Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Русская жизнь » №14, 2007

Олег Кашин
Драмы

 

Ходорковский—Щекочихин—Теракт—Рогозин. Художник Денис Петруленков

Ходорковский. Михаил Ходорковский отсидел половину из положенных ему Мещанским судом восьми лет и мог бы рассчитывать на условно-досрочное освобождение. Мог бы — но не может, причем дело не только в особых отношениях между бывшим главой ЮКОСа и российским государством в нынешнем его состоянии, но и в сугубо формальных причинах — буквально в день четвертой годовщины своего ареста Ходорковский получил от администрации колонии выговор. Возвращаясь с прогулки, он не держал за спиной руки, как того требует тюремный распорядок. Нарушение. Принцип «Друзьям — все, врагам — закон» по отношению к Ходорковскому используется достаточно давно, с первых дней «Дела ЮКОСа», при этом издевательский характер этого принципа работает как в известном произведении Листа — «быстро», «быстрее», «быстро, как только возможно», «еще быстрее». При этом с каждым днем в правоприменении к Ходорковскому становится все меньше логики: если четыре года назад еще можно было предполагать, что государство борется с сильным и опасным противником в лице обнаглевшего олигарха, то сегодня освобождение Ходорковского было бы чревато парой-тройкой его интервью «Эху Москвы» и немедленным превращением либо в нового Невзлина (в случае эмиграции), либо в нового Каспарова (в случае политической карьеры). Больше — никаких вариантов, и на этом фоне поведение властей по отношению к бывшему олигарху выглядит сплошным недоразумением.

Щекочихин. Следственное управление по Москве при Генпрокуратуре возобновило расследование обстоятельств смерти депутата Госдумы журналиста Юрия Щекочихина, умершего в 2003 году от странной аллергии, которую теперь следствие считает результатом то ли отравления, то ли радиоактивного облучения. Параллели с делом Литвиненко в дополнительном проговаривании не нуждаются. Сравнение напрашивается само собой. И естественно предположить, что, заявляя о продолжении расследования по Щекочихину, следователи думали о Литвиненко. Наверняка, думали. О том, что Юрий Щекочихин был именно убит, а не просто умер, говорили с самого момента его смерти — но те, кто об этом говорил, традиционно обвиняют «кровавый режим» во всех бедах и несчастьях, и никакой волны общественного негодования разговоры об убийстве Щекочихина не вызвали. Теперь эти разговоры вышли на другой уровень, не обращать на них внимания уже невозможно — как невозможно не вспомнить и о том, что друзья и коллеги Щекочихина с самого начала связывали его смерть с расследованием дела «Трех китов», которому российские спецслужбы обязаны самой мощной межведомственной войной в своей истории. Дело Щекочихина идеально ложится в контекст этой войны. Когда в тюрьме оказывается генерал Госнаркоконтроля, расследовавший дело о контрабанде, — это, в общем, внутренние разборки, когда же погибает журналист и политик, интересовавшийся этим делом, это уже, при должном медиасопровождении, вполне способно стать общенациональным ЧП. Вполне может быть, что авторы идеи доследования по Щекочихину руководствовались сугубо пиаровскими соображениями: если «врагам» удалось успешно раскрутить дело Литвиненко, почему бы не попробовать организовать такое же дело, но для решения внутренних проблем. Но в случае, если за возобновлением следствия стоит что-то кроме пиара, вполне может оказаться, что погибший при схожих обстоятельствах Литвиненко был убит теми же, кто четыре года назад убил Щекочихина. В этом случае дело Литвиненко, до сих пор никак не влиявшее на внутрироссийскую политику, может стать самым важным ее фактором. Кто бы мог подумать еще год назад?

