Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Плавучий мост » №2, 2019

Анатолий Вершинский
Двенадцатистишия

Об авторе: Вершинский Анатолий Николаевич родился в 1953 г. в с. Семёновка Уярского района Красноярского края. Окончил Красноярский политехнический институт и Литературный институт им. А. М. Горького. В 1985 г. был принят в Союз писателей СССР. Живёт в г. Раменское Московской области, участвует в разработке и выпуске мультимедийных образовательных пособий. Член Союза писателей России. Публикации в различных периодических и повторяющихся изданиях. Стихи переводились на английский, болгарский, молдавский, украинский, французский и другие языки. Автор восьми поэтических сборников, трёх книг переводов, драмы в стихах «Восточный вопрос», книги исторических очерков «Русская Александрия. Средневековая Русь и Александр Невский» и книги-исследования «Всеволод из рода Мономаха. Византийские уроки Владимирской Руси». Победитель Международного конкурса перевода «С Севера на Восток» – 2014, победитель Всероссийского конкурса на соискание премии литературных журналов в номинации «Слово» за 2015 г., лауреат «Российского писателя» за 2016 г. в номинации «Критика», лауреат поэтического фестиваля «Словенское поле – 2018».

В белых тонах

Небо занавешивает сетка
тонкого плетения – метель…
С кем зимой беседует беседка?
Прячутся проезжие в мотель.
Прячутся прохожие в квартиры.
В снег зарылся парк и ждёт весну,
каменные вазы, как мортиры,
целя в ледяную вышину.
Спит беседка. Мягкою пастелью
мир окрашен в белые тона…
Полноте: незрима за метелью,
буйствует над городом луна!

Пара

Лишь только решил: позвоню-ка жене,
как тотчас она затрезвонила мне.
Спросить не успев, получаю ответ.
А ты говоришь, телепатии нет.

Народная версия: муж и жена
одна сатана – для безлюбых верна.
Я так полагаю, дожив до седин:
у любящих – ангел-хранитель один.

Точнее, у каждого свой искони,
но в паре посменно дежурят они.
А враг человечества, жутко сердит,
смоля самокрутку, в сторонке сидит…

Что если…

Эй, проклинатели, должно ли вздором
скверные ваши слова почитать?
Что если мир существует, в котором
бранная речь убивает, как тать?

Брату в сердцах пожелаете смерти –
в энной вселенной скончается тот.
Сколько миров у Творца на мольберте?
Что если проклятый – в каждом умрёт?

Древние знали, по мысли Поэта,
силу, которую слово несло…
Что если помнится практика эта
теми, кто речь применяет во зло?

HIDROGENII OXYDUM

Земля сегодня – свалка ширпотреба.
Земля позавчера – плавильный цех.
Из недр её вознёсся пар до неба,
и небо пролилось, как рваный мех.

И лёд зимой, и паводок весенний,
и плёс, переходимый с лета вброд:
вся эта цепь волшебных превращений –
окисленный («сгоревший») водород.

Природа кропотливо связи множит:
беспримесное – пусто иль мертво.
И даже день, который пресно прожит,
сладит сознанье краткости его…

Фанагория. Стела Дария Первого

В Милете, одержав победу над восстаньем,
успех отметил царь плитою с назиданьем,
но стелу город снёс, когда вернул свободу,
а камни уступил торговцу-мореходу.

И знак триумфа стал, как то бывает часто,
востребованным вновь лишь в качестве балласта.
Купеческий корабль исчез в морском тумане –
и вёсла осушил у берега Тамани…

За двадцать пять веков от многих государей
остался только прах. А что оставил Дарий?
На мраморной плите, раскопанной недавно, –
хвала царю царей, ушедшему бесславно.

Межсезонье

Бела зима, пока расстелен
по всей округе снежный плат.
Красна весна, доколе зелен,
и ал, и жёлт её наряд.

А меж зимою и весною
стоит пора, когда вода
выносит сор, подобно гною,
на свет из-под коросты льда.

Округа пудрится спросонья,
но быстро тает новый снег…
Не век продлится межсезонье.
Вы как считаете: не век?

Мы

Что за крест уготован России
за великие наши грехи?
К Богородице Деве Марии
обращаю мирские стихи.

Походатайствуй, Матушка Божья,
перед Сыном Своим за того,
кто прощения ждёт у подножья
золотого престола Его.

Мы зовёмся народом единым,
но идём в одиночку на Суд.
Виноватых ищи по сединам.
Молодые пускай подрастут…

Послевкусие

Дневник вести ленюсь, а память вероломна:
что в ней отражено, попробуй рассмотри…
Вот город на Оке – сестра Москвы Коломна.
Её зубчатый кремль. Её монастыри.

На пристани народ заезжий гоношится.
Воскресный теплоход зашёл на островок.
Здесь буйствуют слепни! Зато растёт душица,
изводчица хвороб, изгонщица тревог.

Познания мои в градостроенье скромны:
я всё перезабыл, о чём поведал гид.
Но помню пряный чай с душицей из Коломны,
с речного островка в окладе из ракит.

Знаки

Сегодня, спозаранок, у перрона
недоброе накаркала ворона,
незримая среди грачиных гнёзд,
как чёрная дыра меж тёмных звёзд.

А ночью перешла дорогу крыса,
грязна, как мировая закулиса,
и юркнула в подвал, а может, в ад:
не знаю, не заметил, виноват.

Вы думаете, все приметы – враки?
Во что судьба слагает эти знаки,
в какой недешифрируемый код?
…Куда понятней был бы чёрный кот.

Майское утро

Зарёй облака, точно кровью бинты,
набухли, и, венчики вверх поднимая,
тревожно сканируют небо цветы,
локаторы мая.

Небесная кровь у предела земли
светлеет и льётся рекою молочной.
Иль это сады небосклон замели
метелью цветочной?

Неспешная прежде, сегодня резва
хозяйка-весна. В осторожных ладонях
грачиные гнёзда укрыла листва
от глаз посторонних.

Соло

Жизнь, увы, не делается слаще:
либо горше, либо солоней.
Тем отрадней, что в бетонной чаще –
в городе – защёлкал соловей.

Дверь балконная открыта: ночью
воздух после ливня свеж и чист –
слышу, как, невидимый воочью,
мастер-класс ведёт лесной солист!

Мир земной – в предощущенье краха:
без пяти двенадцать на часах…
Сколько весит серенькая птаха
на вселенских замерших весах?

Шестое июня

Ясный день, улыбка лета.
У реки, в потоке света,
опираясь на гранит,
Пушкин бронзовый сидит.

Вот, почуя вдохновенье,
поднял руки на мгновенье…
Или крылья распростёр,
что незримы до сих пор?

«Королей» литературы,
мельтешащих у скульптуры,
бронзовеющих вождей
Пушкин бронзовый – живей!

Друкарь

Как несколько земель, чья слава – не химера,
оспаривали честь быть родиной Гомера,
так несколько Церквей, чьи прения старинны,
не сходятся насчёт конфессии Скорины.

Франциску Лукичу покоя нет в могиле:
католики его папистом объявили,
а волей лютеран философ именитый
в предшественники их зачислился – в гуситы.

Свои резоны есть у братьи православной:
сплочение славян сочтя заботой главной,
Писание друкарь издал не на латыни –
на языке Руси, что Белой звать поныне.

Колокола Хатыни

Даже если бы скорбный звон
заглушило парадным гулом,
был бы мною распознан он
по сведённым от боли скулам.

Даже если бы ожил прах
палачей, порождённых адом,
их размёл на семи б ветрах
гнев идущих со мною рядом.

Не усматривая врагов
в чужеземце и чужеверце,
здесь и двух не ступлю шагов,
не споткнувшись о чьё-то сердце…

Позитив

Чудный сон приснился поутру:
заполночь гуляю по двору
(что за двор, и сам не знаю: снами
спутано случавшееся с нами).
Я не зажигал в печи огня,
но в руках дымится головня.
Вдруг из тьмы, тяжёлой, как портьера,
выбегает чёрная пантера!
Успеваю на спину упасть
и втолкнуть полешко зверю в пасть…
Жизнь и въявь на чудеса богата.
Жаль, на головешки скуповата.

Над туманом

Над туманом по утрам и вечерам,
освещаемый пологими лучами,
золочёными крестами блещет храм,
будто жаркими молельными свечами.

Тот (не к ночи будь помянут), кто готов
блеск небесный заслонить от православных,
отлетает от сияющих крестов,
как хвороба от огня свечей заздравных.

Есть на стыке тьмы и света та черта,
та граница между явью и обманом,
где душе необходима высота,
позволяющая видеть над туманом.

Естественно

Зачем круглы навершия церквей,
ведь купол не прочней двускатной кровли?
Духовный мир – одних с душой кровей,
и служит в нём она объектом ловли.

Но вержется на землю душелов,
как Див с небес, как падальщица-птица:
на луковках и шлемах куполов
лукавый дух не может угнездиться.

И здесь, внизу, не ведая стыда,
спешат ему отдаться – в интересах,
естественно, прогресса – господа
на майбахах и прочих мерседесах…

Двенадцать строк

Классический сонет по форме строг.
Но строг и смысл. Ответственна за это
логическая формула сонета.
Раскроют ли её двенадцать строк?

Один катрен – посыл, иначе теза.
Второй – контрастом служит для него
и назван антитезой оттого
(прошу прощенья за азы ликбеза).

А в третьем происходит синтез их –
так цепь слагают сомкнутые звенья.
И часто ключ всего стихотворенья –
двенадцатый, как час полудня, стих.



Другие статьи автора: Вершинский Анатолий

Архив журнала
№1, 2021№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1, 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2014
Поддержите нас
Журналы клуба