Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Неприкосновенный запас » №3, 2015

Алексей Макаркин
Противоречивые праздники новой России

Алексей Владимирович Макаркин (р. 1971) – первый вице-президент Центра политических технологий.

 

Современная система российских праздников опирается на события, «канонизированные» как в советское время, так и в постсоветскую эпоху. Нередко с российскими праздниками ассоциируют лишь ограниченный круг широко известных нерабочих дней, однако, кроме них, есть еще пять видов праздников. Во-первых, это праздничные рабочие дни – например, День Государственного флага России 22 августа. Во-вторых, профессиональные праздники, имеющиеся и у металлургов, и у журналистов, и у прокуроров. В-третьих, памятные дни, среди которых праздники отдельных видов вооруженных сил и родов войск. В-четвертых, памятные даты – например, День солидарности в борьбе с терроризмом, отмечаемый 3 сентября, в годовщину бесланской трагедии 2004 года. В-пятых, дни воинской славы (победные дни) России, которые устанавливаются в ознаменование побед российских войск. Уникальной вехой является 7 ноября: это одновременно праздничный и рабочий День согласия и примирения, памятная дата октябрьской революции 1917 года и день воинской славы, который установлен в честь военного парада на Красной площади, состоявшегося в 1941 году.

 

Куда возвращаемся?

Главной проблемой, с которой столкнулись российские «государственные люди», реформируя систему праздников после распада СССР, стало отсутствие «узнаваемых» дат, к празднованию которых можно было бы вернуться в формате нерабочих дней. Особенностью системы праздников дореволюционной России было разделение «табельных» (памятных) дней на две категории: религиозные праздники и царские дни. Ко второй группе, как указывалось в словаре Брокгауза и Ефрона, «относились, во-первых,высокоторжественные дни восшествия на престол и коронования государя императора, рождения и тезоименитств государя императора, государыни императрицы, наследника цесаревича и его супруги; во-вторых, торжественные дни рождений и тезоименитств прочих особ царствующего дома»[1]. Таким образом, после смены царствующей особы все основные (высокоторжественные) светские праздники меняли свои даты или наименование (день рождения наследника становился днем рождения государя и так далее). Национальных же праздников, официально признанных и не связанных ни с правящей династией, ни с ее конкретными представителями, в императорской России не существовало. Гражданская нация, альтернативная монархическому принципу божественного происхождения власти, у нас так и не успела сформироваться.

Такая ситуация существенно отличала Россию от стран Центральной Европы, в которых имелись памятные дни, укорененные в истории и не связанные с коммунистическим периодом. В Польше, например, из трех современных государственных (светских) праздников два отмечались в довоенной республике официально, а в послевоенной республике их празновали оппозиционные силы. Речь идет о Национальном празднике 3 мая, учрежденном в честь принятия Конституции 1791 года – первого подобного документа в Европе, и Национальном празднике Независимости, отмечающем восстановление страны в 1918 году. Обе эти даты были в разной степени неприемлемыми в качестве государственных праздников для «советской» Польши. Конституция 1791 года оценивалась в польской историографии «советского» времени как прогрессивный документ, но нельзя было забывать, что ее принятие вызвало войну с Россией и второй раздел страны. Так что эта дата объективно имела «антирусский» оттенок, что было недопустимо для члена Варшавского договора. Характерно также, что в 1946 году в этот день прошли демонстрации, направленные против усиливавшегося влияния коммунистов, и это заложило традицию протестных выступлений 3 мая, сохранившуюся до времен «Солидарности».

День же 11 ноября, тесно связанный с именем Юзефа Пилсудского, был неприемлем полностью. Характерно, впрочем, что коммунистические власти Польши в своей праздничной политике стремились перехватывать традиционные лозунги, хотя, конечно, в ограниченном формате. Например, главный национальный праздник Польской Народной Республики, 22 июля, отмечавший день обнародования манифеста просоветского Комитета национального освобождения в 1944 году, именовался Днем возрождения Польши, что было явной перекличкой с учреждением в 1921 году ордена Возрождения Польши. Польские коммунисты, кстати, даже сохранили этот орден в своей наградной сетке, хотя и изменили его внешний вид и идеологическое содержание. Разумеется, несовместимость коммунистической доктрины и религии не позволяла официально отмечать в тот период и христианские праздники, но это не мешало их массовому празднованию в храмах. В посткоммунистической Польше такое обыкновение стало официальным, причем даже в большей степени, чем в постсоветской России: из тринадцати нерабочих дней, имеющихся у современных поляков, религиозными праздниками являются девять.

