Журнальный клуб Интелрос » Отечественные записки » №4, 2012
Реформа школы в нашей стране происходит непрерывно вот уже двадцать лет. Граждане России как будто бы уже поняли, что школа финансируется из их налогов, и соответственно желают за свои деньги получать качественный продукт. Тем более что ныне школа не учит и воспитывает, а предоставляет «образовательную услугу». Дело, однако, за малым — определить, какими должны быть содержание и стоимость этой услуги, огласить критерии качества и правила контроля и очертить круг ее реальных заказчиков и исполнителей.
Судя по данным социологов, в понимании большинства сограждан советская школа предоставляла вполне качественную образовательную услугу. Профессионалы же, определяющие содержание реформы, придерживаются иного мнения: будущее нельзя искать в прошлом (тем более тоталитарном), и в новой постиндустриальной эпохе качественным следует считать такое образование, которое не только и не столько вооружает знаниями, сколько прививает умение постоянно их углублять и творчески применять. «Компетентностный подход» — мировой тренд.
В обществе нет согласия ни по одному из ключевых моментов школьной реформы. Была советская школа прекрасной или чудовищной? Образование — право или обязанность? Необходимость или роскошь? Может оно быть бесплатным или должно быть платным? Кто и за что платит? Кто и что производит и приобретает? Кто судит? Консенсуса нет. Но, как справедливо заметил один высокопоставленный чиновник, никакая реформа не может происходить в условиях консенсуса, такова уж антиэнтропийная природа реформ.
Впрочем, абсолютно все участники реформы согласны с одним: как ни реформируй любую школу, как ни алгоритмизируй и ни оптимизируй производство образовательной услуги, в конечном счете все зависит от учителя. Настоящему учителю не могут помешать ни тоталитарная советская система, ни абсолютизированный рыночный подход, ни нищенская зарплата, ни родители в роли «клиентов». Хороший учитель всегда найдет возможность хорошо делать свое дело. Суть которого — творчество, сколько ни утверждай набор прокрустовых стандартов.
Кстати, знаменитый «финский опыт» образовательных реформ, который во всем мире признан наиболее успешным и которому посвящены две публикуемые ОЗ статьи, основан, по свидетельству специалистов, именно на том, что не только материальный, но и социальный статус учителя в Финляндии — высочайший. И в школу попадают лучшие из лучших.
Россия в этом смысле пока бесконечно далека от своего северного соседа. У нас остро стоит вопрос подготовки педагогов, которым, как и всем нам, еще предстоит осознать, что в современном мире образование, похоже, никогда не может считаться завершенным и должно продолжаться непрерывно. Что требует невиданной для постсоветского человека интеллектуальной гибкости и социальной подвижности, а от государственных институтов — способности соответствовать новым задачам.
Собственно, и сами эти задачи пока еще не сформулированы. Не только в отношении школы, которая, безусловно, не является изолированным полигоном для культурных и социальных экспериментов, но и в отношении стратегии развития страны в целом. Мы не знаем, кого хотим получить «на выходе» из школы, каким должен быть ее идеальный выпускник, к решению каких задач он должен быть подготовлен. Должен ли он любыми силами стремиться попасть в вуз, или такое стремление — лишь эхо некой культурной традиции, устаревающей с каждым днем по мере того, как ценность высшего образования девальвируется ввиду его тотальности? Какие вузы будут в ближайшем будущем выпускать молодых специалистов, хоть сколько-нибудь востребованных на рынке? Какие отрасли производства будут (если будут) развиваться в России, когда нынешние старшеклассники, которые сегодня выбирают свои университеты, их окончат? Можно лирассчитывать на то, что у кого-то в принципе есть ответы на эти вопросы?
Есть конкретные практические задачи, которые даже в ситуации неопределенности тем не менее пытаются решать реформаторы образования. Постепенно, хоть и медленно, решается проблема совместимости стандартов и конвертации дипломов, выполняются обязательства по международным соглашениям (у нас их ласково зовут «Пиза» и «Болонья»). Критикуемый ЕГЭ, суть которого в конечном счете — в обеспечении независимого контроля над качеством знаний, уже необратимо стал частью нашей жизни.
В общем, глаза боятся — руки делают. Даже если нет четкого понимания, что именно должно стать творением рук.
В этом томе мы публикуем статьи и интервью непосредственных авторов и участников реформы образования, зарубежных экспертов, социологов, историков, экономистов. В них мы не получаем сколько-нибудь исчерпывающих ответов на мучающие нас вопросы. Но, как нам представляется, более точно формулируем сами вопросы — что уже почти полдела.