Журнальный клуб Интелрос » Русская жизнь » №12, 2008
Дважды в своей истории российское государство предпринимало попытки радикальной борьбы с пьянством: в 1914 году и в 1985-м, и оба раза эта борьба заканчивалась крушением этого самого государства. Или можно наоборот. В истории России дважды происходило крушение государства, и оба раза ему предшествовали антиалкогольные кампании. Для большей выразительности картины можно прибавить, что в США, где обошлось без крушения государства, главная национальная катастрофа прошлого века — Великая депрессия 1929 года пришлась аккурат на времена сухого закона (18-я поправка к Конституции США, устанавливающая запрет на продажу спиртного, вступила в силу 19 января 1920 года). А можно и не прибавлять — наш отечественный опыт и без того красноречив. Борьба с пьянством — бессмысленная и крайне опасная затея, идеальное свидетельство антинародной сущности режима и его кричащей неадекватности.
Сухой остаток сухого закона
Однако если кто столкнется с историческими материалами 1914-17 годов, то будет немало удивлен. Во-первых, свидетельств ожидаемого общественного недовольства по поводу резкого ограничения продажи алкоголя (водку было разрешено продавать только в ресторанах и в строго отмеренных количествах) нет нигде. Даже те, кто готов был возражать царскому правительству по любому поводу, к сухому закону отнеслись без всякой ажитации. Еще удивительнее сообщения с мест (дневники, исследования, частная переписка) — идет война, люди недовольны многим, но по поводу сухого закона — никаких печалей и никакого раздражения. Трудно сказать, насколько можно доверять тогдашним социологическим опросам, но большинство из них говорят — 85 % населения высказались за продление сухого закона «не только на время войны, но и на веки вечные».
А вот и статистика. Торговля алкогольными изделиями была прекращена с 19 июля 1914 года на время мобилизации, а в конце августа продлена на все время войны. Уже к 1915 году производительность труда выросла на 13-15 %, количество увольнений по дисциплинарным причинам среди рабочих сократилось более чем на 70 %, количество самоубийств в городах уменьшилось на 20 %. Но самые впечатляющие цифры касаются роста благосостояния населения. С 1914 по 1916 год денежные вклады выросли на 2,14 млрд руб. (до того общий годовой прирост был на два порядка ниже). Все эти деньги было бы неправильно считать спасенными от пропития — в стране началась военная инфляция (деньги печатались уже без золотого и товарного обеспечения). Однако, даже по самым скромным подсчетам, треть этих накоплений — результат сухого закона.
Но самое, пожалуй, убедительное свидетельство в пользу эффективности сухого закона — это то, что пришедшие к власти большевики, готовые на любые популистские меры, даже и не подумали алкогольные ограничения отменить. Более того, в декабре 1919 года, когда власть большевиков укрепилась, Совет народных комиссаров издал за подписью Ленина декрет «О воспрещении на территории страны изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ».
Даже учитывая самогон, денатураты и знаменитую «ханжу» (разбавленный спирт с различными добавками), реальное потребление алкоголя в 1914 году упало не в разы, а на порядок. В среднем — с 10-11 литров чистого алкоголя на человека в год до чуть более одного (максимум полутора). Даже после того как уже во время НЭПа, 26 августа 1923 года, сухой закон был отменен, уровень потребления алкоголя оставался на минимальном уровне вплоть до 1925 года. А потом еще почти 30 лет держался на низком уровне — 2-4 литра на человека. Для сравнения на тот же период в Германии — 3, Англии — 6, Италии — 13, Франции — 16 (в странах с преимущественным потреблением вина нормальный уровень алкоголизации значительно выше, чем в «водочных», но все же не в 3-4 раза). Резкий рост начался в 50-х и к 1984 году достиг уровня 14 литров чистого алкоголя на человека в год.
Последний бой Егора Лигачева
Про горбаческую антиалкогольную кампанию мы сами все знаем, и в этом знании никакая статистика ничего изменить не сможет. Идиотская затея впавшего в маразм режима. Сколько страданий, сколько человеческих драм. А сколько людей погибло от денатуратов, стеклоочистителей и прочей химии?
А действительно — сколько? И если вопрос влияния антиалкогольной политики на смертность во время сухого закона 1914 года, мягко говоря, не совсем корректен — все же шли мировая и гражданская войны, — алкогольную смертность на их фоне оценить трудно. Но тут-то, в конце восьмидесятых, что называется, сам Бог велел.