Если в Польше сложилась развитая система укорененных символов, альтернативных коммунистической символике и связанных с католической религией и национальной историей, то в Болгарии коммеморативная сфера внешне выглядела примерно так же, как в Советском Союзе. Первое впечатление, впрочем, было обманчивым. Наряду с большим количеством памятных дат, связанных с историей коммунистической партии и «советской» Болгарии, в числе официально признанных наличествовали две даты, объединявшие болгар самых разных политических взглядов. Это, во-первых, 3 марта – годовщина освобождения Болгарии от османского ига и 24 мая – День болгарского просвещения и культуры, славянской письменности и болгарской печати (в современной Болгарии упоминание о печати изъято из названия праздника). Отметим также, что в царской Болгарии в качестве военного праздника официально отмечался День святого Георгия, учрежденный в 1880 году, через два года после освобождения от турок, и возобновленный в 1993 году. Это восстановило традицию, связанную как с государством, так и с церковью.

Основные идеологические праздники: 9 сентября – день освобождения Болгарии в 1944 году, в котором современная болгарская историография видит дату коммунистического государственного переворота, и 23 сентября – день армии, приуроченный к годовщине неудачного коммунистического восстания 1923 года, – в новой Болгарии были не просто упразднены, а заменены на два других сентябрьских выходных дня. Ими стали 6 сентября – День объединения Болгарии в 1885 году и 22 сентября – День независимости Болгарии, отмечающий провозглашение княжества царством в 1908-м. Эти события не вызывают сильных эмоций у современных болгар, но и не отторгаются ими.

Характерно, что в Болгарии, как и в Польше, из календаря государственных праздников исчезло 8 марта, воспринимаемое как праздник, заимствованный у СССР и лишенный национальных корней. Зато и там, и здесь «уцелело» 1 мая (в Польше это один из трех государственных праздников), так как в обеих странах сильны левые традиции и левые силы, отказавшиеся от идентификации с коммунизмом в пользу совместимой с Европой социал-демократии.

Российская ситуация изначально больше напоминала украинскую, хотя и в этом случае отличий становится все больше. Это неудивительно, поскольку «самость» Украины прямо связана с отмежеванием от России, причем на всех уровнях и во всех сферах. В украинской системе праздников сохранились и 1 мая, и 8 марта, и 9 мая как День Победы. Два новых праздника – День независимости (24 августа) и День Конституции (28 июня) – очень похожи на соответствующие российские праздничные даты. А вот ситуация с военными праздниками весьма запутанна. Советский праздник 23 февраля сохранился в системе праздников как День защитника Отчизны, но к нему добавились еще два. Первый – День Вооруженных сил Украины – отмечается 6 декабря в память о принятии в 1991 году закона, учредившего национальную армию. Второй – День украинского казачества 14 октября – был установлен указом Леонида Кучмы в 1999 году; в этот день также отмечается православный праздник Покрова. Но куда более примечательно, что 14 октября – это еще и дата создания в 1942 году Украинской повстанческой армии, о чем в президентском указе не было ни слова. Разумеется, приверженцы украинской национальной идеи вполне обоснованно расценили этот шаг президента как позитивный жест в свою сторону (другое дело, что такое «стыдливое» празднование их в полной мере не могло устроить). После того, как в 2014 году начался российско-украинский конфликт, президент Петр Порошенко перенес празднование Дня защитника Отчизны на 14 октября, совместив тем самым два праздника и отказавшись от советской традиции[2]. В феврале 2015 года Порошенко внес в Верховную Раду законопроект о включении 14 октября в список праздничных нерабочих дней, что повышает его статус по сравнению с Днем Вооруженных сил, поскольку ранее все украинские военные праздники были рабочими днями.