Теракт. Взрыв автобуса в Тольятти, в результате которого погибло восемь человек, напоминает обстоятельства предвыборных сезонов последних десяти лет (от остальных вредных привычек страна вроде бы совсем избавилась — недаром мы почти не пишем о политике). Самое зловещее в этом теракте — параллели с предыдущими, происходившими серийно (один взрыв, потом другой, потом третий — см. опыт 1999 года). Показательна, однако, реакция властей на трагедию в Тольятти: после невнятицы первых суток, когда информированные источники говорили то о кавказском следе, то даже о «политических врагах России», стремящихся что-то там дестабилизировать, глава Следственного комитета Александр Бастрыкин заявил, что виновником теракта мог стать один из погибших пассажиров, а вслед за ним анонимные источники назвали имя возможного смертника — 21-летний безработный химик Евгений Вахрушев. Если эта версия станет основной, то взрыв в Тольятти будет четвертым за последнее время случаем появления «русского следа» в расследовании терактов — после взрывов на Черкизовском рынке, на химфаке МГУ и подрыва поезда «Невский экспресс». Правда, в каждом из этих случаев версия следствия выглядела не самым убедительным образом, и это дает повод для неоднозначных толкований — либо в стране действительно появился «русский терроризм», с которым никто не знает, что делать, либо терроризм остается тем же, какой был, но власти, давно ставящие себе в заслугу усмирение Кавказа, просто боятся сознаться в этом в лучшем случае обществу, а скорее всего — и самим себе. Так или иначе, ситуация совсем безрадостная. Пожалуйста, сообщайте о забытых в транспорте вещах сотрудникам милиции. Происшествия. Менее трагическая, но, может быть, более яркая и выпуклая история о том, что в отношениях между обществом и людьми, способными на насилие, что-то изменилось. Во-первых, популярный в Живом журнале пользователь, называющий себя Бойцовым котом Мурзом, провел несколько дней за решеткой по подозрению в обстреле из обреза офисного здания на Кутузовском проспекте, причем хоть Бойцовый кот и известен своей склонностью к фантазированию, думать, будто эпизод с обстрелом — это обязательно выдумка, в данном случае сложно. Во-вторых, проводящиеся уже почти два года в московских клубах политические дебаты молодежного движения «Да!», судя по всему, прекратили существовать как явление московской общественной жизни — после инцидента 30 октября ни один клуб, скорее всего, просто не согласится брать на себя ответственность за опасное мероприятие. Инцидент был такой: среди обычных завсегдатаев подобных мероприятий в зале была группа неизвестных хулиганов, которые весь вечер хамили участникам дебатов, а в финале устроили драку, после которой ведущий вечера Алексей Навальный ранил одного провокатора из травматического пистолета. Конечно, и случай с Бойцовым котом, и случай с Навальным — локальные эпизоды из жизни московской, прости Господи, богемы, не позволяющие делать какие-то серьезные выводы и обобщения. Но, черт подери, еще год назад такого не было и, вероятно, быть не могло, а теперь — есть, практически каждый день. Что-то такое носится в воздухе.

Рогозин. Сообщения о назначении Дмитрия Рогозина представителем России при НАТО оказались не изящной шуткой, как можно было предположить после первых утечек этой новости в СМИ, а вполне реальной информацией. Кандидатура Рогозина действительно одобрена внешнеполитическим помощником президента Сергеем Приходько, внесена в комитет Госдумы по международной политике и, скорее всего, будет утверждена президентом. Для тех, кто помнит прошлую весну, когда у российского государства не было большего врага, чем Дмитрий Рогозин (о том, что он фашист и вообще большой негодяй по всем критериям вплоть до обжорства, ежевечерне сообщали федеральные телеканалы, а сам Рогозин фактически насильно был лишен должностей лидера фракции «Родина» в парламенте и одноименной, не существующей ныне партии), нынешний поворот рогозинской судьбы — просто фантастика. Когда в конце прошлого года вышла книга Рогозина «Враг народа», вопреки ожиданиям публики, не содержавшая почти никакой жесткой критики в адрес Кремля, многие говорили, что Рогозин шлет сигнал — я, мол, все еще ваш, не бросайте меня, — но при этом никто не мог допустить, что сигнал действительно будет услышан. Реальная логика власти все-таки сильно отличается от человеческой. Это такое зазеркалье, в котором, удаляясь, приближаются, а приближаясь — оказываются дальше. То, что казалось наблюдателям политическими грехами Рогозина, никак не повлияло на его положение в обойме. Просто у власти другая шкала грехов. Именно по этой причине мы увидим в новой Госдуме генерала Коржакова или, скажем, вечного борца против Лужкова и вечного депутата Николая Гончара. Наверное, это и есть стабильность.

