Александр Шмидт

Полусон, полуплач, полустанок

Об авторе: Шмидт Александр Русланович, родился 13 июня 1949 г. в селе Новопокровка Семипалатинской области. Окончил Казахский Государственный университет, в 1989 г. – Высшие литературные курсы при Литературном институте им. Горького. С 2001 г. живет в Германии, с 2005 – в Берлине. Печатался в журналах «Простор», «Юность», «Крещатик» и др. Автор книг стихов, в т. ч.: «Земная ось», «Родство», «Преломление света», «Зерна дней», «Здесь и там». Стихи А. Шмидта включены в «Антологию русского верлибра», в издания: «Русская поэзия ХХ», «Освобожденный Улисс», «И реквиема медь…» и т.д. Его стихи переведены на немецкий, польский и корейский языки.

 

Окрестность

В самом себе
Вдруг узнаешь себя,
Как вспоминаешь сонную окрестность,
Размытую, до слез родную,
Которую не знал доселе.
Село, в котором не был никогда,
Проселок, по которому не возвращался
Домой.
А все идешь, идешь и знаешь,
Что там за тополиным плёсом
Дом.
Выпрыгивает сердце из груди,
Тебя перегоняет и торопит…
Кто меня со мной роднит?
Зачем к себе же возвращает?
Отыскивая слабые созвучья,
Меня со мной рифмует?
И множественность эту собирает,
И властно за собой ведет
Туда,
Где время
Ничего не значит,
Где рокот света океанический.

 

Возвращение

Мы возвращаемся домой.
Лёг через поле путь прямой –
Сквозь толщу времени пробитый.

Короткой вспышкой он сверкнул,
В мгновенье ока нас вернул
На дня июньского орбиту.

Здесь пахнет дёгтем, коноплёй,
Сосновой смолкой золотой
И свежевыпеченным хлебом

Здесь тёс парит после дождя.
Лечу по тёплым лужам я,
Бежит за мною мама следом.

Мы возвращаемся домой.
Дед русский с Первой мировой
Германских наглотался газов,

Но, Слава Богу, грудь в крестах,
И он живой в родных местах,
И внуки ждут его рассказов.

Он незаметно постарел.
И мне грозит:«Окстись, пострел!» -
Со мною строжится немножко.

Сидит на бревнышке в тени
Среди невидимой родни,
Раскуривая козью ножку.

Мы возвращаемся домой.
Нас больше не разлить водой
Реки с названьем легким – Лета.

Смелей войдем в неё опять,
И обратится время вспять,
И возвратится наше лето.

И мы найдём свой старый дом.
Парным, пушистым молоком
С дороги бабушка нас встретит.

А в горнице всё тот же свет,
Которому забвенья нет –
Свет Незакатный – нас приветит.

Здесь половицы, как лучи,
Лежат, от солнца горячи,
А на стене висят портреты.

Здесь у фитильного огня
Сидела допоздна родня,
И столько было перепето.

Как песню бабушка вела,
Как только бабушка могла;
Червлен был словом свет вечерний,

А за окном лежала степь,
И начинал ковыль тускнеть,
Как серебро с узором черни.

Мы возвращаемся домой.
Там мамин брат стоит живой
У журавельного колодца.

Он достает бадью со дна.
Живая ходит в ней вода,
Его целует и смеётся,

А журавли ему кричат:
– Путь колесом! – пришел солдат,
А слух прошёл: убит осколком.

Он губы рукавом отёр
И заспешил на отчий двор,
А брат бежит навстречу: «Колька!»

Мы возвращаемся домой.
Под тополиный плеск родной,
Под радугу дождя слепого,

Под тень стрижиного крыла,
Под сень, не знающую зла –
Все возвращаемся мы снова.

И каждый этой встрече рад.
И снова мамин младший брат
За механизм какой-то взялся.

Мелькают спицы, ось визжит,
Дощатая стена дрожит,
Но не доволен дядя Вася.

Он вечный двигатель собрал,
Но что-то в нём не рассчитал –
Опять случилась с ним промашка…

За вечный двигатель добра,
Чтобы пришла ему пора,
Отдаст последнюю рубашку.

Мы возвращаемся домой –
Отец в фуфайке продувной,
На крыше пульмана устроясь.

Он ветер пьет и воздух ест,
Ему над чем подумать есть,
В своей недолгой жизни роясь.

И где он только не бывал _
Сибирь, Урал, лесоповал,
В тылу голодном трудармейском.

И била жизнь его под дых,
Но среди многих истин злых
Он слышал и – «Браток, погрейся…»

Мы возвращаемся домой.
А мама всё бежит за мной,
И частый дождь догнать нас хочет,

Он спелой каплей метко бьет,
Щекотно по спине течет,
А мы несемся и хохочем.

Потом вбегаем под навес.
И я на миг теряю вес,
В руках отцовских вверх взлетая.

И тут у самого лица
Зажглась ступенькою крыльца
Полоска света золотая.

Мы возвращаемся домой.
Волной ковыльною, седой
На дом наш Время набегает.

Оно у самых стен шумит,
Прибоем страшным смыть грозит
И прошлого следы стирает.

Но нерушима крепь крови,
И дамбы нет прочней любви,
И дом стоит наш невредимый.

Вовек не разорвать родства,
Пока в тебе живут слова:
Родник, Родня, Родной, Родимый.

Времена

Бывали времена, когда они с нами, то в жмурки,
То в кошки-мышки насмерть играли,
Оставляя раздавленные человеческие окурки
Вдоль обочин разбитой исторической магистрали.

 

Ау

Сухомятная русская сказка –
Деревянная ложка, ау…
О. Мандельштам

Помню,
В детстве соседом моим
Был великан по фамилии Ау.
Думал всегда я, с именем этим
Пропасть невозможно в России.
Но, видно, жизнь наша –
Сущая пропасть:
– Ау,
Ау-у, – зову,
Но приходит
Безмерно усталое эхо
В ответ

 

Содомляне

То ли морось, то ли вьюга,
Воет волк иль человек?
Что ж, понятно, – Кали-Юга,
На дворе железный век.

Тополь в сумерках ржавеет,
Жестяным листом звенит.
Пожалеть – не пожалеет,
Всякий – всякого винит.

Всякий всякого с рычаньем
На куски зубами рвет,
Оттого и не встречаем
Ангелов у городских ворот.

От напрасной крови пьяны,
Позабыли мы о Нём.
Оттого мы – содомляне –
Будем сметены огнём.

 

Разговоры

1.
Вспышка мертвящего света.
Ты, прищурившись, скажешь:
«Смотри, силуэт человека
Похож на замочную скважину.

Вот попадешь и откроешь
Двери в светлое завтра,
Руки отмоешь от крови
Тобой убиенного брата.

Что, ангел, божия птичка,
Бежишь от классовой рубки…
О, как я хочу стать спичкой
Бессонной отцовской трубки».

2.
Перестройку матерком
Помянет в сердцах:
«Вам бы выписал нарком
Досыта свинца.

Вот бы наш отец родной
Ожил хоть на час,
Свежей кровью над страной
Зорька б занялась».

 

Подражание Катуллу

С лицом помятым и совсем не херувима
Я, бывший гражданин поверженного Рима,
Эрекция, эриния, – твержу, с одра восстав,
Тебя, любимая, как книгу залистав.

Пускай волнуется толпа на грозных стогнах,
Волнуюсь я, твоим взбодренный стоном.
Пусть кто-то вздыбливает новый флаг,
А я шепчу тебе: «Удобней ляг».

 

Отрыв

1.
Вот и пришла пора выбирать,
Тут уж не отсидеться,
Что-то приходится из себя выдирать
Вместе с кусками сердца.

2.
Вой железный вырвет из сна,
Черным факелом ночь полыхает.
Что я понял о жизни – она
Полусон, полуплач, полустанок.

 

* * *
Кто ты, где ты, человече? –
Вдруг очнешься ночью злой –
На каком земном наречье
Мать звала тебя домой?

Кто ты? – грек или китаец
Иль, быть может, иудей,
Нелюдимейший скиталец
В лютом сонмище людей.

Где ты? – выронивший имя,
Проворонивший себя,
Гражданин какого Рима?
Мимо – снова не судьба?

Кто тебя к такой-то маме
Спьяну ль, сослепу завёз?
Ночь зияет черной ямой,
И пылает известь звёзд.

 

Перекати-поле

Перекати-поле –
Ведьмин клубок.
Пойди туда, не знаю куда,
Принеси то, не знаю что…
Пошел за ним.
Катится – не разматывается,
Куда ведет –
Не рассказывает.
Шел день,
Шел два,
Шел жизнь.
Устал.

Стал думу думать,
Вспоминать:
Зачем шел?
Что искал?
Так и не вспомнил.
Совсем себя забыл,
Высох,
Съежился,
Колюч стал.
Дунул ветер – покатился.
Голь перекатная.
Перекати-поле.

 

Поле

Поле потрескивало,
Наэлектризованное кузнечиками.
Силовые линии ковыля
Развернули мое сердце,
И оно
Странно задрожало,
Травинку зажал губами –
Обрыв связи.

 

Камень

Под лежачий камень
Вода не течет.
Не течет и не надо.
Камень лежачий
Сам по себе лежит.
Днем от солнца горячий.
Вечером росой плачет.
Мох на нем вырос за сотни лет,
А может быть за тысячи.
А теперь вот мешает.
Всякий в него тычется,
Злится, негодует,
На ушибленное место дует:
«Ишь какой не ласковый, не гладкий,
Одним словом, претыка».
Убрать бы с пути-дороги
Да в землю родную врос –
Такая вот вышла с ним заковыка.
Прохожий,
Пришлец
Споткнется, на своем языке матюгнется –
Недовольный.
Невдомёк ему,
Что камень этот краеугольный.

 

Полынные поля

Я так устал от вечных странствий ,
От непроглядной пустоты,
Неистовых протуберанцев
Чужой ярящейся звезды

Где я найду, в каких вселенных,
Парсеков столько пропыля,
Огни родимого селенья,
Полынные поля.

Дом под тесовой темной крышей
В окне зовущий тихий свет,
Который только сердце слышит,
И льющийся твой силуэт.

 

Картина Хокусая

Это не клен
В красной рубашке
В вихре осеннем теряет листву,
Это пьяный поэт,
Обезумев от щедрости буйной,
Мечет
На ветер
Листки со стихами своими
с летящей листвой вперемешку.

 

В окне, горящем на закате

Купи мне халатик
Не хочу в казенном
Больничном
Только не белый
Купил
Тебе понравился:
– цвета солнышка, –
Сказала ты
Когда уходил
Оглянулся
Обычно ты мне махала рукой из окна
На этот раз
Пламя заката
Так охватило окна
Что в них
ты
сгорела

 

Листопад

Так много листьев,
Что можно спрятать в них
Печаль.

 

Бабушке Амалии

1.

Всё снится, а только к чему – не поймешь –
Безлюдье и дикое поле без края.
А ты по нему так беспамятно долго бредешь,
Без сил, без надежды, себя заставляя.

Ни мужа, ни сына уже не найдешь.
И звезд над тобой волчья стая.

2.

Только бугор,
Где ветер злей,
Только укор,
Сколь слёз не лей.

3. Обещание
Вырасту,
Куплю тебе
Шерстяную кофту.
Бедная моя,
И по сей день зябнешь
На семипалатинских ветрах.

4. Незабудка

Vergissmeinnicht
Так по-немецки синеглазо
Цветок глядит сиротски
В бесконечность
Степного неба
Там в Азии
Взошедший на твоей могиле
Забытой всеми.

 

Поздняя весна

Дороже всех сокровищ, видит Бог,
Мне ворох воробьев, рассыпанный у ног.

И в луже серенький, застиранный лоскутик,
И вербы худенький, продрогший прутик.

Скворешен удивленных круглый рот,
Заплаканной весны застенчивый приход.