuttgart, 1996. S. 250.
[6] Rheinberger H.-J. Experiment, Differenz, Schrift: Zur Geschichte epistemischer Dinge. Marburg, 1992. S. 25.
[7] См., например: Brown J.R. The Laboratory of the Mind. Thought Experiments in the Natural Sciences. London; New York, 1991; Thought Experiments in Science and Philosophy / Ed. by Tamara Horowitz, Gerald J. Massey. Savage, 1991; Sorensen R. Thought Experiments. N. Y., 1992; Norton J.D. Are Thought Experiments Just What You Thought? // Canadian Journal of Philosophy. 1996. № 26. P. 333-366; Rescher N. What If? Thought Experimentation in Philosophy. New Brunswick, 2005; Buzzoni M. Thought Experiments in Natural Sciences. A Transcendental-Operational Conception. Würzburg, 2008.
[8] См.: Norton J.D. On Thought Experiments: Is There More to the Argument? // Philosophy of Science. 2004. № 71. P. 1139-1151.
[9] См.: Sorensen RA. Thought Experiments; Souder L. What Are We to Think About Thought Experiments? // Argumentation: An International Journal on Reasoning. 2003. № 17. P. 203-217.
[10] См.: Nersessian N.J. In the Theoretician’s Laboratory: Thought Experimenting as Mental Modeling // PSA: Proceedings of the Biennial Meeting of the Philosophy of Science Association. 1992. № 2. P. 291—301. А Дэвид Дэвис даже исходит из того, что проблематику мысленных экспериментов можно объяснить спецификой познавательной функции художественных нарративов (см.: Davies D.Thought Experiments and Fictional Narratives // Croatian Journal of Philosophy. 2007. № 19. P. 29—45).
[11] Об этом см.: Kühne U. Die Methode des Gedankenexperiments. Frankfurt am Main, 2005. S. 18—31.
[12] См.: Griesecke B., Kogge W. Was ist eigentlich ein Gedanke-nexperiment? Mach, Wittgenstein und der neue Experimentalismus // Literarische Experimentalkulturen. S. 41—72; Krauthausen K. Wirkliche Fiktionen. Gedankenexperimente in Wissenschaft und Literatur // Experiment und Literatur. S. 278—320; Schmieder F. Experimentalsysteme in Wissenschaft und Literatur // Ibid. S. 17—39.
[13] См.: Wanning F. Gedankenexperimente. Wissenschaft und Roman im Frankreich des 19. Jahrhunderts. Tübingen, 1999.
[14] См.: Science & Fiction; Swirski P. Of Literature and Knowledge. Explorations in Narrative Thought Experiments, Evolutions and Game Theory. London; New York, 2007.
[15] См.: Критика мальтузианских и неомальтузианских взглядов: Россия XIX - начала ХХ в. / Под ред. Г.М. Коростелева, П.А. Бакало, Р.А. Башмаковой, Т.П. Нескромной. М.: Статистика, 1978; Todes D.P. Darwin without Malthus. The Struggle for Existence in Russian Evolutionary Thought. Oxford, 1989. P. 24-44. Как показал Даниэль Тодес, русское антимальтузианство распространялось и на черты теории Мальтуса в эволюционной теории Дарвина. Особое негодование вызвала идея «борьбы за существование». В то время как в Западной Европе теория Дарвина стала распространяться и переплавляться в социально-культурологические дискурсы (например, в социальный дарвинизм), все без исключения представители русской интеллигенции вне зависимости от политических убеждений отвергли эволюционный принцип «борьбы за существование» имен но потому, что он произошел из теории Мальтуса. Так, Николай Чернышевский отметил в 1873 году, что «гадкость» мальтузианства перешла на учение Дарвина. См.: Todes D.P. Darwins malthusische Metapher und russische Evolutionsvorstellungen // Die Rezeption von Evolutionstheo rien im 19. Jahrhundert / Eve-Marie Engels (Hrsg.). Frank furt am Main, 1995. S. 281-308, 287.
[16] Todes D.P. Darwins malthusische Metapher. S. 284.
[17] См., например, критику Мальтуса Львом Толстым в «Что же нам делать?» (1883).
[18] «La commune rurale russe… est l’antithèse parfaite de la cé-lèbre proposition de Malthus: elle laisse chacun sans exception prendre place à sa table» (Герцен АЛ. La Russie [1849] // Герцен А.И. Собр. cоч.: В 30 т. М., 1955. Т. 6. С. 150-186, 163. Герцен намекает на Мальтусову метафору пира природы, место на котором найдется не всякому.
- See more at: http://www.nlobooks.ru/node/6146#sthash.yibM8Cgq.dpuf