Итак, от алкогольных отравлений в 1984 году умерло около 27 тысяч человек (примерно столько же, сколько умирает сейчас). В 1985-м — 15 тысяч, а в 1987-м и 1988-м примерно по 12 тысяч. То есть вместо погубленных душ ежегодно антиалкогольная кампания уберегала от смерти как минимум по 10 тысяч человек. Когда я впервые увидел эти цифры, то не поверил своим глазам. А как же денатураты, как же одеколон «Ландыш», антифриз, которыми упивались сограждане? Оказывается, все очень просто. Дело в том, что большинство опойных смертей происходит не от химикатов или напитков низкого качества: народ травится самым обычным, качественным алкоголем — водкой, которая сама по себе в больших количествах — смертельный яд.
Но десятки тысяч спасенных от отравления — это ведь далеко не все. Только взглянув на график, нельзя не заметить удивительную вещь — начиная с 1985 года неуклонный рост смертности, начавшийся в середине 60-х, вдруг стремительно обрывается и достигает абсолютного минимума в 1987 году — то есть в год пика антиалкогольной кампании. А как только антиалкогольная кампания пошла на спад — смертность начала неуклонно расти, и когда в начале 90-х водка перестала быть дефицитом, а стала едва ли не самым доступным, в том числе и по цене, товаром, — кривая смертности стремительно пошла вверх, отмечая невиданные рекорды.
Здесь речь идет о гибели от несчастных случаев, сердечно-сосудистых заболеваний (а это около трети всех смертей), о жертвах бытовых убийств — по всем этим показателям в период с 1985 по 1987 год не просто очевидное, но беспрецедентное падение. По разным подсчетам демографов (сопоставление динамики роста смертности до антиалкогольной кампании с реальным ее уровнем 1985-1991 годов) выходит, что в результате антиалкогольной кампании от 900 тысяч до 1,2 миллионов человек просто остались в живых.
Эти данные нельзя проигнорировать. Можно сколько угодно смеяться над фанатизмом Егора Кузьмича Лигачева (он вместе с М. С. Соломенцевым был одним из главных идеологов антиалкогольной компании и наиболее последовательным ее проводником), вспоминать шутки про «минерального секретаря» и «лимонадного Джо». Но миллион человеческих жизней — это все же весомый аргумент. Ужасные картины многочасовых очередей за спиртным, уроки старших товарищей на тему «как напиться со ста грамм» (лучше всего не есть с утра, пить на жаре, очень маленькими глотками, но без перерывов), — а что поделаешь, бутылка на пятерых. Все это было. Как были и бытовая химия, и самогон, который мы с друзьями делали с помощью детской ванночки и лыжной палки. Однако именно в эти годы мой отец стал хотя бы иногда приходить домой трезвый, а средняя продолжительность жизни мужчин увеличилась за два года с 62 лет (именно столько было моему отцу, когда он умер в 1999 году) до 65 лет.
Врач сказал: «В морг!»
Однако в памяти закрепились «выживший из ума фанатик» и «минеральный секретарь». История антиалкогольной кампании — и вправду одно из самых убедительных свидетельств того, что Советский Союз был обречен.
Что, собственно, произошло. 7 мая 1985 года было принято постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма», а сразу за ним 16 мая 1985 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом». Соответствующие указы были приняты одновременно во всех союзных республиках. Радикально сократили производство спиртного и время его продажи. В итоге за два года производство и продажа алкоголя сократились в два с половиной раза, а если брать самый ходовой и вредоносный товар — водку, так и вовсе более чем в три. Винно-водочные отделы спешно переоборудовали в отделы соков.
Идея благородная: заменить вредные алкогольные напитки напитками полезными — минеральными водами, соками, чаем; а вредное времяпрепровождение с «распитием» полезным досугом — театрами, кино, концертами.
Однако как раз ответственного, гуманного отношения к людям советская экономика выдержать и не могла. Для тогдашнего бюджета антиалкогольная кампания означала, что товар, приносящий доход (а водка к 1985 году приносила в казну более 12 %) был повсеместно заменен на товары дотационные. Доходы резко упали, а расходы так же резко выросли. Вместе с падением цен на нефть это оказалось смертельным ударом по экономике.
К тому же антиалкогольная кампания подхлестнула и без того угрожавший советской экономической системе рост благосостояния. Сама водка подорожала (на 20 %), однако реальное потребление ее упало в три раза. На руках населения стали оседать значительные средства, которые раньше пропивались. Но тратить их было некуда, а значит, резко усилилось и без того критически высокое давление денег на плановую экономику.
