Кирилл Рафаилович Кобрин (р. 1964) – историк, литератор, редактор журнала «Неприкосновенный запас», автор (и соавтор) 19 книг.

Тексты, которые публикуются в этом тематическом блоке журнала, были написаны по итогам летней писательской резиденции в латвийском городе Кулдига. В июле 2016 года российский урбанист Елена Трубина, латвийский историк Густавс Стренга, британский архитектурный критик Оуэн Хэзерли и автор этих строк провели три недели в отреставрированной городской деревянной усадьбе начала прошлого века на улице Малу, которая используется как гостевой дом для туристов – а также как арт-резиденция. С арт-резиденции и началась эта история.

Кулдига – город старый, живописный и маленький[1] – давно служит местом летнего пленэра студентов Латвийской академии художеств. В западном мире начинающие живописцы ездят «на природу» рисовать пейзажи уже давно, более ста лет – по стопам импрессионистов и русских передвижников. Когда-то прорыв художника из его мастерской в «окружающий мир» был революционным; сейчас «пленэр» стал мероприятием обычным и даже консервативным, ибо он предполагает столь занимавшую некогда живописцев и критиков «верность Натуре». Пленэр -­один из символов искусства фигуративного и реалистического (сколь широким и даже безграничным ни было бы это понятие). С триумфом авангарда, радикального модернизма и позднейших течений, поместивших как «реалистическую живопись», так и просто «живопись» в разряд «неактуального искусства», которым пробавляются либо косные ремесленники, либо любители (так называемые «художники выходных дней»), на пленэр «современные художники» выезжают либо по формальной обязанности, либо просто подышать свежим воздухом вдали от городского шума. Или – чаще всего – вообще не выезжают.

Кулдига – идеальное место для пленэров. Она «живописна» в романтическом, поп-культурном и просто обывательском смысле. Здесь изобилие всего, что обычно изображают на картинах, которые продают туристам на Карловом мосту в Праге, на Монмартре в Париже и на Арбате в Москве. Старые, облупившиеся дома. Улочки, мощенные булыжником. Полустертые надписи на стенах – межвоенные рекламы мастерских по починке велосипедов и швейных машинок. Кошки глядят на прохожих сквозь давно немытые стекла первых этажей. Река, мост, водопад, дáли, леса, море в двух часах езды, старые церкви и ремесленные лавочки, торгующие изделиями «народных промыслов». Предметы живописи для туристов сами по себе также являются туристическими достопримечательностями. В этом смысле пленэры Латвийской академии художеств в Кулдиге идеально соответствовали популярному образу этого города. Но проблема в том, что они не соответствовали ни миру, в котором существует Кулдига – миру Восточной Европы, Европы, Запада начала XXI века, – ни реальной, скрытой за живописным запустением, жизни горожан. И уж совсем они не соответствовали тому, чем сегодня является искусство.

Оттого группа энтузиастов в Академии совместно с кулдигским муниципалитетом (под общим руководством Илзе Супе и благодаря практической административной работе Улдиса Петерсонса) решили несколько поменять само содержание этих пленэров. Да, живопись никто не отменял, но в программу пленэров добавили теоретическую рефлексивную часть, которую должны были обеспечить приглашенные на неделю-другую лекторы: искусствоведы, галеристы, социологи, философы, историки, художники из других стран. Появилось и новое выставочное пространство – полуреконструированная башня у знаменитого моста через реку Венту. Если студентов Академии селили в общежитии где-то в городе, то лекторов и приглашенных художников – в резиденции на улице Малу. Так эта история и началась; говоря высоким слогом: с неудовлетворенности существующими традиционными описаниями (визуальными в данном случае) Кулдиги – и с необходимости рефлексии по поводу возможности иных описаний.

Обновленные пленэры проходили уже два года, когда стала очевидной их недостаточность – и даже в каком-то смысле уязвимость. Одного визуального описания явно было мало; жизнь латвийской провинции, в которой воплотилось почти все, что происходило с Европой (и особенно с этой частью Европы) в последние сто с лишним лет, требовала более глубокого (и даже в каком-то смысле – более традиционного) подхода. Описание города средствами визуального искусства хорошо, когда этот город уже описан словами и звуками. Из этого исходит, кстати говоря, недавно завершившийся проект, который журнал «Неприкосновенный запас» организовал совместно с Государственным центром современного искусства в Нижнем Новгороде «Арсенал»[2]. Нижний–Горький–Нижний – город многократно описанный, пусть даже и не столь подробно, как Москва или Санкт-Петербург. Фотографии Максима Дмитриева и Андрея Карелина, проза Максима Горького, песни рок-группы «Хроноп» – все это уже создало определенный образ Нижнего Новгорода, базовый уровень описания, с которым можно «работать» дальше. Оттого годичная программа резиденций и мероприятий в «Арсенале», названная «Нижний Новгород: попытка нового описания», была, во-первых, попыткой именно нового описания и, во-вторых, включала в себя самые разные языки этого описания – визуальный, звуковой, текстовый – от арта до музыки, от социологии до истории^[3]. С Кулдигой же ситуация иная. О ней мало что сказано. Город мелькает в нескольких фильмах, изображая другие страны и другие города, – да и то об этом факте никто не помнит. Кроме активной и очень интересной группы местных любителей-фотографов^[4] и замечательного художника-граффитиста^[5], здесь практически не предпринималось попыток самоописания, художественного или научного, не важно.

