Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Русская жизнь » №15, 2007

Павел Пряников
Канарейки в лимонах

Как в городе Павлово пытаются остановить время

На гербе городка Павлово нижегородской области размещена ладья на красно-белом фоне. А на парусе ладьи — горящий факел; местные краеведы утверждают, что это огонь Прометея. Ладья в гербе легко объяснима, поскольку городок стоит на берегу Оки, но вот откуда в глубинке России Прометей? «А в Павлово уже лет двести местные жители стремятся не только всячески подчеркнуть свою отдельность от окружающего мира, но и дать ему божественный свет прозрения. Со старообрядцев это пошло», — объясняет директор Павловского исторического музея Николай Федотов.

 

Бабушка с лимоном. Фото Дмитрий ЛыковI.
Особость павловцев проявляется, например, в том, что они, не взирая на климатические и природные условия, выращивают не покладая рук лимоны, мандарины и инжир. А также разводят канареек, бойцовых гусей и бойцовых же петухов. В условиях России и сегодня все это кажется абсолютной экзотикой, а во времена царей и генсеков — было даже отчасти и крамолой. С начала XIX века Павлово стало одним из крупнейших торговых и промышленных центров Нижегородской области. А веком раньше туда начали стекаться старообрядцы, немцы, евреи, последние мордовские язычники — все «несогласные» того времени. Их концентрации в Павлово немало посодействовал либерализм графа Шереметева, чье имение располагалось в этих местах. «С начала XIX века Шереметев приказал всем местным жителям носить европейское платье. Приплывавших сюда с низовий Волги купцов в армяках местные называли не иначе, как дикарями», — объясняет научный сотрудник Павловского музея Владимир Савичев. Более того, в Павлово среди старообрядцев преобладали так называемые «нетовцы», раскольники, близкие по своим воззрениям к протестантским сектам — амишам, например. В городском музее можно сегодня увидеть фотографии павловских купцов тех лет в диковинных нарядах: расшитых золотом венгерских кафтанах и цилиндрах, но с окладистыми большими бородами. Стоит добавить, что местный фабрикант Федор Варыпаев еще до освобождения крестьян выставлял свою продукцию (кодовые замки, интересно, что их шифр состоял из латинских букв, а в качестве кодовых слов использовались «Париж» или «Гамбург») на иностранных ярмарках, а в 1862 году, после Всемирной выставки в Лондоне, и вовсе стал членом Британской промышленной академии.

А в середине XIX века два брата-купца Карачистовы привезли в Павлово из Константинополя (местные до сих пор отказываются называть его Стамбулом) диковинные растения — лимоны, мандарины, цитроны, инжир и лавр. И спустя лет 30-40 почти в каждом Павловском доме на подоконниках цвела и плодоносила эта экзотика. Но акклиматизации этих растений предшествовала кропотливая работа — путем селекции простые купцы и кустари добились того, что вымахивающие до 2-3 метров в естественной среде обитания растения превратились в метровых карликов, уживающихся со скудным среднерусским солнцем и низкими зимними температурами.

Примерно в то же время, что и экзотические растения, в Павлово занесло канареек. И тут старообрядцы и прочие «несогласные» добились того, что распевы этих птиц стали именоваться во всем мире Pavlovsky, и были признаны эталонными — московские и какие-нибудь германские канареечники выписывали из городка на Оке особи, чтобы те обучали трелям их канареек.

Разумеется, в конце XIX века в вечно «несогласном» Павлове появился и первый в России рабочий-марксист — Григорий Перчанкин. Московские купцы-старообрядцы Морозовы вскладчину с местными финансировали один из первых в России кружков народников под началом Александра Генриховича Штанге. А в начале века XX тут не могла не появиться одна из первых российских футбольных команд, финансируемая все теми же старообрядцами, «по образцу стран цивилизованных и дабы мысли и время рабочих занимать не пьянством и другими пагубными делами, а укреплением тела и духа» (как говорится в одной из местных газет того времени). Тренером команды, конечно, был англичанин, выписанный из Бирмингема.

