Дом — базовая ценность любой идеологии: либеральной, националистической, коммунистической. «Свобода — Частная собственность — Закон», или «Родина — Вера — Порядок», или «Справедливость — Равенство — Братство» — все эти триады покоятся на Доме. Без Дома не складывается порядок вещей, без Дома он рушится.
Государство может быть демократическим или не слишком, мягким, жестким, даже авторитарным: обывателю на это, как правило, наплевать. Только самые оголтелые граждане жаждут радикального переустройства. Остальные живут в том государстве, которое Бог послал. Хорошо, когда власть уважают, нормально, коли с ней считаются, но если лишь терпят, то и ладушки. Однако даже самая тухлая идиллия имеет свой предел. Он вообще-то прост. Государство гарантирует порядок вещей, иначе оно не нужно. Если дом, который вы купили, вдруг испаряется, то вслед за ним пусть испарится государство, туда ему и дорога.
Зябкая хрущоба, друг у друга на головах, семеро по лавкам — стыдоба и проклятие, так жить нельзя. Сейчас они вспоминают это, как райский сад: свое. Своя постель, своя кухня, свои стены. Они продали эти ульи, добавили все до копейки сбережения, влезли в долги — и отдали деньги хорошей, проверенной (лицензия, регистрация, все честь по чести) фирме, возводившей такие красивые, основательные, такие современные дома. Дома можно было потрогать, квартиру — посмотреть: простор и свет, широкое дыхание, пластиковые окна. Расставшись с недвижимостью, они расстались и со старой жизнью — впереди их ждала только радость.
Но вскоре они узнали, что заплатили совсем не хозяину, что купили не достроенную, но чужую квартиру, уже проданную застройщиком, и часто выходило — проданную неоднократно. Две, три, четыре семьи на одну квартиру: успел тот, кто купил первым, прочие же за свои деньги стали беженцами в родном городе. Бомжами. Бездомными. Если в поезде два билета на одну полку, это можно перетерпеть — но жизнь несколько длиннее рейса. Как они выживают после катастрофы? И выживают ли?

«Справка по трагическим ситуациям»
Сегодня в судах общей юрисдикции находятся 262 дела ульяновских дольщиков. 995 семей пострадали на сумму 561 501 706 рублей. Подавляющее большинство — соинвесторы ООО «Капитальное строительство». Скоропостижно умерли семь дольщиков, еще двести стали инвалидами (онкология, сердечно-сосудистые заболевания). Естественная убыль? Только причины ее неестественны.
Многих отвозили в больницы сразу после судов или знакомства с «двойниками», «тройниками» и прочими астральными гражданами, которым руководство ООО «Капитальное строительство» выдавало контракты на покупку чужих квартир.
— Я боюсь идти к онкологу, — говорит дольщица «Капстроя» Назия Г. — Боюсь подтверждения диагноза. Боюсь сказать мужу, что мы не въедем в новую квартиру. Жилье получат те, кого по документам вписали первыми владельцами, а мы вторые. Муж ходит к стройке, ищет глазами как будто бы родные окна. Все мечтает, что хоть на старости лет поживет в нормальном доме. Он старый человек. Если скажу правду, вряд ли переживет.
Карандаш бежит вдоль списка фамилий. Вот Людмила Г. Решила разъехаться с сыном, потеряла все. Летом живет на даче, а зимой скитается по подругам, сын уехал в Москву, с матерью почти не общается. Видимо, не смог простить. Семья Полуэктовых: муж и жена, проработав на заводе 25 лет, взяли кредит в Сбербанке и продали квартиру. Руководство «Капстроя» вписало их в квартиру, принадлежащую другим, суд в праве собственности отказал. В ближайшие десять лет семья должна горбатиться без отпусков и выходных, чтобы погасить банковский кредит.
Владимира, его жену и детей обманула дочь директора «Сантехстроя» Илона Старцева. Горбылевы до сих пор клянут день, когда зашли в офис и спросили улыбчивую девушку, с кем можно поговорить насчет покупки трехкомнат­ной. Девушка изготовила и вручила потерпевшим поддельный приходно-кассовый ордер, справку об оплате, квитанцию и договор. Горбылевы продали двухкомнатную и стали ждать, когда въедут на свои законные 62 квадратных метра, а Илона, получив 360 тысяч рублей, уехала в Москву. Устроилась работать в банк. 21 июня суд приговорил Илону к 3 годам и 6 месяцам колонии за мошенничество в крупном размере. Ее отец Сергей Старцев в 2005 году был осужден на пять лет, но, как сообщают дольщики, его скоро выпустят за примерное поведение.
— Будем ждать, — говорят они. — Может быть, хоть какие-то копейки нам вернут. Другой надежды нет.
Читаю «Справку по трагическим ситуациям по дому на ул. Рябикова», предоставленную в областную администрацию и еще ряд инстанций. Строители-аферисты оставили без крова детей. Самая уникальная — семья Егоровых: двое взрослых, шесть малышей. Люди скромные, верующие, трудолюбивые, ютились в однокомнатной. Потеряли все. Силами местных властей и пожертвованиями бизнесменов Егоровы получили трехкомнатную квартиру. Это больше того, о чем они мечтали. Но гораздо меньше того, что нужно всем остальным.
— Знаете, вообще у меня были другие планы на эту жизнь: отучиться в вузе, найти работу, детей растить, — говорит заместитель председателя комитета обманутых дольщиков Надия Брюханова.
В пять лет ее сын Артем упал с лестницы. Сложная операция, долгое выз­доровление, мальчик заикался, с трудом возвращался к нормальной жизни. Врачи сказали: «Есть шанс, что снимут инвалидность, только создайте ребенку благоприятные условия». За полгода до сдачи жилого дома Надя продала свою однокомнатную, внесла недостающую сумму в «Капстрой» и переехала к друзьям. С тех пор прошло три года. Они скитаются по знакомым, перетаскивая с квартиры на квартиру фортепиано для маленького Артема. Учебу в университете Брюхановой пришлось оставить — все время занимает работа в ассоциации обманутых дольщиков.
Надю сложно назвать студентом-недоучкой. Она давно освоила лукавую науку составлять официальные бумаги, писать запросы, проводить пикеты, прорываться в министерство на прием. Она помнит наизусть статьи гражданского и уголовного кодекса, даты судебных дел, держит в голове динамику цен на недвижимость за последние четыре года и может проконсультировать по репутациям строительных фирм города. Надя — оптимистка до мозга костей. Такие, как она, не сдаются, если существует хоть малейший шанс на победу. Но и она боится, что ее сил не хватит.

Тихое умирание
Звоню дольщику Казберову.
— Здравствуйте, можно ли услышать Александра Ивановича? Как умер?
Был очень бодрым человеком. Все надеялся, что «эта катавасия» скоро разрешится, местные власти попросят деньги у Москвы, обманутым найдут жилье, и он еще отпразднует новоселье. Рак. Сгорел за два месяца.
Дольщик Александр Агафонов, 1949 года рождения, умер от острой сердечной недостаточности.
Его ровесник Яницкий В. Н. — от инсульта.
Все три семьи очень похожи: крепкие, дружные, средний класс, специалисты советской еще закалки. Именно для таких людей унизительный поход в офис строительной фирмы, судебное слушание или встречи с коллегами по несчастью чаще всего заканчиваются «скорой помощью». Еще сложнее справиться с чувством вины перед близкими. Как жить, когда нет денег, нет угла, когда некому пожаловаться? Как смотреть в глаза детям и маленьким внукам, которые пока не понимают, что остались без дома?
Дольщики, извиняясь за цинизм, говорят, что эти три смерти — тихие, «обыденные». Это же всего лишь, Господи прости, очередь на выбывание из списка обманутых дольщиков. Из «громких» смертей вспоминают две: убийство предпринимателя Раиса Каюмова и смерть голодавшего дольщика Игоря Восевого. Каюмов вложил деньги в тот же «Капстрой», но не в квартиру, а в строительство торговых площадей, и одним из первых, почувствовав неладное, обратился в следственное управление. Тело Каюмова обнаружили 5 декабря 2005 года на окраине города.
А вот 38-летний офицер Игорь Восевой, приезжий из Пскова. Семья Восевых решила перебраться в Ульяновск поближе к родне: продали псковское жилье и вложили полтора миллиона рублей в строительство нового дома. И, как и прочие, остались без жилья и без денег. Игорь, офицер, выполнявший спецоперации в Сомали и Афганистане, награжденный правительственными наградами, умер через несколько дней после голодовки от сердечного приступа. Теперь вдова Любовь Восевая должна в одиночку поднимать двоих детей и оплачивать съемную квартиру. У вдовы нет ни времени, ни сил, ни денег, чтобы ходить по судам. Усталость и смирение — удел самых беззащитных.
Дольщики признаются, что обычному человеку трудно понять их отчаяние. Когда приличные, стеснительные, интеллигентные люди должны мыкаться по чужим квартирам, стыдливо упрашивая хозяйку повременить с оплатой. А тут еще родственники начинают смотреть чужими глазами — и выясняется вдруг, что надо платить родной тетке за регистрацию тысячу рублей в месяц. Средняя зарплата по области — семь с небольшим тысяч рублей, а аренда самой непритязательной однокомнатной — от трех до пяти тысяч в месяц.
— Мы не верим обещаниям, — раздаются голоса на собрании ассоциации. — Мы все стоим в очереди на выбывание. Квартиру? Ясное дело, дадут нам квартиру — три государственных метра за железной оградкой.
Шутка про тесную однокомнатную без окон, но с палисадником — фольклор дольщиков. Черный юмор и безысходность, с одной стороны. А с другой — раз шутят, значит, надеются.

Мировое началось
во мгле кочевье
Голодовки, смерти, слезы, истерики, болезни, массовое отчаяние — все лбом об стену. Масса сил ушла только на то, чтобы добиться возбуждения уголовного дела. Их два года не хотели признавать пострадавшими. Читаю документы — уведомления за подписью и. о. начальника УБЭП УВД Ульяновской области. «Уведомляю Вас в том, что по окончании проверки фактов, указанных в Вашем заявлении о неправомерных действиях руководителей ООО «Капитальное строительство», вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по основанию, предусмотренному п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ за отсутст­вием состава преступления». Один документ датирован 15.04.2005. Второй — 22.08.2005. Были и другие запросы, на которые служба экономической безопасности отвечала стандартно: отсутствие в деянии руководителей «Капстроя» состава преступления. И только благодаря одной особенно упорной дольщице и опытному адвокату, собравшему все документы, уголовное дело стало раскручиваться. В 2006 году заявления дольщиков начали приобщать к одному уголовному делу.
Так длится их жизнь — внутри замкнутого треугольника. С одной стороны, беспредельщики — фирма-застройщик. С другой — горстка запаниковавших товарищей, правдами и неправдами пытающихся решить квартирный вопрос. С третьей — молох беспощадной, нерассуждающей бюрократии. Внутри этого периметра бьются живые люди с чадами и домочадцами — «сами виноваты», «лохи», «думать надо было». Как странно, непостижимо устроена действительность: они, крепкие мирные обыватели, отдавшие последнее за то, чтобы построить Дом, укрепить корни, по чужой злой воле становятся — на годы или на всю жизнь? — именно что людьми без корней, кочевниками, перекати-полем, странниками и путниками. Эта страшная ломка, эта практика всестороннего унижения не пройдет просто так: какая-то новая генерация рождается сейчас в стране, среди ветоши и рухляди съемных углов или при поиске очередного ночлега. И болезненный мальчик, за которым путешествует старое пианино, и девочки, в одночасье потерявшие сначала крышу над головой, а потом молодого, крепкого отца, и юные вдовы, и все осиротевшие семьи — они обретают сейчас особенно жестокое знание о законе, справедливости и стоимости человеческой жизни. Их много по всей стране — сотни тысяч. Стабилизация продолжается.


Двойник двойника
Обманутые дольщики стараются рассказывать свои истории весело, но изредка сбиваются на нервный смех.
— А помните, помните, как директор у меня контракт по­рвал? Потом изображал по телефону, что с инженером разговаривает, а сам украдкой телефон из розетки выдернул...
— Помните, как он передо мной изворачивался? Мол, менеджеры ошиблись и случайно вписали в чужую квартиру. А потом предложил другое жилье, двумя этажами выше. А я пришла домой, посмотрела по шахматке (по­дробный план дома), а это тамбур с мусоропроводом.
Жизнь дольщиков — сама по себе эпопея. Захват шикарного офиса фирмы — боевик. История голодовки и гибель Игоря Восевого — трагедия. История о сотруднике генерального директора, который предлагал обманутым подать в суд на своего хозяина и даже находил им тайком хорошего юриста, — то ли плутовской роман, то ли песнь о Робине Гуде. А еще каждый дольщик готов рассказать детектив — как по газетам объявлений отслеживал информацию о продаже своей квартиры.
Как искал двойника, как звонил в чужую дверь и, смущаясь, говорил:
«Я вообще-то не совсем по объявлению. Вот документы, я тоже хозяин». И тут же в квартире наступала испуганная тишина, только слышно было, как на кухне падает чайное блюдце... Но что творилось с людьми, когда к ним в гости начинали ходить не только двойники, но и двойники двойников, а потом — двойники в третьей степени, и все претендовали на виртуальные квадратные метры. «Простите, а вы двойник какого двойника? Того, который мой двойник, или того, который появился, когда двойник моего двойника попытался продать квартиру?»
Отношения с «напарниками» у дольщиков разные. Говорят, что в недостроенном доме на улице Рябикова братья по несчастью дружат, ходят друг к другу в гости, даже на дни рождения приглашают.
«А что нам делить? Мы в одной калоше». В другом доме ни одно собрание не обходится без взаимных обид и претензий на первоочередное владение квартирой. В третьем порядок и дисциплина: старшая по дому — серьезная, волевая женщина («У них военный матриархат»).
Семьи Колосовых и Колесниковых — тоже двойники. В каждой строительная афера отозвалась смертью главы семьи. Первым в 2005 году умер Владимир Николаевич Колесников: 55 лет, сердце. Двумя годами позже Анатолий Сергеевич Колосов: 56 лет, инсульт. Два дольщика — тоже из разряда «естественно выбывших». Так две семьи, не подозревавшие ранее друг о друге, стали в каком-то смысле близкими людьми — родственниками по несчастью, поддерживающими друг друга. Все понимают: между первым и вторым владельцем — очень тонкая грань.