Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Октябрь » №12, 2018

Борис ПЕЙГИН
Matras

Борис ПЕЙГИН 

 

Matras

 

РАССКАЗ

 

Света умерла чуть за полночь. Попросила кофе, и Андрей пошел его варить, а когда вернулся, выпил сам, залпом. Закрыл жене глаза, укрыл тело одеялом, погасил ночник. Из-за зашторенного окна ехидно-желтым блестел фонарь.

Вместо «скорой» приехала полиция. Старшине лень было расшнуровывать берцы, и Андрей с тещей, Надеждой Павловной, долго уговаривали его разуться. Он прошел в спальню, посмотрел на тело, пошелестел страницами пухлой медкарточки. Потом спросил:

– Что такое карциносаркома?

– Рак, – ответил Андрей буднично, спокойно.

– Увозите, – вздохнул старшина и исчез, не прощаясь, не захлопнув дверь.

Потом приехали наконец санитары и с ними толстый небритый фельдшер. Этих разуться заставить уже не удалось, прошли в квартиру прямо так. Тело, неодетое, уносили в простыне, и Андрей с Надеждой Павловной провожали их до лифта. В глубине квартиры пиликал оставленный на зарядке телефон, но Андрей его почти не слышал. Он думал о том, что Свете неудобно, что рука, свесившаяся из складок ткани, должна затечь. Да потом вспомнил.

Фельдшер заполнял на кухне бумаги, морщась и то и дело почесывая щетину.

– Вот, с этим и с протоколом полицейским пойдете в загс, получите свидетельство… А что вы ей приобретали из обезболивающих?..

– Да наркотики надо было получить, – Андрей закурил, – но не успели. Но, слава богу, они и не понадобились, не было такого уж болевого синдрома. Так, что могли, покупали. «Найз» вот, «Кеторол»…

– Дайте таблеточку, а? – Фельдшер сощурил глаза. – Голова болит к концу смены, сил нет.

Андрей такой просьбе удивился, но лекарство принес:

– А что, у вас в машине нет?

– От наших дождешься, я с этими орлами приехал. А в санбригаде какие лекарства. Их-то клиентам… Ах да! – Он полез в карман халата и вытянул оттуда еще новую, но уже мятую визитку. – Вот, позвоните нашим агентам, чтобы и побыстрее, и подешевле…

– Спасибо, конечно, да я еще о похоронах не думал. Не до того, сами понимаете, сейчас…

– Как знаете. В общем, готовьтесь. – И, не сказав к чему, фельдшер запил таблетку кипяченой водой.

 

В турке еще оставался кофе, и, когда все наконец ушли, Андрей решил его допить. Ничего, что глубокая ночь, спать все равно не хотелось. Надежда Павловна в спальне разбирала постель, потом пришла на кухню.

– Не бойся, Андрюша, это не навсегда.

– Это?.. – Андрей усмехнулся. – Это уже навсегда…

Кофе получился плохой, с кислинкой. Хорошо, что Света его так и не выпила. Где-то снова звонил телефон.

– Я завтра поеду домой, белье выброшу… а матрац-то…

– А что матрац?..

– Вынести его надо… испачкался он. Да и спать же ты на нем не будешь!..

А ведь и вправду, подумалось Андрею. Спать на нем он не будет. Да и на кровати этой тоже.

– Ладно уж, вынесу…

– Ну выноси, как допьешь.

– Прямо сейчас?

– А когда? Утром тебе на работу, а я днем приберусь.

Права она была, Надежда Павловна, да и спорить с тещей, хоть и бывшей, плохая идея. И Андрей сказал:

– Хорошо, сейчас…

 

Матрац был латексный, упругий и тяжелый. А еще очень большой – два двадцать на два двадцать. Андрей даже не знал, как к нему подступиться: за один угол возьмешь – неудобно, за другой – тоже. Такой надо нести вдвоем, да с кем? Не с Надеждой же Павловной. Телефон не прекращал звонить, действуя на нервы, точно комар над ухом. И Андрей ему уступил, хотя номер был незнакомый.

– Алло!

– Здравствуйте, – говорил молодой, совсем не сонный женский голос. – Это вас беспокоят из службы «сто двенадцать». Светлана Дмитриевна умерла, да?

– Да, умерла.

– А кем вы ей приходитесь?.. Супругом?.. А когда скончалась?.. Два часа назад?.. А где?..

– Послушайте! – Андрей не выдержал. – Да какая вам разница?