 

Моисеев—Праздник—Бульбов—Отец. Художник Дмитрий Коротченко

Моисеев. Трудно удержаться от грустной улыбки, читая в некрологе — «на 102-м году жизни скоропостижно скончался…» Создатель самого знаменитого ансамбля народных танцев Игорь Моисеев действительно умер, не дожив нескольких месяцев до своего 102-летия, но и сверхпочтеннный возраст великого хореографа не делает эту потерю менее трагической. Человек, который, казалось, был всегда; человек, сумевший превратить фольклорный танец в большое искусство; человек, всю жизнь тосковавший по классическому балету, из которого он выпал по не зависящим от него обстоятельствам (из-за смены руководства в Большом театре в середине тридцатых) и так и не сумел (хотя пытался) в него вернуться. Наверное, ему поставят памятник в Москве. И снимут сериал. А что ансамблю будет присвоено имя Моисеева — так это совершенно точно. Не будучи музыкальным критиком, не хочу множить штампы про человека-легенду, эпоху и прочие вещи, которые принято говорить в таких случаях. Тем более что уход Моисеева и ситуация в его ансамбле очень интересно выглядят не столько в художественном, сколько в околополитическом контексте. Эгоцентричный диктатор, не терпевший «альтернативного» лидерства в своем коллективе, никогда не думавший о том, что будет с ансамблем после него, не выбиравший себе преемников, Моисеев без видимых усилий за десятилетия работы в ансамбле добился того, что созданная им система оказалась способна работать сама по себе так же четко и эффективно, как и в лучшие его годы. Сегодня, хоть об этом и не принято говорить вслух, никто не сомневается в том, что на судьбе ансамбля смерть Моисеева не скажется почти никак — ни на гастрольном графике, ни на новых танцах, ни на обстановке в коллективе. У тех, кто постоянно готовится к мрачному завтра, никогда не получается нормального сегодня — и наоборот. Моисеев это «наоборот» очень ярко продемонстрировал на собственном примере. Другие примеры читатель волен подобрать по своему вкусу.

Праздник. Несколько «Русских маршей», несколько антифашистских митингов, несколько акций пропрезидентской молодежи — 4 ноября 2007 года на улицы Москвы было лучше не выходить. На третьем году существования праздника Дня народного единства, кажется, наконец-то выработался формат его празднования. Этот формат стоит назвать политическим карнавалом. Забавно и местами интересно, но на главный общенациональный праздник, увы, не тянет. Так, выходной с развлекательной программой. Говорить, что о праздничных традициях стоило позаботиться еще два года назад, уже просто бессмысленно — это будет что-то из области пиления опилок. Сейчас, наверное, уже не найти того, кто виноват в том, что праздник с самого начала стал только площадкой для «Русских маршей» — а теперь еще для десятка массовых мероприятий, призванных размыть неприятное впечатление от националистических шествий. Зато не поздно набраться сил и признаться, что никакого праздника не получилось. Плохо сформулированная идея объединения многонационального российского народа в борьбе с международной бандой авантюристов (слов «русские» и «поляки» в этой формулировке почему-то нет) так и не нашла отклика у современного российского общества. Неудачный эксперимент — тоже эксперимент. Пора признать, что он провалился, отменить выходной день и перестать выдумывать мерт-ворожденные традиции. Ничего страшного не случилось. Можно попробовать придумать что-нибудь еще. Пичушкин. Битцевский маньяк Александр Пичушкин признан виновным в 48 убийствах. Просьба о замене пожизненного заключения 25 годами лишения свободы, очевидно, будет отклонена, и самый знаменитый серийный убийца со времен Чикатило умрет, конечно же, в тюрьме. Можно заключать пари — умрет очень скоро. Может быть, от несварения желудка, может быть — от несчастного случая. Или от приступа аппендицита. Мало ли от чего умирают заключенные. Мораторий на смертную казнь, вялотекущая дискуссия о котором продолжается до сих пор, в России негласно скомпенсирован малоприятным механизмом почти государственного регулирования: смертная казнь, которой как бы нет, иногда все-таки случается. Кто, например, верит в естественную смерть Салмана Радуева? Маньяк Пичушкин не застрахован от убийства в тюремной камере. И, несмотря на всю его гнусность и даже на то, что он по-настоящему заслуживает самой мучительной смерти, эта незастрахованность от убийства в тюрьме удручает не меньше, чем то, что маньяк-убийца годами может бродить непойманным по Битцевскому парку.

