Журнальный клуб Интелрос » Плавучий мост » №1, 2014
Живет в Севастополе (Украина). 28 лет. Автор книг: «Песни для птиц (2010 г.)», «Звери о людях (2012 г.)», «Рисунки обезьяны (2013 г.)».
Первая журнальная публикация.
Беспробудной мелитопольской ночью иду.
Смотрю, ребята картошку пекут.
Спрашиваю:
— Ребят, что вы печёте?
Отвечают:
— Каштаны.
— Дайте мне, пожалуйста,
один печёный каштанчик.
Синие сливы нашел!
Они висели на дереве
и вспыхивали, как лампы,
непредсказуемо и незабвенно.
И цвета они были — синего,
небывалого цвета.
И светились они… да, да, точно! — как лампы!
А откуда вы знаете?
Ты чувствуешь,
как оно колышется и гремит?
Появляется, втекает в комнату,
поворачивается и возникает,
выключается, включается, светится,
поворачивается и колышется.
Позвякивает и улыбается,
смотрит и не отводит глаз,
не раскрывает себя — и гремит.
Тихо летит, не называя себя, летит.
Загадывается — и не сбывается,
молчит и улыбается.
Каждый день, каждый божий день,
после шести в твоей комнате…
Колышется. Гремит.
Сегодня
обрабатывал мебель полиролью,
чтобы блестела она так,
как уголки желтых чемоданов блестят.
А они летают себе,
плавают в воздухе,
фигуры выделывают невозможные,
славно идут! —
словно уголки жёлтых чемоданов,
словно мебель, обретшая лицо.
В Крыму нечасто заметишь
рисунок на оконном стекле,
и редко увидишь,
как девушку на саночках катят,
и редко ладошку подставишь снежинкам
изумительной красоты,
и редко детей встретишь, слепляющих
снежинки в уродливые комья,
и нечасто будешь рассказывать,
как приятно идти по свежему снегу
и оставлять следы раньше всех,
и как мальчик варежку потерял
и не заметил.
Чудо — это когда идёшь ты
по Симферопольскому вокзалу
и хочется тебе какой-нибудь пирожок,
и голос раздаётся призрачный,
и миражи электричек движутся
медленно и беззвучно,
и троллейбусы подкатывают бесшумно
с их фантастическими ценами
и неживыми пассажирами,
и кажется, дотронешься до кого-нибудь
в зале ожидания — а он тут же исчезнет.
И думаешь: где же Он, раз Он есть?
А к тебе подходит кто-нибудь и говорит:
хочешь какой-нибудь пирожок?
Не прислоняться.
Не открывать при по́днятом токоприёмнике.
Наверное, освободятся места в Бахчисарае.
Бабушка несёт яички беленькие
в пластиковом ведёрке жёлтеньком.
Внученька, ясная и восковая,
невдалеке стоит, тихо воспламеняется.
Дедушка, седой, с белой головой,
с аккордеоном идёт. Слепой.
И гармония в этом во всём видится,
хотя на самом деле
всё это у нас в первый раз.
Узнать бы, где хранится
этот золотой ключик,
у какой черепахи,
в каких краях.
Покорить этажи, лестницу,
открыть замок, люк,
проникнуть на чердак, на крышу —
заняться там успокоением антенн:
застывать в тех же позах,
играть с ними в «море волнуется раз»,
превращаться в морские фигуры, замирать.
А когда антенны успокоятся,
когда волны перестанут,
когда сигналы прекратятся —
вот тогда глядеть с крыши,
видеть и слышать всё:
как ругаются по телефону с телевизионными компаниями,
как выходят на улицу растерянные,
потерявшие последнюю надежду, люди;
как выбрасываются в распахнутые окна
никому не нужные боле
программы телепередач.
Хотелось женской груди
и хлебца с молоком.
По разбитой дороге. На запад.
С пробитым виском.
В коляске мотоциклетной.
С одним колесом.
Пулемёт болтался
перед моим лицом.
Граждане и гра́жданки,
вьюноши и девушки,
дети и старики.
При выходе из частных квартир
и общих бараков,
при пересечении проезжих частей,
лесопарков и придомо́вых территорий,
газонов и зон отдыха,
мест работы и мест труда
будьте осторожны и прозорли́вы,
будьте бдительны,
потому что повсюду и везде,
повсеместно, тут и там,
здесь и в других местах,
появилась
зелёная трава.
Хвойный аромат,
оранжевый и серебряный.
Морозно-ватный
трепет колокольчиков.
О — разноцветные кружочки,
нетерпеливые вы, пузыри.
И вот он —
тёплый свет красной звезды.
Хочется
купить стиральную машину,
просы́пать на́ пол
голубоватый порошок
и — сидеть, глядеть,
как коловращаются себе
там, в круглом на этот раз
окне
(в тёплой воде),
простые мои вещи.
Сегодня вырубили свет,
и я наконец представил,
как томно перетекают
в стволах деревьев
полезные вещества.
Опять же хвоя. Хлеб.
Сгущёнка.
И нерушимый бугорок (непреткновенный)
лесного муравейника.
Они,
наученные жизнью,
умеют пробираться под рубашкой,
не существуя.
Как яблочко лесное, ты
белел в руке и не темнел на срезе.
Как жёлудь, хрустнул под ногой
и шапку потерял.
О землянике говорил
и о грибах, кострах,
читал «Айги выходит из тайги…»
и прочие стихи.
А у неё — был нос клубничкой,
весеннее лицо (всё в рыжих муравьях),
и вишней рот,
и красной точкой рот.
У дельфинария какие-то рейдеры,
но общей картины они не портят.
У дворца пионеров
снова разливают водочку.
А не пройти и сорока метров —
там уже гуси-лебеди.
Один серый, а другой, как полагается, белый.
У подростков сегодня
сбывается практически всё.
У выпускников — сбываются мечты.
Он говорит, что пойдет купаться,
несёт чушь. Погружается.
Она — опускается,
плачет, повторяет: никогда, никогда…
Но обретённые краски не спускают с рук,
пестрят по всем сторонам,
заводят,
дают, как говорится, знать,
что скоро это случится.