Неудовлетворенность первыми результатами «обновленных пленэров» относилась и еще к одному обстоятельству. Дело в том, что эти мероприятия – исключительно интересные для участников и, надеюсь, полезные для студентов Академии – почти никак не касались жизни самогó города. Кулдига лишь предоставила место для этого праздника современного искусства – не более того. Между прочим, подобная ситуация характерна и для России последних 20 лет. Всем известны примеры, когда «культурный десант» из группы энтузиастов всего «современного» и «прогрессивного» высаживался в провинциальном российском городе. Там открываются галереи, устраиваются концерты и фестивали, появляются независимые книжные лавки, на площадях и улицах устанавливают объекты паблик-арта – в общем, современная культурная жизнь кипит. Но потом выясняется, что местное население – включая тех, для кого все это вроде бы устраивается (интеллигенция, средний класс,) – относится к празднику импортируемой современной культуры как минимум безразлично, а чаще всего враждебно. Они – честно говоря, совершенно справедливо – усматривают в происходящем проявление столичного высокомерия в отношении провинции. Особенно оскорбляет полное невнимание приезжих к местной культурной жизни и ее деятелям, которые мгновенно отодвигаются в сторону, в тень, подальше от телеэкранов и денежных потоков. В конце концов, даже самые прекраснодушные «десантники» понимают, что служат в выездной группе «департамента культурной модернизации», не более того. Подобные сюжеты практически всегда заканчиваются плачевно – и это при самых чистых и искренних намерениях культурной метрополии.

Подобная ситуация могла сложиться и в Кулдиге – городке, довольно консервативном и с политической, и с религиозной, и с культурной точки зрения. «Насаждать» здесь современное искусство и современную культурную теорию бессмысленно и вредно. Единственный способ -­попробовать начать описание города снаружи и изнутри одновременно, переплетая разные типы дискурсов, объединив усилия с местным культурным сообществом. И лучше всего сделать это -­по крайней мере на первом этапе – самым обычным способом, с помощью слов и визуальных образов того типа, к которым здесь привыкли. Так возникла идея писательской резиденции в Кулдиге, которая должна была хронологически последовать за пленэром Академии художеств. Пленэр в июне, резиденция в июле.

Совместно с Илзе Супе я разработал план первого подобного опыта. В резиденции в течение трех недель – срок, немалый и вполне достаточный для первого знакомства с кулдигской жизнью (при условии предварительной подготовки авторов), – живут четыре автора. Они должны представлять разные писательские и гуманитарные профессии, а также разные страны с разными культурными традициями. Исходя из этого и был сделан выбор. Густавс Стренга – профессиональный историк, специалист по Ливонии и ее городам, также работающий в области изучения исторической памяти, – занимал позицию одновременно снаружи и изнутри объекта описания. Он единственный латыш из обитателей резиденции. Елена Трубина – российский урбанист; она предпочитает работать в жанре интервью с местными жителями и гостями мест, которые описывает. Оуэн Хэзерли – один из самых известных архитектурных критиков и эссеистов, пишущих на культурно-политические темы в англоязычном мире; его главный интерес – социалистическая массовая архитектура. Присутствие Хэзерли давало гарантию, что интерес участников резиденции не сведется к давней «истории» и ее живописным памятникам. Наконец, я, Кирилл Кобрин, выступил в роли скорее литератора с бэкграундом академического историка, а не наоборот. Регулярно приезжая в Латвию и активно участвуя в местной культурной жизни, я мог расширить культурно-географический контекст исследования, а также несколько «разбавить» академический способ описания Кулдиги художественным[6]. Наконец, важнейшим было участие группы кулдигских фотографов: Артиса Густовскиса, Лаймы Гутмане и Синтии Линде; они, в отличие от нас, видели этот город, во-первых, изнутри, а во-вторых, через видоискатель фотоаппарата. Это обстоятельство многому научило и самих участников резиденции, трансформировав их восприятие Кулдиги. Впрочем, влияние было обоюдным: выбор натуры для фотографирования определялся темами наших текстов. Местные фотографы никогда ранее не снимали советскую застройку города или руины спичечной фабрики «Вулканс».

Текстовые – и некоторые визуальные – плоды писательской резиденции в Кулдиге публикуются ниже. Участники резиденции не договаривались, кто о чем будет писать, хотя, конечно, совместные экспедиции по городу – вместе с Артисом, Линдой и Синтией или без них – способствовали совместному отбору некоторых из представленных ниже тем. Я считаю удачей, что авторы подборки сконцентрировали свое внимание на настоящем Кулдиги и на том прошлом, которого в городе предпочитают не замечать. Что касается более приятного и «готового для продажи» прошлого, то наши авторы попытались объяснить, каким образом сложилась именно такая «туристическая историческая повестка» Кулдиги и из каких элементов она состоит.

Наконец, последнее. Подборку открывает небольшое эссе Густавса Стренги, где задаются основные исторические темы описания Кулдиги. За ним следует объемистый очерк Оуэна Хэзерли, посвященный – как это ни странно звучит в разговоре о маленьком, сонном городке Восточной Европы – революционному прошлому Кулдиги в его отношении к настоящему. Блок завершает текст Елены Трубиной, в котором звучат голоса жителей города и приезжих, вслед за которыми автор пытается понять реальную жизнь и реальные интересы жителей города, любезно пригласившего четырех авторов из разных европейских стран провести три недели в прекрасном деревянном доме на улице Малу.

Илл. 1. Кулдигский мост. Фотография Лаймы Гутмане.

Илл. 2. Парк на месте старого кладбища Кулдиги. Фотография Кирилла Кобрина.

Илл. 3. Местный житель. Фотография Синтии Линде.