При этом значимого увеличения производительности труда антиалкогольная кампания не дала, этому помешала структура производства и существовавшие тогда механизмы стимулирования работников. На многих производствах трезвым работникам в таком количестве просто нечего было делать, на других — для самих работников не было смысла трудиться больше, а потому то время, которое раньше они тратили на пьянство, теперь начали тратить на поиски спиртного или просто на безделье.
Кроме того, был нарушен баланс сил внутри элиты второго эшелона. Влиятельные директора винных заводов и винодельческих хозяйств лишились своих крайне выгодных производств и в итоге пополнили ряды фронды. Стенания о вырубке ценнейших виноградников до сих пор являются основой общественной мифологии антиалкогольной кампании. Кроме того, кампания создала серьезные проблемы и руководителям, не связанным прямо с винно-водочными доходами. Быть проводниками непопулярных мер многим представителям элиты совсем не хотелось, тем более что водка была той едва ли не последней их связью с населением, без которой все буквально начало рассыпаться.
Еще одно следствие антиалкогольной кампании — резкое усиление теневого сектора экономики. Цеховики, бывшие до того все-таки глубоко маргинальным явлением, за счет водочных доходов укрепились настолько, что их деньги стали значимой силой, которая начала влиять на ситуацию в стране. Параллельно кампания оказала сильное деморализующее влияние на правоохранительные органы — милиция просто не знала, как ей реагировать на всякие массовые нарушения, вызванные дефицитом спиртного.
Окончательное решение алкогольного вопроса
Ну и, наконец, сама кампания была выстроена так, что окончательно подорвала доверие к власти. Люди привыкли к фальши и лжи, вполне мирно с ними уживались. Однако пропаганда с безалкогольными свадьбами и прочей лабудой была уж слишком вызывающей. То есть была перейдена грань.
Вообще, главной ошибкой всей акции была ставка на искоренение алкоголизма. На окончательное решение алкогольного вопроса. При этом сама задача такого подхода вовсе не требовала. Как статистические данные, так и опыт зарубежных стран, успешно преодолевших критическую алкоголизацию, говорят именно о том, что пиво (если это не столь распространенный у нас «ерш») и вино (не крепленое) — не враги, а союзники в этой борьбе. Если, конечно, целью является снижение смертности и общее улучшение ситуации, а не построение светлого безалкогольного будущего. Дело в том, что само по себе общее количество спиртного в пересчете на чистый алкоголь не является определяющим фактором для уровня смертности. Ключевым является употребление именно крепкого алкоголя. Именно он оказывается ключевым показателем для роста как непосредственно смертности от отравлений и болезней, так и смертности от несчастных случаев и бытовых убийств.
Однако Советский Союз был государством патерналистским и тоталитарным (в данном случае — это не ругательство, а простое обозначение того факта, что государство имело решающее и единоличное влияние на все сферы жизни и экономики), а потому и борьба с пьянством просто не могла проходить в иных формах. Потому и устроена она была так, что в борьбе этой была задействована вся вертикаль власти — то есть буквально вся страна. Потому и в регионах, где алкогольная проблема была менее острой (винный Кавказ, мусульманские республики), — борьба велась с тем же ожесточением, что и в самых проблемных. Либо все, либо ничего, либо везде, либо нигде.
Тут, наверное, самое время прервать исторический экскурс и перейти к некоторым сопоставлениям. Во-первых, в нашем нынешнем российском бюджете доля водочных доходов настолько незначительна, что ими можно пренебречь. Наш сегодняшний бюджет совсем не похож на советский по структуре. Если совсем упрощенно, то он основан не на доходных и дотационных товарах, а на налогах и сборах. Доходы с водки поступают через акцизы, доходы с йогуртов и конфет — через налоги. И если будут меньше пить водки, но есть больше конфет и йогуртов, то заметного влияния на бюджет это не окажет.
Во-вторых, проблема теневого сектора в условиях рыночной экономики не выглядит сколько-нибудь критичной. С элитой тоже, в общем, не должно быть никаких проблем — в стране есть много финансовых потоков поинтереснее водочных.
Что же касается доверия населения, лжи и фальши, а также способности государства адекватно решать ключевые вопросы выживания людей из страны — то тут, конечно, могут быть и проблемы. Но может и не быть. Что бы кто ни думал про нынешнюю власть и созданную ею систему — это даже и близко не советская система.
Так что на данный момент главная проблема видится как раз в отсутствии воли и готовности решать задачи уровня борьбы с алкоголизацией. Типа и так всем хорошо.