– Молодой человек! – Голос отдал корродированным, нервным металлом. – Не надо так со мной разговаривать! Вы должны предоставлять информацию по нашему требованию…

– Я ничего не хочу вам предоставлять. Я занят, извините…

– Вы ничего не понимаете, позовите кого-нибудь из старших к телефону! Я настаиваю поговорить с кем…

И Андрей нажал отбой.

Когда матрац покупали, по бокам у него были матерчатые ручки для удобства переноски. Но Света для большей эстетичности их отпорола. Андрей не возражал.

Теперь пришлось мучиться: ухватив, ущипнув обеими руками побольше ткани, волочь стоящий на боку и все норовящий упасть матрац за собой по узкому коридору, по тесной прихожей на такую же тесную лестничную площадку. Надежда Павловна распахнула дверь пошире, а заодно положила Андрею в карман телефон:

– Ты не выключай. А то вдруг опять позвонит кто-нибудь…

 

Лифт приехал, но Андрей не очень надеялся, что удастся затолкать груз в крошечную кабину; да и не вышло это: матрац жестко пружинил, выскальзывая из рук и все не желая сгибаться как надо.

Матрац шаркал по литому бетонному полу, почти не скользя, заваливался набок. Даже по ступенькам он не съезжал вниз, и Андрей, повернувшись спиной вперед, буквально повис на своей ноше, утягивая ее за собой. Девятый этаж, восьмой, а на полпути к седьмому ткань зацепилась за защелку мусоропровода и закостеневшие, ноющие пальцы разжались сами собой. Сжимать их снова сил уже не было.

Андрей полез в карман за сигаретами, а наткнулся на телефон, и тот зазвонил. И снова незнакомый номер, но уже с другим префиксом.

– Это служба учета смертности! С кем я говорю? – Голос был какой-то трескучий, бесполый.

– А с кем хотите?

– Я насчет Светланы Дмитриевны…

– Вы хотите, чтобы я ее позвал?

Трубка на секунду задумалась:

– Когда наступила смерть? Кто ее констатировал? Куда увезли тело?..

Андрей вытер трубкой внезапно вспотевший лоб и сбросил вызов. Странно что-то получалось. Ни служба «112», ни служба учета смертности сами звонить, по идее, не должны. Первым уже незачем, вторые не работают в такое время. Но тогда кто это? Его женой при жизни столько людей не интересовалось. При жизни. В груди екнуло, и захотелось проморгаться.

Подъездное окно на секунду вспыхнуло синеватым галогеновым светом… Надо было спускаться дальше, но винт проклятой защелки глубоко зацепил ткань, и с ним долго пришлось возиться: пальцы всё никак не слушались.

Потом Андрей изменил хват, наклонив матрац набок, взвалив его на спину и взявшись руками возможно ближе к краям. Стало удобнее, но не легче. Раз ступенька, два ступенька, тр-р-ри – и через две сразу; на седьмом этаже темно, матрац, на метр ухнув, надавил на спину. Так Сизиф катил свой камень, так Христос нес крест на Голгофу, но они шли в гору, а Андрею не удавалось спуститься вниз. Святой Христофор уже самого Христа нес на руках – да через бурный поток, а здесь – лестница. Остро запахло харчо с бараньими потрохами и кисло – немытым телом. Внизу разговаривали. На следующей ступеньке нога заныла. Андрей поморщился. Впереди было семь этажей. Тринадцать лестничных пролетов.

Функциональный диагност, отдавая Андрею заключение с последнего, месяц назад, УЗИ говорил: «Выписывайте наркотики и готовьтесь». Света, не встававшая уже с постели, говорила: «Давай подумаем, что мне еще надо успеть сделать». Андрей говорил ей в ответ: «Успокойся про “подумаем”, сейчас химию следующей линии начнем, поживешь еще». Андрей не верил ей и не думал над ее вопросом, он верил в следующую линию и ничего ей не предложил. Света не оправилась и от этой линии и через десять дней умерла. Может, оно и к лучшему; онколог раз говорил Андрею: «Вторая линия химии – это такая отрава, с которой неизвестно, от чего умрешь, от рака или от лечения».

В следующем пролете все было в табачном дыму, и спертый воздух разъедал глаза. Где-то внизу играла Enigma, что-то очень старое.

 

Callas went away,

But her voice forever stay,

Callas went away,

She went away.

 

Это влетало в одно ухо, а Света говорила – точно в другое:

– Как хорошо все-таки, что у нас нет детей…

Опять что-то за что-то зацепилось. Так Сизиф упирался в комья земли ногами, и подземные боги над ним смеялись, так Христос шел на Голгофу и спотыкался, и римляне смеялись над ним и смеялись бы над всяким, по вине шедшим и безвинным, потому что тот, кому тяжело, всегда смешон. И в темноте подъезда смеялись, отчетливо, громко, так, как не бывает в мыслях, и Андрей знал, что смеялись над ним, и звонящий в кармане телефон от их смеха не было слышно, и только вибрация через ткань кармана щекотала ногу. Пальцы совсем свело.

Ноги путались и тонули в бетоне, как в весенней грязи, Света шептала на ухо что-то насчет того, во что ее одеть, Сизиф убегал от катящегося камня, римляне смеялись.

– Здесь жарко, – говорил один, – надо еще вина.

– Вино дерьмовое, а здесь пить нельзя.

– И то хорошо, мне больше достанется.

– Чего он так медленно чешет?

– Спроси у него… тяжко ему, наверно, после всего-то.

 

В пролете между пятым и четвертым стояли римляне и смеялись. Волосатые, мускулистые, мокрые от пота бедра блестели в свете стоваттной лампы.

– Ого! – сказал один.

– Это что вообще? – спросил другой.

А третий сказал:

– Отойдите, не мешайте, в самом деле, – и обратился к четвертому: – Дай-ка вина.

– Это не вино. – Четвертый сверкнул фиксами. – Это винный напиток… на, держи.

– Это даже не винный напиток, а уксус один, – произнес тот, а потом повернулся к Андрею. – Мужик, выпить хочешь? А то ты какой-то смурной.

Тот кивнул, потому что вдруг захотел не выпить, а только пить. Он с трудом разлепил губы, отхлебнул из горла, а в бутылке и вправду оказалось что-то похожее на разбавленный уксус, но это хорошо утоляло жажду.

– Спасибо…

Телефон снова зазвонил. Не было, кажется, повода сбросить вызов, Андрей нажал на зеленое «ответить».

– Здравствуйте!

– Вам звонят из бюро ритуальных услуг. Нам с вами нужно обговорить условия нашей работы и условия выезда к вам нашего агента.

– А с чего вы взяли, что мне нужен ваш агент?

– На территории Октябрьского района в нашем городе вы можете пользоваться услугами только нашего бюро.

– Это кто сказал?

– Это закон такой, мужчина!

– Где это вообще написано?

На том конце замолчали и тяжело задышали в микрофон, а из-за спины, откуда-то снизу даже, до Андрея донеслось:

– …а чего, помер кто-то?

– …когда бабка умерла, через час звонили… Падальщики.

– … ну да, на падаль слетаются… прикинь, бабла там сколько…

В трубке что-то похожее на голос зашуршало, но Андрей услышал какое-то слово рядом и прервал вызов:

– Кого ты там падалью назвал?..

Но никто его не слышал, никто ему не ответил. Матрац застрял углом между прутьями перил, и его никак не удавалось вытащить. Дернул раз, другой, сильнее, поскользнулся на краю ступеньки, выпустив ткань из рук, и кубарем покатился по лестнице.

…Он сидел на коленях, упершись руками в пол, точно мусульманин, совершающий намаз, и пытался перевести дух. Скрюченные пальцы при любой попытке пошевелить ими издавали тошнотворный хруст, но не двигались, словно суставы совсем исчезли. Снова потянуло куревом, на площадке зажегся свет.

– Ты чего тут делаешь?

Не было дыхания отвечать.

– Ты куда его потащил-то среди ночи?

Сеня, мужичок с третьего. То ли таксист, то ли бог знает кто. Он вряд ли был в курсе про Свету. И что ему теперь объяснять?

– Андрюха, ты живой вообще?

Он чувствовал, как его треплют по плечу.

– Угу… – Ничего членораздельного он не мог сказать.

Зажигалка щелкнула, и Сеня закурил еще одну, протянул Андрею уже зажженную.

Андрей курил давным-давно и не взатяг. Но теперь затянулся, в груди запершило, но прокашляться не получилось: сил хватило только поднять голову.

Сеня стоял над ним, опершись локтем на перила, и вертел небритым рыжим подбородком то в сторону матраца, то в сторону своей квартиры.

– Тут труповозка час назад приезжала. Это не к тебе?

– Ко мне.

– Бывает. Ты держись, это. Не забухай только.

Андрей затянулся еще раз и наконец закашлялся – протяжно, надрывно, с лаем. Потом смог произнести:

– Не забухаю. В меня не лезет.

Дверь Сениной квартиры щелкнула и, судя по звуку, открылась. Хриплый женский голос сказал вполголоса:

– Сёма, ну ты скоро? Я спать хочу!

– Погоди, сейчас, матрац человеку вынести помогу.

– Как – «вынести»? Какой матрац?

– Ну надо, потом объясню! Дверь закрой, детей простудишь!

– Ты чего там это? А?

– Я сказал – дверь закрой!

И замок щелкнул снова. Андрей не мог поверить в свою удачу. То есть у него была мысль попросить Сеню помочь – если в его голове еще могли быть мысли. Но он бы не стал…

Сеня меж тем поднялся по ступенькам и взялся за матрац с другого конца. Попробовал приподнять, опустил, приподнял снова.

– Да, неудобно. Тут ручки есть хоть?

– Были, да жена отпорола.

– Бабы, блин, дуры. Ну что, взяли?

– Взяли…

Андрей приподнялся, цепляясь рукой за перила. Пальцы от одного прикосновения к ткани сводило так, что разогнуть было нельзя, и он только взвалил матрац на спину углом, а руками придерживал его. На большее сил уже не было. Сеня сделал шаг, и матрац толкнул Андрея вниз, в следующий пролет.

Оказалось, что он, матрац, отлично гнется: когда надо было развернуться на площадке, Сеня упирался в стену, Андрей, удерживая свой конец ноши на спине, поворачивал, и матрац упруго, с каким-то скрипом складывался параллельно перилам.

На втором этаже опять зазвонили.

– Агенты, что ли? – спросил Сеня.

– Ну да, кто еще. В такое-то время… Задрали уже.

От вибрации телефона зудела кожа.

– Да выключил бы ты его…

И почему он его не выключил?.. Но теперь поздно было, главное, не останавливаться, потому что Андрей чувствовал: иначе он уже никуда не пойдет и ничего не потащит. Тем более что стало куда как легче. Оставалось два с половиной пролета.

На первом этаже потянуло холодом, сырым, каким-то замогильным. Внутренняя дверь подъезда поскрипывала на петлях, в широкую щель можно было увидеть наружную, металлическую, всю в пушистом инее. Сеня невольно дернул плечами:

– Не июль, блин, месяц.

И правда, был не июль, а январь, но Андрей, хоть и чувствовал холод, почти не мерз, как будто в нем нечему было мерзнуть. Он нажал тыльной стороной ладони на кнопку домофона, прилипнув кожей к ледяному металлу, толкнул плечом дверь и вышел на улицу. Оставалось только перейти дорогу – контейнеры были на той стороне. Сеня вышел следом и, прислонив матрац к стене, закурил. Ветер трепал волосы на голове его и домашнюю майку на теле, и видно было, что он дрожит. Но Андрею это даже показалось удивительным.

 

Их уже ждали. Из черной «приоры», запаркованной напротив подъезда, вышел одетый в черное же полупальто человек с вытянутым лицом и длинными черными волосами под норковой кепкой. Он окинул взглядом матрац и тех, кто его нес, и подошел к Андрею.

– Доброй ночи! – Он протянул визитку.

– Вы кто? – Андрей точно знал, кто перед ним.

– Я из отделения спецобслуживания по Октябрьскому району… Моя фамилия Киришкук.

Кичензук? Чингачгук?

– Я очень соболезную вашей утрате, – продолжал индейцеподобный, – хочу предложить вам свою помощь… Всё, что я могу для вас сделать…

– Слышь, мужик, – вмешался Сеня, – вали отсюда. Без тебя люди разберутся.

Но в голове Андрея было что-то похожее на мысль.

– Любую помощь?

– Да, конечно.

– Помогите дотащить матрац до помойки. А то руки устали…

Агент покосился сначала на него, потом на Сеню – недоверчиво, с опаской, но снял перчатки и, взвалив матрац на плечи, сволок его с крыльца. Он ждал, видимо, что с другой стороны его подхватят, но никто с места не сдвинулся.

Андрей еще какое-то время смотрел, как черный человек идет через двор под белым матрацем, как под парусом, качаясь от ветра из стороны в сторону. Потом достал из кармана домофонную «таблетку»:

– Спасибо, Сеня. Докуривай, да пойдем, наверно, а то холодно очень.

 



  Борис Пейгин родился в 1988 году в Северске Томской области (в то время Томск-7). Окончил Юридический институт ТГУ (2010). Финалист премии «Дебют» в номинации «Малая проза» (2010), лауреат премии губернатора Томской области в области литературы (2016). Рассказы переводились на китайский и шведский языки. Живет в Томске, работает адвокатом.



Другие статьи автора: ПЕЙГИН Борис

Архив журнала
№12, 2018№11, 2018№10, 2018№9, 2018
Поддержите нас
Журналы клуба