II.
Сегодня о прежнем экономическом расцвете Павлова внешне ничего не напоминает. При Сталине тут были сломаны лимонные оранжереи: «Власти посчитали, что городским жителям заниматься сельским хозяйством противопоказано, и стеклянные теплицы с лимонами, мандаринами, цитронами и инжирами решили устроить в ближайших селах. Через пару лет у крестьян все это вымерзло, и больше власти к восстановлению цитрусоводства не возвращались», — сокрушается Николай Федотов. Пустырь, где раньше были оранжереи, называется «Лимонник». Местные жители даже в советское время не допускали того, чтобы на этом месте появилась новая постройка (также в мордовских селах никто не решился застраивать бывшие языческие капища). А в нынешнее время на строительство уже нет денег.

Запретили в советское время и петушиные бои, как «азартные и бесчеловечные игрища». Столетняя селекция боевых петухов прекратилась. Как и традиционные мартовские гусиные бои на льду Оки. И только в 90-е выяснилось, что все это время павловцы тайно продолжали сберегать бойцовых петухов и гусей. «Собирались мы раз-два в месяц где-нибудь в подвале, — вспоминает местный энтузиаст Валерий Угаров. — Сделаем ринг, пол выстелем мешковиной, до 10 пар петухов, человек 20 вокруг. Ну и ставки делали, не без этого — рубль или бутылку водки. Но главное было не выигрыш, да и не сам исход боя, а обкатка петухов — ведь без таких драк бойцовые качества были бы утрачены через одно-два поколения». А тайные гусиные бои проводились километров за 10-20 от города.

Единственные оставшиеся сегодня приметы советской власти в Павлово — два крупнейших завода: Павловский автобусный (он до сих пор выпускает знаменитые «ПАЗики») и авиационный. На первом работает двенадцать тысяч человек, на втором семь тысяч. И это на 62 тысячи населения. «Это где-то 70 процентов трудоспособного населения города. В реформенное время заводы выжили, сейчас платят по местным меркам неплохую зарплату, семь-восемь тысяч рублей в месяц. Но вместе с занятостью, индустриализацией они принесли в город пьянство, чего до революции тут почти не было», — рассказывает Николай Федотов.

III.
«Экзотические увлечения различного рода — от комнатного цитрусоводства до разведения канареек — стали для нас «лучом света в темном царстве», — поясняет Николай Федотов. Еще одним отличием павловцев от большинства россиян, пожирателей телевизионных сериалов и дешевой водки из картошки, осталась не свойственная нынешнему времени приветливость. Например, цитрусоводов-опытников мы находили по заслоняющим окошки лимонным и мандариновым деревцам. Даже не выясняя цели нашего визита, они предлагали чай с баранками, просмотр семейных фотоальбомов, а потом принимались рассказывать о своей жизни.

Так мы побывали в гостях у Любови Елизаровой, женщины лет 50-ти, происходящей из семьи старообрядцев-нетовцев. Самое главное потрясение ее жизни — встреча с негром. Пару месяцев назад в Павлово поселились бразильцы, они должны проводить какую-то модернизацию на ПАЗе. И вот Любовь увидела гуляющего по берегу Оки чернокожего мужчину. «Я шла за ним и удивлялась — какая же бархатная у него кожа. В Святых Писаниях, помню, читала, что так должен выглядеть Хам. И я не удержалась, подошла к негру и потрогала его. А он оказался на ощупь таким же, как мы!» — до слез смеется Любовь Елизарова. О других своих жизненных событиях она рассказывает уже без аффектированных интонаций. «Я вот еще сюжеты библейских рассказов вышиваю», — продолжает Любовь и показывает на развешанные на стенах тканные изделия. И, как почти у всех павловцев, в доме ее растут три лимона, четыре мандарина, а рядом с вышитым вручную полотном про Иону в чреве кита висит клейка с канарейкой. «В девяностые годы я стала коммерсантом, торговала на рынке тряпками. Потом дефолт. Залезла в долги, отдавала их до 2003 года. Снова накопила деньги, открыла маленькое кафе в подвале, сама пеку пироги и беляши (по 10 рублей за штуку). Да вот один чиновник не хочет мне продлевать аренду, говорит, что от моего кафе слишком маленький налог. И надо поэтому мне торговать водкой, а не беляшами, чтобы пополнять местную казну», — сокрушается Елизарова. Доходы частного предпринимателя позволяют ей иметь в квартире три электрических обогревателя, а не один, как у большинства павловских обывателей: в доме, где она живет, нет не только центрального отопления, но и воды, а потому все ходят по нужде в дворовый дощатый клозет. «А в доме нашем еще до революции бывал сам Алексей Максимыч Горький», — с гордостью сообщает Елизарова.

«А вот еще что напишите, — просит она, — старообрядцы сегодня молятся по своим квартирам, никакого молельного дома у нас нет».

В Павлово действует только одна церковь (до революции, включая старообрядческие, было одиннадцать), отреставрированная на деньги кинорежиссера Никиты Михалкова. Сам Михалков отстроил на берегу Оки поместье, недавно его соседом, как уверяют павловцы, стал актер Олег Меньшиков. Местным бы радоваться этому факту — например, Михалков обеспечил работой в своих владениях половину жителей села Щепаново, — да смущает их показная роскошь, которой привержен кинорежиссер: «На „Хаммере“ он сюда приезжает, фейерверки запускает, да и вообще московские обычаи устанавливает, например, купание мужчин и женщин в реке голышом», — скорбно, теребя в руках рукописную Библию XVIII века, говорит Любовь Елизарова.

IV.
Москва в Павлово воспринимается как Содом или Гоморра. «Да она и всегда такой была», — рубит воздух рукой, словно саблей, потомственный канареечник, восьмидесятилетний Сергей Иванович Угаров. — «Я вот в 1979 году поехал к знаменитым московским канареечникам братьям Ионовым купить кенара. Сам выбрал нужного и деньги заплатил. А пока в коридоре пальто надевал, они мне кенара подменили».

У Сергея Ивановича в доме живет примерно 70 канареек. Таких, как он, профессиональных разводчиков, в Павлово человек тридцать, и они объединены в клуб «Дубровник». Конечно, каждый из них канареек продает, но не деньги являются двигателем их деятельности. Угаров уверяет, что последние силы он отдает делу сохранения классических канареечных напевов. И, похоже, ему и его соратникам это удается — Павлово как был до революции главным канареечным центром России, так им и остается.

Классическое пение канарейки, «на пять колен», не дается птице от природы. Она этому обучается у диких птиц — в первую очередь у овсянок, а также у больших синиц и щеглов. Им-то канарейка и подражает. А потому весной Угаров с сыном Валерием (как и другие павловские канареечники) отправляется ловить силками в поля и леса «учителей». Затем клетка с дикой птицей помещается среди десятка-другого клеток с молодыми канарейками, и те начинают учиться. Через полгода Угаров начинает рассортировывать птиц, садится у клеток и придирчиво вслушивается в пение — плохих «учеников» отбраковывает, хороших отправляет на следующие «курсы», самки, не поющие от рождения, пополняют «разводочный фонд».

Но на этом работа Угарова и его коллег не заканчивается. У настоящего канареечника вообще нет свободного времени: в августе надо провести на чердаке «лет» (это когда канареек на месяц отпускают полетать, благодаря чему удачно проходит их линька), продолжать обучение лучших канареек, зимой ехать в Москву на выставки. «Некоторые старые мастера вообще сидят с кенарами и часами играют им на собственноручно изготовленной свирели, воспитывая совершенно особое пение», — говорит Сергей Иванович. Он вспоминает, что до революции его предки зарабатывали разведением канареек на жизнь. «Рублей по пятьсот в год выходило. Лучшие московские купцы приезжали в Павлово и вымаливали кенаров — на всех птиц не хватало. И сейчас москвичи приезжают к нам, но только чтобы наживаться. Скупают канареек по 2-5 тысяч рублей, а в Москве перепродают по 20-25 тысяч», — Угаров снова рубит воздух. V. Разговор опять переходит на тему общего падения нравов. «Вот что делают москвичи, — уже чуть не кричит Сергей Иванович, — они же канареечное дело загубили: учат кенаров пению с магнитофона. Запишут ту же овсянку на пленку и гоняют ее. Но у канарейки тогда остается „свободная память“, она начинает запоминать и другие звуки — например, звонок телефона или тиканье будильника. И рано или поздно такие посторонние звуки все равно у нее всплывут. Но самое ужасное — они такое искусственное пение приняли за стандарт, чем очень уронили престиж российских канареечников в мире. Мне немцы пишут — что вы делаете, зачем губите традицию? В общем, сожрала Москва канарейку».

Потомственные цитрусоводы, Мария Желтова и Галина Полудина, обе женщины лет 70-ти, подливают масла в огонь: «В последние года два москвичи приезжают в Павлово и на корню скупают наши лимоны. Дают по 1-2 тысячи за „пятилетку“ — а в этом возрасте лимон уже может давать до 10-12 плодов в год, у себя перепродают за 3-5 тысяч. Но не в этом беда, а в том, что они губят наш сорт. Павловский лимон ведь только черенками размножать можно. А черенок приживается под закрытой банкой полгода, еще месяца три надо его постепенно приучать к естественной среде. А москвичи что делают — размножают его прививкой, тогда никакая адаптация не нужна, да и весь процесс вместо 9 месяцев занимает 3. Но качество лимонов теряется», — говорит Галина Полудина.

Москвичи, по мнению павловцев, еще и молодежь плохому учат. Водка-то ладно, по всей России пьют, так же как блудят или обсчитывают-обмеривают в магазинах. «Но молодежь у нас ведь на святое, на канарейку покусилась!» — Сергей Иванович Угаров уже не рубит воздух, а словно стреляет из пулемета. — «Вот купил у меня наш павловский ресторан „Династия“ пять канареек. Так одну молодежь напоила пивом, а вторую — водкой. Разумеется, обе канарейки быстро свое отпели. А три другие словно в забытьи — это они, наслушавшись караоке, такими стали». У Любови Елизаровой тоже случилось несчастье с канарейкой: «Клетку-то я повесила в кафе. Так ребята, опившись пивом, вытащили канарейку из клетки и побежали, зажав ее в руке, на мороз. А еще у нас есть один молодой богач, так он начитался каких-то книжек и стал говорить, что раз римляне ели соловьев и скворцов, то и канареек, значит, есть можно. Купил у кого-то восемь канареек, зажарил их и съел. Сам потом хвастался», — руки ее сильнее прежнего сжимают рукописную Библию.

Скоро москвичи, возможно, вообще полностью изменят ритм существования города. «Губернатор Шанцев говорит, что завод ПАЗ не нужен. Вместо допотопных ПАЗиков, дескать, будем в Нижнем выпускать японские автобусы „Исузу“. А ваших рабочих трудоустроим на открытых недавно рядом с Павлово гипсовых карьерах, — возмущенно рассказывает Николай Федотов. — Лучше бы он сразу из всех нас гипсовые статуи понаделал».

Архив журнала
№13, 2009№11, 2009№10, 2009№9, 2009№8, 2009№7, 2009№6, 2009№4-5, 2009№2-3, 2009№24, 2008№23, 2008№22, 2008№21, 2008№20, 2008№19, 2008№18, 2008№17, 2008№16, 2008№15, 2008№14, 2008№13, 2008№12, 2008№11, 2008№10, 2008№9, 2008№8, 2008№7, 2008№6, 2008№5, 2008№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№17, 2007№16, 2007№15, 2007№14, 2007№13, 2007№12, 2007№11, 2007№10, 2007№9, 2007№8, 2007№6, 2007№5, 2007№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба