Славянск, Донецкая область (Украина)

Понятие “литературы” (literature) имеет множество значений, а в определённых контекстах способно даже объяснить нечто совершенно, условно говоря, антилитературное, как, например, в дискурсе символизма, где это понятие используется уничижительно по отношении к некачественным текстам (П. Верлен). Вследствие этого понятие “литературности” (literariness), если его понимать как сочетание характеристик, которые дают возможность называть текст литературным, также во многом зависит от понимания концепта литературы. Несомненно, связывает эти два понятия понятие текста, который в семиотическом ракурсе является общеупотреблямым дискурсом, то есть такой интерпретационной практикой, которая включает в себя язык.

Литература как “буквенное письмо” обусловливает понимание литературности как критерия (совокупности критериев), позволяющего определить те особенности взаимодействия автора как формообразующего и содержание-определяющего фактора с национальным языком, которые устанавливают принадлежность созданного текста к литературному дискурсу. Такое понимание соответствует культурологической теории Ю. Лотмана, для которого “литературность” может быть понята как “представление о литературе”, которое “логически, а не исторически, предшествует литературе”[1]. То есть “литературность”, с одной стороны, автором понимается (не всегда осознанно) как особый свод условных правил, позволяющих отделить текст как художественную структуру от текстов, созданных без цели быть художественным феноменом. С другой стороны, введение понятия художественности предполагает то, что есть тексты, созданный с целью стать произведениями искусства, подчиняющимися художественным законам, и тексты, созданные с утилитарной целью, не нацеленные на художественность. Важным промежуточным видом являются тексты, которые создавались не как художественные, но позже стали восприниматься как произведения искусства.

Такое имеет место, к примеру, с жанром эпитафии, которая в разные времена была как художественным, так и нехудожественным явлением. В подобном случае особое значение имеет аспект архаичности и культурной ценности, вследствие чего древний утилитарный текст, предзначенные для обслуживания утилитарных целей (уведомление, информационное сообщение, указатель), в последствии становятся частью художественной культуры. М. Замора связывает это с тем, что литературность вцелом „определяется культурной ролью текстов, которую они имеет в конкретном обществе, по крайней мере так же, как и их формальными характеристиками”[2]. Соответственно нет a priori литературных текстов, что приводит также к проблеме атрибуции фольклорных текстов как литературных. Основным неоднозначным моментом является то, что фольклорные тексты изначально были усными и обслуживали обряды, то есть носили утилитарный характер (обслуживали практическую сферу), тогда как художественность приобрели a posteriori при записи и функционировании как части письменной культуры народа.

Возникновение и популяризацию концепции литературности связывают с личностью Романа Якобсона, который в 1919 году в статье “Новейшая русская поэзия” настаивал на том, что “предметом науки о литературе является не литература, а литературность, т.е. то, что делает данное произведение литературным произведением”[3]. Хотя само понятие встречалось и ранее, например, писатель Василий Розанов в 1913–1915 годах в “Коробе первом” “Опавших листьев” сокрушался, что не литература, а литературность ужасна, литературность души, литературность жизни. Если Р. Якобсон имеет в виду литературность как объект литературоведческого исследования, то для В. Розанова это понятие синонимично литературщине, примитивному мимезису. В принципе уже даже это расхождении в понимании данного термина является показательным для ХХ века, когда литературность воспринималась как необходимый, но крайне неадекватный термин в существующем соотношении идеи литературы с тем, что реципиентом (читателем) воспринимается как литературное.

Ролан Барт, переосмысливая формализм Р. Якобсона в техническом плане, использует термин поэтичность (литературность) как “особый тип сообщения, предметом которого служит его собственная форма, а не содержание”[4]. Вместе с этим французский структуралист для конкретизации понятия литературности использует противопоставление науки и литературы как видов дискурса (“сверхфразовых единств слов”[5]), которые по разному используют язык. Если для науки он является средством, “орудием”[6], то литература живёт языком и внутри него. Это различие, в свою очередь, понимается им как антитетичность практического (обыденного) языка и поэтического (художественного), что было выведено как раз в теории русского формализма. Литературность в данном контексте – это существенная особенность оформленного посредством поэтического языка завершенного сообщения, то есть художественного текста, что актуализирует понятие текстуальности.

Критик М. Риффатер предлагает соотнести литературу/литературность как текст/текстуальность, где текстуальность – это существенная составная часть литературности, то, что делает текст семиотическим единством[7]. Несмотря на неодзначность термина “знак” по отношению к литературе и литературности, утверждение М. Риффатер вносит существенное уточнение в понимание текстуального характера литературности. Российский иследователь И. Cилантьев, определяя литературность „как систему принципов жанровой организации словесных текстов в процессе их создания и функционирования”[8], уже конкретизирует текстуальность литературных текстов их жанровой спецификой, что переводит проблему в литературоведческий план. Важно, что и М. Риффатер считал, что должна существовать не теория литературы, а теория литературности, фокусируюющаяся на функциях, то есть как раз на жанре как функциональной форме, которая определяет содержание и использование средств художественного языка.

Соотношение литературы с реальностью (то есть социальная функция текста) активизирует в понимании исследователя М. Заморы противостояние историчности и литературности как противостояния правды (истины) и правдоподобности (истинноподобности)[9]. Данный аспект интерпретации литературности Ж. Женетт объяснял существованием двух типов литературности – конститутивного (по сущности) и кондиционального (по обстоятельствам)[10]. В. Андреева характеризует кондициональную литературность как аксиологически-нормативную, связанную с “исторически изменчивой системой эстетических оценок или критериев”[11], а конститутивную – как типологическую, то есть такую литературность, которая “характеризует те или иные речевые высказывания (тексты) как чатсные манифестации литературного дискурса с его специфическими (на данном историческом этапе) особенностями, неким общим фондом свойств, форм организации и приёмов членения”[12]. Подобное восприятие литературности фиксирует и Ю. Борев, называя литературностью “особое художественно-эстетическое качество текста, отклоняющееся от “нулевого уровня письма” (Р. Барт), от простого информативного пересказа и обретающею тем самым стилистическую окрашенность”[13].

Важным фактором существования литературы является её социальная роль, которую экзистенциалисты довольно точно характеризовали с помощью понятия “ангажированности” писателя (Ж.-П. Сартр). К примеру, А. Камю воспринимал автора исключительно как раба, прикованного к галере времени, а Ж.-П. Сартр считал факт существования литературы фактом существования свободы: “Писатель ангажирован защищать свободу”[14], причём автор “не воздействует на читателей, а лишь обращается к их свободе”[15]. Соответственно литературность становится тем условием, которое помагает функционировать творческой свободе писателя и одновременно пробуждать и утверждать свободу читателя.

Соотношение литературы и литературности является сложной проблемой современной культурологии, поскольку при определении критериев данного соотношения затрагиваются понятия языка и текста, являющиеся немаловажными феноменами человеческого существования. Сложно не согласиться с В. Андреевой, которая предостерегает о “несводимости художественности (поэтичности, эстетичности) к литературности”[16], но в то же время необходим полноценный анализ взаимосвязи и взаимодействия этих критериев текстов. Также необходимо конкретизировать различия в фунционировании определённых текстов, например, текстов для практической потребности (утилитарных) и текстов для художественного восприятия (эстетических), разграничению которых поможет более точное определение понятия “литературности”.