Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Плавучий мост » №1, 2020

Вера Калмыкова
Стихотворения

 

Об авторе: Родилась в Москве (1967). Филолог, искусствовед, кандидат филологических наук, член Союза писателей г. Москвы, шеф-редактор электронного журнала «Философические письма. Русско-европейский диалог». Автор исследований по истории литературы и изобразительного искусства. Публикации стихотворений, критических статей, публицистики в журналах «Вопросы литературы», «Дружба народов», «Звезда», «Литературная учёба», «Нева», «Октябрь», «Урал» и др. С 2004 г. начала сотрудничать с Мандельштамовским обществом (более 70 статей в первом издании «Мандельштамовской энциклопедии», 2017; участие в подготовке второго издания). Автор статей в ряде других энциклопедических изданий. Вышли две поэтические книги: «Первый сборник» (Милан, 2004) и «Растревоженный воздух» (Москва, 2010).

* * *
От перемены слагаемых спасла перемена мест.
Вместе мы можем больше, чем ожидала сумма.
Нам не дано знать, где завершится квест,
эту историю нам не дано додумать,

дано – дожить.
Мы пробуем на ходу,
для нашей игры нет правил. Исчёркав себя, исчерпав,
ни ты не пойдёшь, ни я к тебе не приду.
Есть ещё слово «тонуть». Есть ещё слово «меркнуть».

И каждый день, проваливаясь под наст,
ударившись – майна! – ошпаренно рвёмся: вира!
Но если не эта ось, то не будет нас.
А если не будет нас, то не будет мира.

* * *
В сердце моём пребудь – и пребудь вовне.
Милых вещей обмолвки – глагол времён:
в старый буфет гляжусь, как в своё лицо,
но не своё, а деда, отца. Стоит,
сам себе лар и капище, жертва, бог,
сам себе жизнь, движение, личность, вещь;
мёртвый хозяин приподнимал стекло,
и отпечаток пальца окаменел.
Я научусь, учую, замру, усну –
там никакой пустоты и в помине нет:
жесты, касанья сложены, стопки в ряд,
плотно лежат движения, но без рук:
руки в могилах тлеют, гниют, горят,
шушера, мусор, ленточка, завиток,
честной земли обноски – серая пыль,
лёгкий остаток – домысел, сух как пух.

Что там и где как сладилось, где руда,
и перегной мгновений вносить – куда?

* * *
Только любя, становлюсь настоящей.
Только летая, могу ходить по земле.
Раньше уйду. Говори обо мне почаще.
Я подожду тебя в залетейской мгле.

Право на жизнь тебе отдаю. Не сетуй,
Будто тяжёл скованный мною доспех.
Ярко блистает радостный меч рассветный,
Словно статуя, найденная в песке.

Лувр

Королевский дворец распялен скучным каре
против готической церкви в скульптурном уборе.
Прихожанам не время. Рыскает во дворе
единственный голубь, внимателен и проворен.
Дорожка к арке тщательно подметена
и безлюдна. Газон безотрадно зелен.
Чтобы дополнить картину всеобщего сна,
в ложе своём, обленившись, полощется Сена.
Бывало и здесь веселье.
Тогда ещё жил король.
Потолки умножали отзвуки менуэта.
А теперь на одном этаже – изваянья: уже не камень, ещё не боль.
На другом летит, спустившись с небес,
получеловек-полукомета Сасетты.
Вечереет. Арка темна. Пустовато вокруг,
нет бы пустить авто или хотя б карету.
Барон Осман до того не любил лачуг,
что заподозрить впору каприз фортуны – по Фрейду.
Отмотав века – полтора оборота назад –
увидим на месте газона ветвистые улочки, пыль, домишки рабочих.
Запах жареной рыбы. Бельевые верёвки висят.
Мелочные лавчонки лепятся вдоль обочин.
В одной из халуп уважаемый мэтр Ренуар
снимает мерку с клиента. Время идёт к обеду.
В воскресенье маленький Пьер-Огюст отправится на базар
посмотреть, как идёт торговля у гончара-соседа.
А в будни, когда во дворце наступает полуденная тишина
и тянет соснуть – мальчишки галдят под окнами. Ах, хулиганы!
Королева, стесняясь, выглядывает из окна
и кидает оборвышам конфеты и марципаны,
чтоб замолчали гамены, дали покой,
или хотя бы вели себя чуть потише.
Но барон ненавидел лачуги. Теперь над рекой
ни конфет, ни Её величества, ни мальчишек.

* * *
Лента, шурша, отслаивается от рамы.
Знак, что пришла пора смены змеиной шкуры.
На месте клумб образуются водоёмы
и в серых сугробах плавают тротуары.

Кровь еле бегает – бледная кровь горожанки.
Кожа также наводит на сходство с рептильим классом.
По утрам жалостливо подрагивают коленки,
а юбки сложили оружье в битве с излишним весом.

Сил никаких. Февраль бесплоден, март безысходен.
Говорят, есть где-то склады небес лазурных.
Пока они скрыты, ряд разнородных виден
Определений, и все, как одно, нецензурны.

* * *
Я знаю – ты. Но я тебя не знаю
и шаг за шагом робко узнаю.
И чем настойчивей к тебе шагаю,
тем неподвижней и смирней стою.

Внутри себя, как будто сфинкс на взводе,
торчу на месте – кошка на цепи.
Кинь денежку, гляди, вот киска ходит:
то песню ноет, то стихи скрипит.

А по ночам учёнейшая мурка
монетки извлекает из нутра,
шепча тихонько: «Мука. Тоже мука».
И складывает в столбик до утра.

* * *
Ни поделиться радостью,
ни крикнуть –
всё тайно, прикровенно,
всё внутри.
Душа, тихонько
разминая крылья,
всё соблазняет:
«Улетай со мной!
Воздушны, невесомы, бестелесны,
скорей туда, где всем беззвучным песням
внимает мироздание одно!»

Простор узилища благословляю,
да будет славен замкнутый объём,
чем крепче путы,
тем прозрачней стены –
уже лечу:
незримый окоём
невидимый полёт не остановит,
и всё слышней наивный голос крови,
и всё свободней дышится лучу…

И в час, когда
удушье наступает
и жизнь сожмёт
до острия иглы,
закрыв глаза,
безгласна и бессильна,
я здесь летаю.
Полетишь со мной?

* * *
Я буду ездить и смотреть в окно
и наблюдать явления природы:
акт первый – пробуждение лесов.
Вот роща зацветает постепенно.
Второго акта душная жара
и третьего умильная прохлада…

Не буду ездить и смотреть в окно.
Теперь мне ездить никуда не надо.
Теперь на взгляд из моего окна –
окно соседское и угол дома.
Картина так продуманно ясна
и так успокоительно знакома.
Мир только отражается в окне.
И, отражённая, пребуду не-
одушевлённой…

* * *
Только, пожалуйста, будь со мною.
Стрелок
где-то там, в непонятной дали,
поднимает лук.
И стрела летит,
и я слышу надсадный звук
и вижу
точку в пространстве.
Всё ближе.
Но стою недвижно.
Вера или упрямство –
не важно:
стою
и держу её взглядом.
Урок
отрабатывать надо,
иначе
песня пойдёт не впрок
и никто не заплачет.
Но цель –
чтобы слёзы лились,
потому что больше нечем отмыть
чумазую жизнь,
нужно стоять, не дрогнув,
глаз не сомкнув,
не ныть,
даже если вот-вот голова
с плеч…

А ещё у Вильгельма Телля была
дочь.

* * *
Передышка. Ночной асфальт тащится кое-как,
намотавшись за день под шинами и ногами.
Утомлённый воздух рвётся, сбивая такт,
и, ленясь протереть глаза, фонари мигают.

Рано утром шоссе сверкнёт от счастья – реванш:
позади километры слабости и безделья.
Выходя на взлёт, озирает себя пейзаж,
обвивающий мир разномастной своей куделью.

Как струна, объятье дорог в напряженье сил
завлекает, жмёт, таща ходоков куда-то.
Интервал в любви, сжатый до то точки «си»,
переходит в молчание невозврата.

Новелла

Ах, ну что за работа.
Поди разгадай тебя, человече!
Что я, Шерлок Холмс какой?
разве что доктор Ватсон,
казус, ребус, я умоляю, ляпсус,
даже не модус
и вот уж совсем не люпус…
Чушь какая-то лезет в голову,
просто глупость.
Мозг кипит – отчего?
Кожи границ не чую,
растворяюсь, кружусь,
будто в сказку чужую
я попала
и вот теперь
не дотяну до финала.
Или смерть моя –
это финал и будет?
Что ж, вперёд, моритури.
В этой игре не судят
никого. Победитель ли, проигравший –
правил нет.
Играя, не сходят с круга,
как бы соло ни выглядело убого.

Отказавшийся точно знает,
что там стреляют
прямо в сердце, навылет,
и всё же кусает локти.
Тем, кто остался цел,
до кишок завидно,
игроку пеняют
на причудливый внешний вид, но
втайне алкают
сомы, нектара, кьянти.
Не дождаться, увы,
ни совы,
ни голубя, ни тем паче
аиста.
Засосала старуху проруха.
Дай мне руку, пожалуйста.
Дай мне
руку.

* * *
в этом лесу
мы с тобой
одно дерево



Другие статьи автора: Калмыкова Вера

Архив журнала
№1, 2021№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1, 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2014
Поддержите нас
Журналы клуба