Бульбов. «Из чувства мести и страха преследование начали генерал-лейтенант Купряжкин, начальник УСБ (9-е управление) ФСБ РФ, начальник 6-й службы УСБ ФСБ РФ Феоктистов, его заместитель Харитонов и некоторые другие, о которых сейчас говорить преждевременно», — заявление генерала Госнаркоконтроля Александра Бульбова его адвокат Сергей Антонов огласил после того, как Мосгорсуд решил оставить Бульбова под стражей. Межведомственная война спецслужб становится все сильнее похожа на перебранку в ЖЖ — с той, разумеется, разницей, что в этом случае на кону — погоны, должности, деньги и просто свобода. Сочувствия ни одна из сторон не вызывает, а неловкость остается единственным чувством, которое можно испытывать, наблюдая за происходящим. От холодных голов, чистых рук и горячих сердец не осталось ни того, ни другого, ни третьего. В начале двухтысячных приход чекистов к власти был одной из основных либеральных страшилок. Страшилка стала реальностью — чекисты к власти действительно пришли. Но это их и погубило — оказавшись в положении победителей, спецслужбисты, как не раз бывало в истории, начали воевать уже между собой. Со стороны все выглядит ужасно, одно успокаивает — ни о какой чекистской диктатуре говорить уже не приходится. Когда генерал Бульбов жалуется на генерала Купряжкина в публичном заявлении, это не диктатура, это почти демократия.

Отец. Павлик Морозов наоборот: отец одного из задержанных по делу о несостоявшемся взрыве в питерском «Рокс-клубе» (имени следствие не называет, но СМИ сообщают, что этого отца зовут Владимир Музалев) сам пришел в УБОП и заявил, что подозревает своего сына Тараса в причастности к подрыву поезда «Невский экспресс». Подготовка теракта в клубе с самого начала выглядела как демарш нацистов — в зале, где должна была сработать бомба, находилось несколько сотен активистов антифа-движения, регулярно становящихся объектом нападения правых радикалов (на которых, надо отметить, часто нападают сами антифашисты). В свою очередь, дело о подрыве «Невского экспресса», напротив, находится в очевидном тупике: ни «анархистский», ни «кавказский» след подтверждения не нашли. И на этом фоне даже абсурдная версия о том, что теракта вообще не было, а была простая железнодорожная катастрофа, которую таким экзотическим способом решило скрыть руководство РЖД — даже эта версия выглядит вполне реалистичной, потому что другие версии разваливаются сами собой. В такой обстановке явка с повинной отца юноши, задержанного совсем по другому делу, выглядит настоящим подарком следствию. Когда доказательств нет, признание вполне может стать их царицей — и дело «Невского экспресса» будет считаться раскрытым. Об этом скажут по телевизору и напишут в газетах. Но лучше бы все-таки нашли настоящих подрывников.

Архив журнала
№13, 2009№11, 2009№10, 2009№9, 2009№8, 2009№7, 2009№6, 2009№4-5, 2009№2-3, 2009№24, 2008№23, 2008№22, 2008№21, 2008№20, 2008№19, 2008№18, 2008№17, 2008№16, 2008№15, 2008№14, 2008№13, 2008№12, 2008№11, 2008№10, 2008№9, 2008№8, 2008№7, 2008№6, 2008№5, 2008№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№17, 2007№16, 2007№15, 2007№14, 2007№13, 2007№12, 2007№11, 2007№10, 2007№9, 2007№8, 2007№6, 2007№5, 2007№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба