Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Русская жизнь » №16, 2007

Драмы

Драмы. Коллаж1

Несогласные. Накануне «маршей несогласных», которые прошли в Москве и Петербурге 24 и 25 ноября, питерское ГУВД распространило информацию о том, что к финансированию акций оппозиции причастна тамбовская ОПГ. Якобы у задержанных по подозрению в махинациях с банковскими гарантиями пятерых «тамбовских» были найдены протоколы заседаний оргкомитетов «маршей несогласных» и финансовая документация, свидетельствующая о том, что бандиты оказывали «несогласным» спонсорскую помощь. Строго говоря, политики в этой истории нет никакой. У петербургской милиции после ареста самого знаменитого выходца из Тамбова — бизнесмена Владимира Кумарина-Барсукова, — появился свой собственный «Бен Ладен», на которого можно валить все что угодно (несколькими неделями ранее представители ФСИН заявляли, что бунты в колониях для несовершеннолетних на Урале — это месть «тамбовских» за арест Кумарина). «Тамбовские», бывшие до сих пор частью питерского истеблишмента, теперь стали чем-то вроде троцкистско-зиновьевских банд, которые при правильном подходе к ведению следствия вполне могут стоять за любыми самыми ужасными преступлениями, вплоть до диверсий и шпионажа. Но в этом смысле показательно, какие именно преступления власти готовы инкриминировать бандитам тамбовского происхождения. Диверсии и шпионаж — это уже не актуально, ловля японских и прочих шпионов теперь не в моде. В моде — охота за спонсорами «оранжевой угрозы», за организаторами «маршей несогласных» и прочая, в сущности, чепуха, с которой власти боролись так активно, что, в конце концов, судя по всему, сами поверили в чудовищность исходящих от этой чепухи угроз. Первый «марш несогласных» в Москве прошел год назад. Это был скромный митинг на Триумфальной площади — две или три сотни митинговых завсегдатаев слушали речи еще не перессорившихся Каспарова, Касьянова и Лимонова и радовались кружащему над площадью вертолету («Значит, нас боятся!»). За этот год индустрия борьбы с «несогласными» прошла большой путь. Их разгонял ОМОН, разоблачало телевидение, высмеивали прокремлевские активисты. А теперь еще и питерская милиция установила связь между «несогласными» и «тамбовскими». Даже интересно, что произойдет с этой индустрией после выборов.

Деканы. Это может показаться фантастикой, но Ясен Засурский больше не декан факультета журналистики МГУ. Специально для 78-летнего профессора, руководившего факультетом с 1965 года, на журфаке создана должность президента. Ректор МГУ Виктор Садовничий заявляет, что со временем президенты появятся на всех факультетах. Имен Садовничий не называет, но догадаться нетрудно — вероятней всего очень скоро президентом социологического факультета станет Владимир Добреньков, которому удалось остаться на должности декана после почти года противостояния со студентами, недовольными качеством обучения. Вероятно, и декану философского факультета Владимиру Миронову скоро предстоит стать президентом. Руководство МГУ наконец-то обзавелось ноу-хау, позволяющим без конфликтов избавляться от деканов, которых, по-хорошему, давно пора менять, но при этом нельзя выгонять просто так. Показательна реакция студентов журфака на изменение статуса Ясена Засурского. Несмотря на более высокую по сравнению с другими факультетами политическую активность студентов и на культ Засурского, существующий на журфаке с незапамятных времен, никакого протеста в студенческой среде отставка декана не вызвала — с тем, что его давно было нужно менять, не спорят даже самые верные поклонники журфаковской модели образования (остающейся едва ли не самой спорной в МГУ). С Мироновым и особенно с Добреньковым ситуация еще более ясная: декану соцфака повезло стать первым руководителем факультета, отставки которого студенты требовали во время массовых акций протеста. Когда Добреньков станет президентом соцфака, студенческие активисты, требовавшие его отставки, наверняка отпразднуют победу. При этом считать победой здравого смысла создание синекур для давно заслуживающих отставки деканов все-таки очень сложно. Ситуация с деканами МГУ, многие из которых когда-то играли важную роль в жизни университета, а теперь превратились в чемоданы без ручки, стала очень наглядной иллюстрацией к проблеме несменяемости кадров. Почему-то «просто отставка» в российской традиции считается по определению чем-то вопиюще несправедливым. Отправить кого бы то ни было в отставку вовремя — значит, наказать его, а то и унизить. В итоге приходится долго терпеть, а потом специально придумывать какие-то новые должности — лишь бы не обидеть хорошего человека. По-моему, есть в этой практике что-то очень порочное.

Ротация. Сформирована вторая треть второго созыва Общественной палаты. Из 169 кандидатур, предложенных общественными организациями, было отобрано 42 человека, в их числе 17 новых членов и 25 старых. Эта треть формируется общественными организациями, а месяцем ранее Владимир Путин уже обновил «президентскую» треть, исключив из нее гимнастку Алину Кабаеву, певицу Аллу Пугачеву, банкира Михаила Фридмана, политолога Алексея Чадаева, заменив их правозащитниками Аллой Гербер и Александром Бродом, актерами Чулпан Хаматовой и Василем Лановым, режиссером Федором Бондарчуком и другими знаменитостями. Представители общественных организаций вернули в состав палаты Пугачеву и Чадаева, добавив к ним главного нанотехнолога страны Михаила Ковальчука, рок-музыканта Вадима Самойлова, лидеров армянской и азербайджанской общин России Ару Абрамяна и Мамеда Алиева. Перечислять имена отставленных, оставленных и вновь назначенных членов палаты — сплошное удовольствие. При этом перечисление имен и анализ списков — единственное, на что может вдохновить Общественная палата. Этот орган был создан в рамках послебесланских политических реформ, отменивших губернаторские выборы и одномандатную половину Госдумы. Общественная палата должна была стать компенсацией взамен утраченного пространства публичной политики. Но компенсация оказалась липовой — певцы, актеры и режиссеры и так не были пострадавшей в ходе политических реформ стороной, оппозиционных политиков в палату никто не звал, а самое главное — за два года своего существования Общественная палата так и не сумела найти свое место в системе политических координат. В итоге Общественная палата если кому-то и нужна, так только самим ее членам, чтобы было что на визитках писать. Ну и, может быть, будущим историкам, которым предстоит ломать головы в попытках найти смысл этого странного учреждения.

ДОВСЕ. В ночь с 12 на 13 декабря вступает в силу мораторий на обязательства России по договору об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). О том, что наша страна собирается выйти из ДОВСЕ, первым заговорил Владимир Путин в своем президентском послании полгода назад. Теперь решение принято и теоретически Россия может на совершенно законных основаниях стягивать к западным границам танковые дивизии и мотострелковые части. Никаких обязательств на этот счет перед Европой у России больше нет. Понятно, впрочем, что никто никаких дивизий никуда стягивать не станет, и дело здесь вовсе не в договоре. Договор вообще ни на что не влияет — даже Путин говорил, что действие ДОВСЕ прежде всего ограничивало передвижения российских войск в зоне операции в Чечне, но чеченская война давно окончена, поэтому и она уже не может быть фактором, как-то влияющим на судьбу договора. Сегодня ДОВСЕ — это бессмысленная и заведомо безрезультатная риторическая фигура, пригодная только для внутриполитической и отчасти для внешней пропаганды. А заложенная в законе о моратории на ДОВСЕ возможность восстановления действия договора указом президента позволит, когда того потребует момент, переключить пропагандистскую риторику с «ястребиного» на «голубиный» тон. Когда слова ничем не подкреплены, жонглировать ими — проще простого.

 

Драмы. Коллаж2

Трепашкин. Среди тех, кого либеральная общественность называет политзаключенными, Михаил Трепашкин занимал особое место. Он не имеет отношения к ЮКОСу, не участвовал в политических акциях радикалов и даже не продавал секретную информацию иностранным шпионам. Тюремный срок — четыре года (был еще год за хранение оружия, но этот приговор отменил Мособлсуд) — Трепашкин, бывший офицер ФСБ, получил за разглашение государственной тайны. 30 ноября срок закончился, и Трепашкин вышел на свободу, покинув нижнетагильскую спецколонию для бывших сотрудников правоохранительных органов. Больше всего Трепашкин похож, разумеется, на покойного Литвиненко. Они даже вместе участвовали в знаменитой пресс-конференции осенью 1998 года. Правда, если Литвиненко выступал на ней в роли потенциального киллера, якобы имевшего приказ об убийстве Бориса Березовского, то Трепашкин (к тому времени уже отставной полковник, частный адвокат) называл себя потенциальной жертвой — его, по версии Литвиненко и самого Трепашкина, должны были убить вместе с Березовским. Дальнейшая публичная деятельность Михаила Трепашкина типична для тех, кто в разное время был связан с Борисом Березовским. Он разоблачал бывших коллег, обвиняя их во взрывах домов в Москве и в других терактах, включая «Норд-Ост», и (по мелочам) в коррупции и убийствах, говорил (уже находясь за решеткой), что знает убийц Политковской и того же Литвиненко. Арестован был накануне суда по делу о взрывах домов в Москве, и утверждал, что оказался в заключении именно потому, что ФСБ стремилась не допустить его участия в этом процессе. Amnesty international так и не признала Трепашкина политзаключенным, ограничившись публичной озабоченностью по поводу того, что его дело может иметь политический подтекст. Сам Трепашкин постоянно жаловался на несправедливый приговор и на некорректное поведение тюремной администрации, но объектом массового внимания общественности (в отличие от Ходорковского или от осужденных нацболов) он так и не стал. Теперь, оказавшись на свободе, он уже пообещал сказать «всю правду», но вряд ли его слова произведут на кого-нибудь серьезное впечатление — если, конечно, в ближайшее время с Трепашкиным ничего не произойдет. Вообще интересно, что чувствует человек, который знает, что его с огромной вероятностью могут убить (не «за что-то», а «для чего-то» — неважно кто).

Березовский. Бориса Березовского заочно осудили. Савеловский суд Москвы приговорил его к шести годам лишения свободы, заочно признав Березовского виновным в хищении 214 миллионов рублей у компании «Аэрофлот» в 1996-97 годах. 214 миллионов рублей — это чуть больше восьми миллионов долларов по нынешнему курсу, сумма для миллиардера малозначительная. Понятно, что нечестно нажитое состояние Березовского стоит значительно больше. Понятно также, зачем российским властям понадобилось приговаривать Березовского заочно — поиск способа убедить английское правосудие в том, что Березовский заслуживает выдачи, давно превратился во что-то вроде национального вида спорта. Более того, уже трудно сомневаться в том, что всерьез на передачу Березовского России никто не рассчитывает, и все действия, направленные на изменение ситуации, выглядят как некий ритуал. «Это наша традиция, и мы ее храним». Ритуалы — вещь, конечно, хорошая и необходимая, но когда все, от политики до уголовной практики, состоит только из них — это как-то тревожно. Хотелось бы все-таки чего-то более содержательного.

Греф. Еще одна история про замену содержания ритуалами — избрание Германа Грефа президентом и председателем правления Сбербанка. Формально министр ушел из правительства в бизнес. На самом деле, это нормальное «горизонтальное перемещение» по госслужбе. С поста министра экономразвития на столь же министерский пост главы де-факто госкорпорации, на долю которой приходится 10 процентов ВВП (2,4 триллиона рублей в виде вкладов), половина ипотечных кредитов и несопоставимо большая по сравнению с другими банками клиентская сеть по всей стране. Такое назначение нельзя считать уходом в бизнес, нельзя считать и понижением — в статусе Грефа если что-то и изменилось, так только то, что он больше не участвует в заседаниях правительства. Более того, новое положение Грефа более устойчиво по сравнению с министерским: когда правительство уйдет в отставку (а это обязательно, по закону, произойдет после президентских выборов), Греф так и останется во главе Сбербанка. В ситуации, когда сети госструктур с названиями типа «Рос-что-то-там» (или более нейтральными, как тот же Сбербанк) безо всяких выборов и референдумов принадлежит реальная власть в стране, рассуждать о политике всерьез очень сложно.