Не менее примечательна и история с Днем соборности Украины, который отмечается 22 января. Он учрежден указом Кучмы также в 1999 году и посвящен принятию в 1919 году Акта воссоединения Украинской Народной Республики и Западно-Украинской Народной Республики (УНР и ЗУНР). Прежде советский государственный календарь игнорировал эту дату, поскольку она была напрямую связана с деятельностью антибольшевистских украинских сил во главе с военным лидером УНР Симоном Петлюрой. Интересно, что Виктор Янукович, представлявший себя сторонником сближения с Россией (как, впрочем, и с Европой), лишь немного видоизменил праздник, назвав его Днем соборности и свободы Украины. А в 2014 году Порошенко учредил еще один праздник, который явно не понравился Москве, – 21 ноября, День достоинства и свободы (в память о начале «Евромайдана»).

 

Российский сценарий: время парадов

Сочетание в российской системе праздников разных традиций – советской и постсоветской – соответствует современной отечественной реальности. Раз в стране нет досоветской традиции, которую можно было бы восстановить, следовательно, надо создавать новую конструкцию. Поэтому в 1990-е годы все основные советские праздники в нашем календаре сохранились, хотя и в видоизмененном, деидеологизированном виде. 7 ноября теперь отмечается День согласия и примирения, а 1 мая – Праздник весны и труда. 23 февраля, ставшее Днем защитника Отечества, в 2002 году повысило свой статус. Этот «военный» праздник стал нерабочим днем, несмотря на мнение критиков, считающих, что в феврале 1918 года никаких побед одержано не было, – напротив, под Псковом красные отряды потерпели тогда поражение от немецких войск. Слишком много поколений россиян отмечали «военный» праздник именно 23 февраля; от него не просто было отказаться. К тому же люди привыкли, что «мужской» день, в который, по обычаю, поздравления получают все мужчины, включая и не служивших в армии, предшествовал «женскому» дню. Неудивительно, что и 8 марта осталось «Международным женским днем», полностью утратив при этом свое идейное содержание, связанное с фигурой Клары Цеткин.

В постсоветское время прекратились парады 7 ноября, символизировавшие советскую военную мощь, а демонстрации 1 мая из государственных превратились в профсоюзные. В то же время военный парад оставался для россиян одним из необходимых атрибутов системы праздников, поэтому вскоре его перенесли на 9 мая. Таким образом, именно эта дата стала неформальным смысловым центром новой системы, что соответствовало и общественному запросу; этот «праздник со слезами на глазах» воспринимается россиянами наиболее эмоционально. В 2013 году опрос «Левада-центра» зафиксировал, что его собирались отмечать 70% россиян[3]. Отсутствие парада во время военного праздника девальвирует торжество в глазах населения, причем речь идет именно о «серьезном» военном параде, лишенном привычных для американской, скажем, аудитории театрализованных элементов.

Кроме того, еще жива советская традиция парадов в День Победы, хотя их и проводили только по юбилейным датам. Характерно, что если до 1985 года такие даты были исключительно «круглыми», то в 1990-м было сделано исключение. Михаилу Горбачеву требовались яркие памятные события, способные связать терявшее популярность советское руководство со славными событиями прошлого. В 1995 году состоялся первый военный парад в новой России, посвященный 50-летию Победы, причем церемонию провели в оригинальном формате: один парад прошел на Красной площади (по сокращенной программе, в пешем строю), а второй, основной, с участием войск и боевой техники, состоялся на Поклонной горе. Проход техники был перенесен на Кутузовский проспект из-за строительства подземного торгового центра «Охотный ряд» на Манежной площади: было объявлено, что тяжелая техника может вызвать обвалы грунта. Таким образом, рыночная экономика вмешалась в организацию праздника. И в дальнейшем более десяти лет парады на Красной площади проходили без участия военной техники.

Показательно, что в организации парадов соединялись разные элементы. В частности, почетными гостями парада 1995 года были многочисленные главы государств и правительств, включая и ближайших союзников СССР по антигитлеровской коалиции. В советское время было сложно представить на советском параде американского президента, тогда как в новой России Билл Клинтон казался вполне естественным почетным гостем. Примечательно, что и в 2010 году, когда отношения России с Западом были уже в значительной степени испорчены, в очередном юбилейном параде участвовали представители армий стран антигитлеровской коалиции. Население, по данным «Левада-центра», отнеслось к этому в целом положительно (55%), хотя и количество тех, кто был недоволен, оказалось немалым (28%)[4].

Симптоматично также, что главным историческим героем праздника Победы оказался маршал Георгий Жуков, который рассматривался в качестве альтернативы несовместимому с демократическими принципами Иосифу Сталину. (Самого Жукова тоже никак нельзя было считать демократом, но особого выбора не было, тем более, что судьба маршала в послевоенные годы позволяла говорить о нем как о человеке, гонимом сталинским режимом.) Поэтому к 50-летию Победы был приурочен не только парад, но и установка памятника Жукову на Манежной площади, и учреждение ордена Жукова. Образ Жукова был тем более важен, что юбилей Победы совпал с неудачно развивавшейся первой чеченской войной и Борис Ельцин нуждался в апелляции к победной истории.

С 2008 года парады на Красной площади стали, как и в советское время, проводить с участием военной техники; характерно, что это произошло на следующий год после известной мюнхенской речи Владимира Путина, положившей начало ухудшению отношений с Западом. В последующие годы масштабных изменений в организации парадов не было, хотя некоторые немаловажные нюансы все же имелись. Любые новации, выглядящие отступлением от привычной советской традиции, воспринимаются военной корпорацией достаточно болезненно. В частности, непопулярным стало распоряжение министра обороны Анатолия Сердюкова об освобождении от участия в парадах с 2010 года воспитанников суворовских и нахимовских училищ, так как подготовка к ним занимает около трех месяцев, а напряженные тренировки вредят здоровью подростков. Впрочем, в данном случае речь шла не только о символической, но и вполне реальной проблеме – слухах о том, что эти училища могут быть упразднены либо преобразованы в гражданские учебные заведения. Куда более популярный, чем Сердюков, министр Сергей Шойгу начал свою деятельность в этом качестве с восстановления в 2013 году прежнего порядка участия в парадах суворовцев и нахимовцев[5].

Еще одной, на этот раз еще более неожиданной, проблемой явилось то, что на параде Победы 2011 года принимающий парад министр обороны Сердюков и верховный главнокомандующий Дмитрий Медведев не стояли, как было принято, а сидели на своих местах. Это вызвало негативную общественную реакцию, и на следующий год привычная практика была восстановлена. Мнение населения в данном случае было весьма важно для власти, поскольку парад пользуется большой популярностью у избирателей. В 2010 году 79% россиян, по данным «Левада-центра», заявили, что собираются смотреть его трансляцию по телевидению[6].

 

Праздники и политика

В то же время День Победы так и не стал главным государственным праздником – его роль официально играет День России, в который проходят официальные дипломатические приемы в российских посольствах по всему миру. Однако дата принятия декларации о суверенитете России остается чрезвычайно спорной, связанной с распадом СССР и фигурой первого российского президента Бориса Ельцина (в декабре 2014 года, по данным «Левада-центра», к нему относились положительно лишь 11% россиян, а отрицательно – 40%)[7]. Да и само понятие независимости России выглядит достаточно неоднозначным в условиях, когда страна воспринимается как преемница СССР и Российской империи (тем более, что она действительно официально стала правопреемницей Советского Союза). Не случайно и другой праздник, учрежденный в первой половине 1990-х годов, День Конституции, тоже не пользовался большой популярностью. Состоявшийся в 2005 году его перевод в разряд рабочих дней («памятных дат») остался почти не замеченным общественностью. В то же время сохранялась инерция, связанная с празднованием предыдущего главного государственного праздника – 7 ноября, который так и не стал в общественном мнении «Днем согласия и примирения», сохранив свой статус годовщины октябрьской революции – события, которое продолжает раскалывать общество на «белых» и «красных». Этот праздник остался главным для левой субкультуры, а коммунистическая партия по-прежнему организует в этот день свои публичные мероприятия.

Поэтому к началу «нулевых» годов возникла потребность в новом празднике, который был бы более «историчен», чем 12 июня, и, одновременно, мог бы вытеснить 7 ноября как дату, неприемлемую по идеологическим соображениям. Эту роль с 2005 года стал играть День народного единства, посвященный изгнанию поляков из Москвы в 1612 году. На первый взгляд, дата 4 ноября была выбрана удачно. На Красной площади стоит памятник Минину и Пожарскому, установленный в 1818 году, вскоре после окончания наполеоновских войн, в условиях патриотического подъема. В своем выступлении на параде 7 ноября 1941 года Сталин в ряду других исторических героев упомянул Минина и Пожарского. Кроме того, 4 ноября является православным праздником Казанской иконы Божьей Матери и близко по времени к 7 ноября – привычному времени поездок россиян за город для приведения в порядок своих дачных участков накануне наступления холодов.

