Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Плавучий мост » №1, 2021

Юлия Кокошко
Стихотворения

Об авторе: Родилась в Свердловске (Екатеринбурге). Окончила филологический факультет Уральского гос. университета им. А.М. Горького и Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Член Союза российских писателей. Премия Андрея Белого – 1997 г. – за прозу. Премия П.П. Бажова – 2006 г. – за прозу. Стихотворные публикации – в журналах «Урал», «Октябрь», «Воздух», «Гвидеон», «Плавучий мост», «Комментарии», «Носорог», «Традиции & авангард», «Флаги», «Дегуста». Проза – в журналах «Знамя», «Урал», «Золотой век», «Несовременные записки», «Комментарии». Автор 5,5 книг прозы и 2,5 книг стихов.

* * *
Можно верить только этому господину,
ролексовому блондину,
хранимому мехом и габардином,
члену флотилии телефонов
и пятисот десяти благотворительных фондов,
далекому, как пощада, от эшафота.
Муж ликований, а не скорбей
был спущен в наши осины
на вервиях в золотой корзине,
наделав брешь посреди небес…
Кто шепнул, что в эти низины
сей низвергался по трубе?

Он никогда не взывал: детти, детти,
не будьте разини, готовьтесь к вендетте,
распустим одно из ваших узилищ
на камни, перо и сыпучие дроби,
сигары, повязку на глаз и бородки,
что на раз примыкают к ученому лику,
на дула с жаканами или с горохом,
на мощи лягушки, частицы креста и
на часть осененных крестами билетов,
на соль и стенания безъязыких,
на псевдостигматы и сны о восстанье,
не то о шантане,
на копья и гвозди, на чьи-то скелеты,
на правленый табель и дым туалетный
на неуды или цветущие уды,
короче – на угли.

Он ни за что не кричал: чур, я будду
ваш подданный, предданный свидеттель,
скорей покажите мне, милые детти,
кому и какие достались трофеи!
Не обещал им, что жала с плевками
и вырванный из сочленения камень
вперед не осиротеют.
И прочие теодицеи…
Ни звука, что это школенье – подкаты,
натаска, пристрелка, а дальше
мы с вами разрушим музейное зданье
всех ваших беспочвенных ожиданий.

* * *
С первых же заверений
подхватим заветренную кайму прохода
по каменной галерее,
расставленной сразу в пяти столетьях,
к плечу подгоняют склеивший царства холод,
в сводах таскается и кудахчет эхо,
покрывая и тех, и этих,
для верности наступаем лишь на третий
и третий камень – вдоль собственного порядка,
пролистывая скругленные к небу грядки,
где сеяны маки, овцы и заклинанья,
идите, чей лет быстротечен,
карта верхнего города, взор бессмертных,
только вдруг навстречу –
близкий говор: местные пустомели,
плачущая от холода стена и…

Следующее старанье –
немногим больше бесплодных –
в лабиринте, что стравлен из панорамы:
жаркая улица Паны или Пропали,
где стеснились до сжатой глотки
половины города, до хрипящего ямба,
ударенного пятью стопами,
до посеявших третьего пьяниц,
до решительного упадка
многих мыслей, читанных телепатом,
но у Панов и у Пропалов
по верхам простерты на иссушенье,
залечиванье от капелей,
на музыки в стиле шелест –
цветущие потроха постелей,
а веселый ветер, как бет и гимель,
как Судан и Египет,
задувает одни в другие…

* * *
Важно ли, чем начинили здание, если оно
совершенно – сверху и снизу, и с ливанского
кедра, и с острова Маккуори?
Но архитектор дал назначения по всем ячейкам,
лункам, пазам, бороздкам: для деяний,
для познания и развития, для филантропии,
для отрицаний, на вкушения,
под приватный толк и пересмотр убеждений,
на переодевания и увеселения… Двери,
известные всем – и лишь одному. Складка
рельефа – для преследуемых заимодавцами
и иллюзиями. Отсек, чья акустика откроет
уху зашедшего – международные голоса.
Для заслуживших от трех и более ног…
Начертаны ночные тропы мышей,
составляющие за месяц – километры.
Окна маркированы первым лучом и
прощальным, снегопадом и празднествами
лета, в эту раму будут заглядывать уличные
дети, а в ту – мужи. Дан список случайных
прохожих и фланирующего ежечасно.

Остатки этажей и апартаментов впадают в реку Тьму.

Благодаря филигранной разработке любой
обитатель дома – и человек, и шкаф, и чайник
с цыплятами, и сапожная щетка чувствуют себя –
на проталине под призором солнца и милосердных
заступников.

Признательные горожане возвели создателю
самого красивого здания – бюст. Но поскольку
погруженный в проекты наш Калликрат
не отпечатлелся на фото, автор памятника
перекатил на гранитную шею голову своего
тестя… в прошлом настигнутого на рокировке
казенных и личных элементов, ныне же постепенно
обрастающего чертами титана… Но кто знает,
что крутится в голове идола? Впрочем – выход
этого продукта ничтожен.
Примета плачей: все хорошее скоро
кончается, ведь украсившее город сооружение
закончилось – в чертеже и за полтора столетия
не приросло ни камнем.
Злые языки трещат, что и проект вряд ли –
тот… но подвижники отбили у этих пламенных
реликвию, чьи стройные линии ссыпались
в муравейник горелых штрихов и заноз,
и наложили 410 склеек – и, возможно, ничто
не перепутали. За полвека, а то и раньше малое
соответствие тоже догонит большое.

В немецком городке Мейсене, на который
мне довелось расточить 40 минут, жители, потягивая
кофе и шнапс на средневековой площади,
изображали старинных горожан… но разве
не были таковыми? Если то не сошлись
зубры мимикрии – листохвостые гекконы,
древесные лягушки и жуки-палочники.

Похоже, женами К. были не камни,
но гибкие, грациозные, своенравные линии…

* * *
Сколько нитей, свéдущих и сводящих – через
кварт весенний, вечерний,
что свалил с себя дневные мороки
и над уровнем полдня – откатывает пороги
и вздымает ударный оркестр дверей,
как бряцают утварью волн – семь морей.
Правым тропам лакомство – порученье,
в левые ввинчено попеченье,
а прямые – накарканы в предыдущем мире.

Вот идет переписанный в мимы:
равный низ, азиатцын верх –
через фронт мужей, птенцов и кормилиц,
закопав за спиной навет и немилость,
запахи чужой и безвкусной пищи –
в лазурит-просвет
и по старой канве – к палаточному чертогу,
где плавится в колесо – хлеб востока.
Кто сказал, что отрадный ему чурек слепили
из тутошних старых снегов, многоточий,
тряпья-воронья, ноздрей, колючек?
Может, кто-то из серпокрылых летучих
хлебных тушек –
приволок себя с родины по щепотке в клюве?

А высокий путь – восхожденье в баских
закадык девичника: молодой Костыльный –
треть ноги в алебастре,
и то ли почти лепной и барствен,
то ли скакуч, бесстыдник –
ковыляет через пустыню –
кто еще вблизи настолько же одноног? –
И, зарыв за спиной в мантилью –
середину вечера и мирской поток,
втаскивает себя на крутые
лестницы – в ювелирный торг.

* * *
Видно, Призраку Старухни не досталось балкона, потому
спущен на погулянки на полевой складной стул
при парадном. Здесь, на входящих и нисходящих потоках
бытия, и пасется – в выцветшем капоте и покрывшем его
бушлате со шрамами с геройского плеча. И, опершись
на клюку и не отлучаясь на нужды плоти, взирает на снующих
туда-сюда поселян – мелкими лужами глаз и промоиной рта.

Возможно, прежний герой бушлата, кто понизил ПС
в привратники, наказал ему: стань на этом посту –
мой бинокль и уши, мой флюгер, а если что – кукиш.
Куда посажу тебя, там ты и есть. Или: пощебечи-ка
с теми-другими – с алиссумом и виолой на прикордонной
клумбе, с башмаками Ротшильда и Венеры, с фланирующими
в кошках и в голубях – и разнюхай настроения, планы,
есть ли аудитория и сторонники… Правда, Призрак
столь тщательно взвешивает построение речи, что
никак не стронется к слову.

Если бы Призрак и Старухня не так цеплялись
друг за друга, но выпустили свою половину – полетать,
обнаружили бы полезное для себя.
Подхватись кто из двух на клюке, например, Старухня –
и встретит за тем поворотом окно в цоколе,
где некогда гнездовал ее кузен. Зимнее было холодно
к проходящим, зато летнее – улыбчиво во все створки,
вечно любопытничало и, как пионер, всегда готовилось
предложить знакомцу-проходимцу за здравие…
и до сей поры готовится. Так же активен и лучезарен –
разве портал «Расстройство мочеиспускания»…
Не факт, что Старухня вспомнит окно с кузеном,
но точно встретит загадочную вывеску в два этажа: «Разбор 66».
Грех не предположить – здешние умельцы любую вещь
раскассируют на 66 начал и склепают… не будем
предполагать что. Возможен намек: ты для жизни –
шестьдесят шестого разбора… возьмете столько же забандух?

Двинься же остальной из двух, скажем, Призрак,
в иной поворот, ему предстанет – наряженная в веселый
зеленый плитняк Спецавтобаза, на крючке –
вольноопределяющиеся псы и иные постылые,
неуместные особы – по мелочи и по спросу.
При парадном входе сияет Доска Почета
с двумя строчками доблестных лиц: лучшие уловители.
И если чье-то обращение усмотрит в обращаемом
чисто собаку, вдруг и помогут облегчить житьецо?
В переводе на собачьи деньги – как знать, лучше –
живому псу или мертвому льву?

На худой конец можно толкнуться к местожелателю
важной должности, в ожидании которой оклеил бумажным
двойником – столбы афишные и фонарные, двери
на много персон и одиночки… и остатки оплыли
на каменную урну с угла, она же – граненый вазон
для праха. Ведь подсуетись заранее –
и начальство припомнит! Только заточит перст –
и все вокруг дивно преобразится.



Другие статьи автора: Кокошко Юлия

Архив журнала
№1, 2021№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1, 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2014
Поддержите нас
Журналы клуба