Назарчук. Трогательная история из провинциальной жизни — спикер Алтайского краевого совета ушел в отставку в знак протеста против переименования вверенного ему властного органа. Александр Назарчук не согласился с заменой слова «крайсовет» на словосочетание «законодательное собрание», потому что хранит верность советским идеалам и не хочет участвовать в надругательстве над ними. В скобках стоит заметить, что Назарчука привез на Алтай бывший губернатор этого региона ныне покойный Михаил Лапшин, и отставка позволит бывшему спикеру крайсовета с чистой совестью вернуться в Москву. Но даже в таком контексте выбранный Назарчуком повод для отставки смотрится красиво. Простое русское слово «совет» действительно слишком маркировано советской властью и применительно к законодательным органам современной России выглядит достаточно атавистично. Но алтайский терминологический спор напоминает нам о тех временах, когда в стране существовал огромный «красный пояс», губернаторы которого были настроены оппозиционно по отношению к центральной власти, называли законодательные собрания «советами», возлагали венки к памятникам Ленину и при этом исправно платили налоги в федеральный центр, поставляли армии призывников и вообще никак не оспаривали целостность России. Можно сравнить две ситуации — ту, в которой часть страны накрыта «красным поясом», и ту, в которой никаких красных поясов нет, а те, кто не хочет шагать строем, просто лишены права голоса — совсем. И это, мне кажется, гораздо больший раскол страны, чем тот, который наблюдался десять лет назад.

Забастовка. Забастовка на автозаводе «Форд» во Всеволожске (все «Форд-фокусы», продаваемые в России, сделаны там), разумеется, свидетельствует о росте рабочего движения в стране, о повышении гражданской активности и еще о многих полезных и хороших процессах. Фордовские рабочие требуют повысить зарплаты до 28 тысяч рублей в месяц и снизить продолжительность ночных смен с 8 до 7 часов. Администрация завода ведет переговоры с профсоюзными лидерами, выдвигает какие-то встречные условия, и в том, что компромисс будет достигнут, никто не сомневается. Но всякий раз, когда приходят новости о забастовках на успешных предприятиях с иностранными владельцами — на том же «Форде» или, скажем, на «Кока-коле» — возникает вопрос: неужели эти заводы и есть самое ужасное, что только существует в России? Почему не бастуют какие-нибудь ивановские ткачихи или те же таджики-гастарбайтеры, вкалывающие на московских стройках за возмутительные копейки в скотских условиях? Ответ можно найти в старинном анекдоте про человека, который потерял кошелек в темном переулке, а искал его за углом, у фонаря — там светлее. Представить, каковы будут последствия забастовки на каком-нибудь провинциальном заводе, принадлежащем местному бандиту, нетрудно. Собственно, поэтому на таких заводах не бастуют. Зато бастуют там, где есть менеджер-иностранец, с детства приученный к тому, что забастовщиков следует уважать и договариваться с ними. Стачечным вождям на таких заводах не ломают ребра: им уступают, а потом еще зовут в Европу или в Америку, где встречают как героев мирового профсоюзного движения.

Олег Кашин

Архив журнала
№13, 2009№11, 2009№10, 2009№9, 2009№8, 2009№7, 2009№6, 2009№4-5, 2009№2-3, 2009№24, 2008№23, 2008№22, 2008№21, 2008№20, 2008№19, 2008№18, 2008№17, 2008№16, 2008№15, 2008№14, 2008№13, 2008№12, 2008№11, 2008№10, 2008№9, 2008№8, 2008№7, 2008№6, 2008№5, 2008№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№17, 2007№16, 2007№15, 2007№14, 2007№13, 2007№12, 2007№11, 2007№10, 2007№9, 2007№8, 2007№6, 2007№5, 2007№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба