Об авторе: Родилась в 1982 г. в Красноярске. Окончила СибГУ им. ак. М. Ф. Решетнёва. Член Союза российских писателей. Автор сборников стихов «Никто не умер» (Красноярск, 2016) и «У кромки лета» (Красноярск, 2018). Публикации в журналах «День и ночь», «Сибирские огни», «Енисей».

* * *
Пока не упадешь на землю,
И не прочтут.
Сиди, синичьим спорам внемля,
И мёрзни тут.

Следи, как снег летит колючий,
Ползёт трамвай.
Смотри внимательнее. Слушай.
Запоминай.

Как недосказанность привычна
В конце строки,
Так на снегу уместны птичьи
Черновики.

Да ты и сам уже уместней
Среди следов.
Не надо громких слов и песен,
Но будь готов –

Лететь туда, где свет бездонный,
Где встретит та,
Что наизусть тебя запомнит,
Прочтя с листа.

Никто не умер

Давай представим в порядке фарса,
В порядке бреда, бадьи с лапшой:
Случилось что-то – и в нашей сказке
Никто не умер. Всё хорошо.

Жиреют принцы: казна, корона,
Охота, девки, пиры, кровать…
Зачем пытаться убить дракона?
Ведь можно просто не умирать!

В высоком замке сидит принцесса:
Томится, плачет – совсем одна.
Никем, кто вышел с конём из леса,
Она, конечно, не спасена,

И дни проходят без толку, то бишь,
Подобно водке сквозь решето,
Ведь в нашей сказке (ну, ты же помнишь!)
Никто не умер. Совсем никто.

В расход пуская сараи, фуры,
Дома, деревья, – да всё подряд! –
Летает в небе дракон понурый
(Совсем не мёртвый летает, гад).

Пытать удачу к большой дороге
Выходит каждый – и стар, и мал, –
Ведь смерти нету, и можно много
Тому, кто в жизни не умирал.

Как будто резко врубился тумблер,
И счёт безумный уже пошёл.
Но в нашей сказке никто не умер,
И значит, в целом – всё хорошо.

* * *
«Будьте как дети» –
И тянутся липкие руки
К вишне огромной, манящей невероятно.

«Будьте как дети» –
И верится: лапка у мухи,
Если назад приложить – прирастает обратно.

«Будьте как дети» –
И бантик веселой ромашкой,
С прядью сцепившись, преследует всюду тебя.

«Будьте как дети» –
И ты над разбитою чашкой
Плачешь, как будто сегодня разбилась судьба.

* * *
Луна плывет медузой за бортом,
Ночь ловит нас ленивым влажным ртом,
Но мы с тобою падаем на спины
Огромных, неподатливых китов.
Так в каждом пробуждается любовь
И нас уносит по волнам на льдины.

Попробуй научиться у кита
Доверию, а после – испытай
Желание, которое свободно
Как плаванье. Прими его легко –
Пусть пенится морское молоко,
Пускай оно как зверь урчит голодный.

Отчаянье – привычная цена
Для тех, кому отсюда не видна
У горизонта ледяная глыба.
Но если глыбы не было и нет?
А только есть луны спокойный свет
И звезды – будто маленькие рыбы.

* * *
От тебя не уйдёшь, не скроешься
Ни в Тибете, ни в декабре,
Не запрячешься в море корюшкой,
Ни собакою в конуре.
Всё равно ты торчишь безжалостно
Из межреберья, как копьё.
В нервный узел под сердцем сжалось, но
Всю меня заполняешь жадностно,
Горе горькое ты моё…

* * *
Если бы мне сейчас быть бестолковой рыбой
Там, где придонный ил воду целует всласть,
Где равнозначен день ночи, и не могли бы
Пение птиц – звучать, солнечный свет – упасть…

Если бы мне сейчас в многометровой толще
Чувствовать, как близка, как ощутима тьма,
Что никаких штормов не существует больше
И как легко покой может свести с ума…

Мне же дано одно – быть бестолковой бабой,
Робко морской песок трогать босой стопой,
Долго на берегу чей-нибудь ждать корабль,
Чувствуя привкус слов – истинный, солевой,

И наконец понять, глядя, как с ветром спорит
Чайка и как прибой лижет мои следы,
Что, отрицая шторм, я убиваю море,
Суть его низводя до лужи простой воды.

Театральное

Из прошлого не вычеркнуть лица
слепца, глупца, паяца, стервеца,
не вымарать словца, не вырвать жеста.

Но, проступая в памяти, дружок,
За всё, что ты во мне не уберёг,
Покоя не найди себе и места.

А может, так и надо погибать –
раскачивая старую кровать
без драмы, перспективы и побочки,

с утра записку бросив на трюмо –
«Я Вас любил. Любовь ещё, быть мо» –
а дальше неразборчиво и точки.

Антракт. Пока народ встаёт, снуёт,
жуёт неразогретый бутерброд
в пространстве разговоров и пирожных,

останемся и будем ни о чём
под проливным софитовым лучом
молчать с тобой – при прочих невозможных.

Пусть выйдет та, что ветрена и зла,
Просыплется сквозь пальцы, как зола,
Издохнет, как плотва в голодном море.

Прощай и ты, мой окаянный бог.
Спускайся в свой придуманный мирок,
посредственный и плоский, как Тригорин.

* * *
Снег падает.
Выходит человек
из темноты сгустившейся подъездной.
Он в темноте
беспомощен, нелеп.
Но здесь его
не накрывает бездной,
и человеку дышится легко
и сладостно,
Как будто бы впервые –
снег падает.
Ныряют в молоко
поступки, постулаты, позывные…
У тротуара мнутся фонари.
Их долгий свет
как божий дар на взводе.
Не нарушай гармонию.
Смотри:
снег падает,
а человек – выходит.

* * *
Варится борщ.
Тесто подходит.
Мясо томится.

В деле большом
Проводов лета
Всё пригодится.

В вазе цветок.
В блюдце печенье.
В чайнике мята.

Об остальном –
Думаю завтра.
Думаю завтра.

* * *
Без лишней драмы и без претензий
Пиши о том, что тебя не ранит:
Вот жук уселся в букет гортензий,
Вот сад цветущий покоем залит.

А душной ночью в безлунной гуще,
Забившись в угол, обняв колени,
Тверди бездумно: вот жук цветущий,
Вот сад уселся в букет сирени.

* * *
Вот что бывает с болью твоей, когда
Звуки глотает мысленная вода
И накрывает морок – и подаёт
Тысячи тысяч килостихов на вход.

Вот что бывает: жадно к земле припав,
Небо вбирает сладость июньских трав.
И проливает месяц бесплотный мёд
В руки деревьев – и из ладоней пьёт.

Вот что: в окружность неба, как в лупу, взят –
Тысячи тысяч сверху в тебя глядят –
Трелью сверчковой к лугу примят, лежишь.
Но – бессловесье. И безмятежье лишь.