Однако неплохо вроде бы обоснованный праздник был встречен публикой с равнодушием. Интерес к истории в современной России куда меньше, чем четверть века назад, и многие россияне имеют крайне приблизительное представление о событиях прошлого. Тем более, что в советское время события Смутного времени хотя и не замалчивались, но пропагандировались не очень активно: Польша все-таки была союзником по Варшавскому договору. Единственный советский фильм о Минине и Пожарском был снят в 1939 году, накануне Второй мировой войны, когда «панская Польша» воспринималась как потенциальный противник. Неудивительно, что для пропаганды нового праздника пришлось экстренно снимать новый фильм – «1612», – который вышел на экраны в 2007 году, однако был прохладно воспринят как публикой, так и критиками[8].

Более перспективной, возможно, выглядела бы апелляция к победе над французами в Отечественной войне 1812 года, однако в середине «нулевых» годов отношения между Россией и Францией носили дружественный характер: страны занимали сходную позицию по отношению к иракской войне, а президент Франции Жак Ширак после отставки даже получил Государственную премию России. В то же время российско-польские отношения были напряженными, поскольку в Москве считали, что именно Варшава способствовала «оранжевой революции» 2004 года в Украине. В результате, согласно опросу «Левада-центра», в 2012 году День народного единства с «польской спецификой» собирались праздновать 16% опрошенных россиян, а 7 ноября – 18%. В большинстве же своем (61%) респонденты остались равнодушными к обоим ноябрьским праздникам – и к старому, и к новому[9]. Решить проблему методом политтехнологий не получилось.

Учреждение праздника 4 ноября положило начало появлению в системе российских праздников событий, имеющих внешнеполитические основания. Правда, это не праздники в смысле нерабочих дней – перечень таковых не пополнялся после учреждения Дня народного единства. Зато сполна использовалась возможность расширить реестр памятных дней. Например, после того, как в 2009 году японский парламент объявил Южные Курилы «исконными территориями», российский список памятных дат в 2010 году обогатился 2 сентября – Днем окончания Второй мировой войны, совпадающим с капитуляцией Японии. В том же году президент Медведев демонстративно посетил Южные Курилы, что было крайне негативно воспринято японской стороной.

А в январе 2015 года депутаты Государственной Думы Михаил Дегтярев и Андрей Красов предложили ввести в календарь воинских праздников и памятных дат 31 марта – день взятия Парижа русскими войсками – в качестве Дня воинской славы России. Инициатива была выдвинута на фоне резкого обострения отношений России и Запада из-за украинского кризиса. По словам Дегтярева, «русская армия, русский народ регулярно освобождают Европу от человеконенавистнических режимов. Был Париж в 1814-м, был Берлин в 1945-м году, будут и еще разгромы демократизаторов, если понадобится человечеству»[10]. (Понятно, что в глазах депутата разгром наполеоновской Франции символизирует поражение Запада в борьбе с Россией.) Характерно, что в ноябре 2014 года в Александровском саду при участии Владимира Путина был открыт памятник императору Александру I, посвященный как раз взятию Парижа, – царь изображен попирающим штандарт с наполеоновским орлом. Но открытие монумента не было приурочено ко дню взятия Парижа, которое состоялось в марте 1814 года, а конкурс прошел уже после этой даты. Обращает на себя внимание, однако, то, что его итоги были подведены в августе 2014-го, как раз во время боев под Иловайском в Донецкой области, которые переломили ход военных действий на востоке Украины в пользу пророссийских сил.

Наконец, «международный» аспект есть и у Дня Сил специального назначения, который установлен в 2015 году указом Владимира Путина от 27 февраля. Дата неудивительна: именно тогда годом ранее «вежливые люди» в камуфляже заняли политически значимые и стратегические объекты Крыма.

 

Религиозные праздники

Возрождение России – в том виде, в каком оно понималось в начале 1990-х годов, когда в основном формировалась нынешняя система праздников, – тесно связывалось с отказом от государственного атеизма. Отсюда и официальное признание Пасхи и Рождества, двух основных христианских праздников. Борису Ельцину нужна была религиозная легитимация своего правления, и поэтому в ходе президентской инаугурации в 1991 году его благословил патриарх Алексий II.

Наша страна в данном отношении не одинока; более того, ее подход к религиозным датам можно считать более умеренным по сравнению с Польшей или Украиной, где официально празднуют Троицу, а также отдыхают в Светлый понедельник после Пасхи и в понедельник после Троицы (День Святого Духа). В возрождении религиозных праздников превзошла нас и Белоруссия: здесь выходными днями являются как православные, так и католические Пасха и Рождество, а также Радоница – день поминовения усопших в православной традиции. Зато Россия отличилась наличием весьма длительных каникул между Новым годом и Рождеством, введенных с 2005 года. Они, впрочем, не имеют сакрального значения и связаны лишь с признанием того факта, что в этот период производительность труда резко снижается. Каникулы подвергаются критике с разных сторон: одни считают, что они введены для элиты и верхнего слоя среднего класса, которые в этот период отправляются отдыхать на зимние курорты, другие обращают внимание на рост алкоголизма среди россиян, остающихся дома и не занятых делом. Общественное сожаление вызывает также отмена выходного дня 2 мая, с которым связано увеличение числа январских выходных: никакой идейной нагрузки в этой дате, примыкавшей к 1 мая, не было, но она служила важным дополнительным днем для весеннего труда на даче и в огороде.

Мусульманские праздники не входят в число официально отмечаемых на общероссийском уровне. Впрочем, на региональном уровне основные из них – Курбан-Байрам и Ураза-Байрам – празднуются в Адыгее, Башкирии, Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Татарстане и Чечне. После включения в состав России Крыма эта практика была распространена и на полуостров – в качестве символического жеста, адресованного крымским татарам. В Татарстане также отмечается и Новруз – мусульманский новый год.

В целом же нынешняя система российских праздников носит преимущественно секулярный характер и уходит корнями в советскую историю. Попытки заимствования дореволюционных светских сюжетов выглядят не слишком убедительными. Что же касается религиозной составляющей, то она, как ни странно на первый взгляд, не столь уж несовместима с советской традицией. Вспомним брежневские годы, когда существовали неписаные «правила игры», касающиеся празднования Пасхи: власть, например, не могла препятствовать посещению в этот день кладбищ (кстати, церковь скептически относится к этому обычаю, но должна и сейчас мириться с ним из-за позиции многих верующих). В последние десятилетия существования Советского Союза в массовой культуре стали все чаще появляться образы религиозных деятелей (картины Ильи Глазунова, популярный телесериал «Россия молодая» и так далее).

Еще более важно то, что ностальгирующие по СССР россияне в большинстве своем согласны, что в Союзе не все было благополучно; мало кто хотел бы возвращения государственного атеизма, так что даже деятели КПРФ признают патриотическую роль церкви в отечественной истории. Поэтому в нашем общественном сознании празднование Рождества и 23 февраля, Пасхи и 8 марта не противоречат друг другу, а скорее взаимно друг друга дополняют. В этой странной праздничной палитре привычные с детских и юношеских лет светские праздники, которые часто отмечали вместе с родителями, соседствуют с церковными датами, отмечаемыми бабушками, с которыми внуки ездили на кладбище, а потом святили куличи в церкви. Новые же праздничные даты в этом по-своему комфортном мире не слишком востребованы.

 


Другие статьи автора: Макаркин Алексей

Архив журнала
№130, 2020№131, 2020№132, 2020№134, 2020№133, 2020№135, 2021№136, 2021№137, 2021№138, 2021№139, 2021№129, 2020№127, 2019№128, 2020 №126, 2019№125, 2019№124, 2019№123, 2019№121, 2018№120, 2018№119, 2018№117, 2018№2, 2018№6, 2017№5, 2017№4, 2017№4, 2017№3, 2017№2, 2017№1, 2017№6, 2016№5, 2016№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№6, 2015№5, 2015№4, 2015№3, 2015№2, 2015№1, 2015№6, 2014№5, 2014№4, 2014№3, 2014№2, 2014№1, 2014№6, 2013№5, 2013№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№6, 2012№5, 2012№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№6, 2011№5, 2011№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№6, 2010№5, 2010№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010№6, 2009№5, 2009№4, 2009№3, 2009№2, 2009№1, 2009№6, 2008№5, 2008№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№6, 2007№5, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007№6, 2006
Поддержите нас
Журналы клуба