Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Русская жизнь » №12, 2008

В завязке

Семья за праздничным столом. 1900-е

Когда ты — нет, не говоришь, не сообщаешь, а признаешься в этом, — первый вопрос обычно бывает о здоровье.
Спрашивают с надеждой — что, рак? печень, да? не стоит, ага-ага?
Это сопровождается легким движением корпуса назад — так отстраняются не от чего-то страшного или гадкого, а, скорее, от проблемного, могущего навязаться. Боятся именно этого: потенциально открывшейся навязчивости. Так относятся к новообращенным сектантам из разряда не очень опасных — кришнаитам или нетрадиционным баптистам. Вроде ничего плохого, но неловко — вот сейчас твой старый друг начнет убеждать, тащить, вкручивать тебе что-то, чего ты не хочешь слушать.
В твоем случае это особенно уныло, потому что известно ведь, что будут вкручивать, куда тащить. Лучше уж пусть у чувака будет со здоровьем. Жаль его, конечно, но пусть лучше у него печень не встанет, чем я буду слушать муйню.
Отвечать можно по-разному, я отвечал так: «Нет, со мной все в порядке, не надейтесь, и тут в порядке, и там в порядке, просто мне сейчас так удобнее. Так надо. Мне надо. Всякие обстоятельства, долго рассказывать. Нет, ты чё, ничего плохого в этом не вижу. При мне — пожалуйста, меня это ничем. То есть мне это никак. И вообще, что это мы обсуждаем. Я чайку, пожалуй, возьму? Или кофе? Кофе тут хороший? Я в последнее время заценил, отличная вещь».
Расслабившись, они начинают интересоваться.
И долго ты так? И что, ни разу? Совсем ни-ни, не срывался? А отдыхать как? А с друзьями посидеть? А вообще чем тогда заниматься? Ну да, ты у нас книжки читаешь, и еще интернет, это такая зараза, сам часами сижу, вот где зависимость.
А ты точно не хочешь? Тут отличное, помнишь, в прошлом году? Ну, как сам знаешь, а я возьму. Бум здоровы.

***
Я перестал употреблять — вообще, начисто — в позапрошлую новогоднюю ночь. Отставленный тогда бокал шампанского я пригубил через год, на посиделках у главного редактора журнала, который вы читаете.
Ощущения были странноватые — как будто спробовал чего-то слегка подгнившего. Это естественная реакция на спирт в небольших концентрациях — продукт брожения, он образуется в природе именно когда яблочко какое-нибудь «подгнивает-подпревает». С отвычки этот старый смысл и вспомнился — не умом, а языком. Внутренняя оценка прошла такая — «что-то несвежее, но с голодухи есть можно». Потом сверху накрыло культуркой — «это же вино, это вкусно, давай-давай». Я прямо-таки почувствовал, как вкус изменился во рту — с естественного на выученный.
Учился этому делу я лет с пяти — кажется, именно на этот мой день рождения мама дала мне попробовать советского шампанского, ровно столько, чтобы «действия не было». Я попробовал и решил, — как и всякий ребенок на моем месте, — что это такой не очень вкусный лимонад, «Буратино» лучше. Потом, с возрастом, мне очень осторожно давали хорошие сладкие вина — чтобы приучить именно ко вкусному.
И — да, это работает, товарищи родители. Если ребеночек измладу поймет, что алкоголь бывает сладким, его куда сложнее подсадить на горькую. Сладенькое же в слишком изрядных количествах просто не пьется, ну вот не получается. Человек, способный на рывок выхлестать поллитра беленькой, может спокойно, капелюшечками, тянуть какой-нибудь ликерчик. «Разница».
Я впервые попробовал классический сушняк на втором курсе института, а водку впервые смог проглотить без отвращения уже после получения второго образования.
Другим везло меньше. Мама соученика, недолюбленная обстоятельствами истеричка, помню, кричала на родительском собрании, что лично отрывала бы руки родителям, которые нальют своему чаду на полпальца рислинга. Сын начал жрать родимую еще в школе — надо полагать, из чувства внутреннего протеста. С другой стороны, знавал я нескольких выходцев из семей пьющих, которые смотрели на любую тару лютым зраком — слишком помнили, что такое «у папы получка» и «мама устала»... У большинства же все было серединка на половинку: родаки, пока могли, не давали своему цветочку и понюхать «этой гадости», но очень быстро, после двух-трех скандалов, смирялись, когда подросшее чадо начинало употреблять. Это вообще беда русско-советских семей: сначала детям не разрешают «ничего и совсем», пока дети слушаются, и капитулируют, как только они слушаться перестают — «чего уж теперь-то».
Я же, повторяю, был школен правильно. Спиртное было для меня праздничным напитком, к которому я относился с некоторой опаской: выпьешь много — будешь пьян, а ведь пьешь ты не для того, а для вкуса и для аппетита. Собственно опьянение воспринималось мной как не очень желательный побочный эффект.
После десятого класса, поступив в институт, я ехал в деревню с бутылкой шампанского и бутылкой крымского — отметить с дедом. Трясясь в автобусе, полном бухих колхозников, я рассеянно думал: «Ну зачем же себя доводить до такого состояния». Дед встретил меня неласково, бутылки отобрал и спрятал, меня погнал на огород. Он был не злой, он считал, что так правильно. Вечером я стал искать бутылки, и нашел приспособление, в котором без труда опознал самогонный аппарат. Дед у меня был конструктор, и аппарат отличался оригинальностью — особенно хорош был плоский змеевик с остроумно установленным кожухом охлаждения. «Сразу и не поймешь».
Гнала и моя первая теща. Она это делала профессионально — благо, закончила Пищевой по соответствующему факультету. У нее аппарата не было — просто набор химпосуды. Спирт она очищала какими-то хитроумными способами, полируя продукт до евроуровня. Помню спиртометры, которыми она промеряла плотность раствора. На спирту она делала вишневую наливку — вишни собирались в собственном саду, — и липовую настойку. Я мало думаю о той семье, «то была другая планета», но вот настоечку помню до сих пор.
Но даже настойка — семьдесят семь оборотов, выпивал я рюмочку, для аппетита, — не приучила меня к классическому набору «нашенского», к триаде из водки, пива и портвешка.
Водка была отвратной на вкус — химия какая-то, из опасных, типа ацетона. Портвешок выворачивал внутренности.
Первым «настоящим увлечением» у меня стало пиво.
В советские времена я почти не пользовал его — а фигли. Один раз друг завлек меня в автопоильню возле метро «Автозаводская». Место пропахло ссаками и стиральным порошком (его добавляли в разбавленное, чтоб пенилось), в кружки лилалсь какая-то кислая вода, контингент был упадочный. Получше пиво давали в чебуречной на Каширке, где я столовался во время учебы в МИФИ. Но все-таки по-настоящему я его распробовал только в лихие девяностые.
Когда мне сейчас вешают цветы на уши по поводу того, что пивасик лучше водки, и хорошо, что наши ребятишки пивасиком жмуктуются, я скорбно ржу. Потому что пиво — дрянь хуже всякой водяры. Водка, условно говоря, бьет по «кумполу», но бьет сверху, по «высшим функциям», — а пивасик размывает фундамент сознания, пригашивая базовые инстинкты. То есть от водки у человека отключаются мозги, косеет глаз и вылазит наружу древнее, крокодилье нутро. Зато от пива вроде бы ничего не отключается, вроде и язык не очень заплетается, а так, только тормозит, и в глазах не туманит. Но вот инстинкты самосохранения, продолжения рода, защиты родного гнезда и так далее — это все как-то съеживается и меркнет.
Алкоголик на водке может быть умен и опасен. Пивасичник-пузлан, потливый, толстомясый — это либо глуповато набычившийся былдяк из гопы, либо, наоборот, лошара-терпила, идиотически улыбающийся, когда надо «бежать или драться». Водку дают воинам перед атакой. Пиво же неизменно входит в рацион рабов всех времен и народов, еще с египетских времен — для смирности.
Потому-то в девяностые пиво было главным социальным наркотиком, буквально опиумом для народа. Униженные и оскорбленные люди остро нуждались хотя бы в том, чтобы базовые инстинкты не орали так громко. Это было как зубная боль — да знаю, знаю я, что там у меня гниет, ну нет у меня денег на стоматолога... ой, болит-болит, вот сейчас аспирин на десну положу, хоть минуточку отдохну от боли. Так же и пиво: выпив бутылочек шесть, ты чувствовал, как внутри что-то умолкает, перестает орать голый нерв: «Вот он — передых».
Я тогда нуждался в этом самом социальном наркотике в особо крупных дозах, так как дела у меня шли плохо. Отчасти спасало то, что пиво было дрянным — уж в этом-то я понимал. Но потом появилось хорошее, а потом и разливное — разное, чудесное. Явление «Гиннеса» народу составило эпоху, но для меня лично большим откровением стало нефильтрованное пшеничное, мутное. Когда ж в Москву завезли бельгийское пиво — о, ёшечки, какое это было деньрожденье и хеппиньюйеар в одном флаконе.
Водку я распробовал благодаря дружеской помощи — внимание, не ирония! — одного славного человека, мы с ним и сейчас в прекрасных отношениях, если чё. И он не хотел мне вреда, он не хотел мне сделать ничего плохого — он пытался меня познакомить с тем, что он сам искренне считал прекрасным. У него это получилось.
Для того чтобы подсадить человека на что-то, нужны условия. В частности, первый опыт потребления должен быть максимально позитивным. Это надо уметь устроить, разыграть. Для каждого нового удовольствия нужны свои декорации.
Тут они были такими. В холодный, серый, дождливый день мы с другом сидели в хорошем московском кабаке. Я пил пиво, которое ну совсем не шло под погоду. К тому же — это сыграло роль — я легковато оделся, а откуда-то дуло. Мой приятель пил, разумеется, водку, под горячее. Водку он, по случаю внезапной финансовой состоятельности, взял не хорошую, а прямо всю такую ну очень хорошую, хотя и дорогую, как три собаки. Водка была правильно подморожена, в запотевшем графинчике — то есть «смотрелась». В качестве посудинок нам принесли не вульгарные стопари, а лафитнички. Пил мой приятель, что называется, художественно — то есть излучая довольство. Ну и так далее — все условия как-то сложились, все подходило одно к другому. Так что, когда мне принесли мясо, я решил все-таки попробовать капелюшечку — вдруг да понравится.
Я до сих пор помню этот момент — когда зацепило. То, что я всю жизнь считал вонючей химией, вдруг показалось какой-то другой стороной. Не то чтобы я нашел вкус — но совокупность ощущений во рту, в желудке и в голове этот самый вкус с успехом заменяла. Я понял идею.
Через некоторое время беленькая плотно вошла в рацион. За ней паровозиком последовали еще всякие крепкие напитки — от граппы до коньяка. Кстати, любимый моими родителями коньяк, напиток советских «благородных», я так и не понял. Хотя понимание коньяка, — как и многих других хороших вещей, — вообще приходит с возрастом: как говорил мне один очень понимающий в этом вопросе дядька, до сорока за него лучше и не браться, не переводить продукт. Если это, конечно, воистину коньяк, а не бурая спиртоносная жидкость, так называемая, цур и пек ее производителям.
Короче, я пил. А поскольку комплекция и биохимия позволяли делать это без особых последствий — хмелел я медленно, набравшийся был безопасен себе и окружающим, «просто засыпал», в похмельной реанимации, как правило, не нуждался, — то пил я много, часто и с удовольствием.

***
Я пропускаю ту часть, которую обычно не любят слушать — «почему завязал». Будем считать, что это неважно. Потому что всякое приведение резонов в такой ситуации будет выглядеть впариванием и агитацией, а я этого не хочу. Мне не интересно агитировать за здоровый образ жизни, даже если я сам его веду. Вот уж что не ко мне.
Впрочем, советы как раз-таки будут. Для тех, кто по любым каким-то своим причинам считает нужным завязать на достаточно долгое время.
Это на моей же родной шкуре проверено, имею право, да и интересно же, небось, как эти уроды доходят до такой жизни. Впрочем, не только на моей — как раз в этот период жизни несколько моих знакомых по разным причинам тоже завязывали с этим делом, так что есть возможность сравнить.
Ну что ж. Слушайте, как оно бывает.
Первое. Если вы решили завязать, ни в коем случае не нужно делать двух вещей. Во-первых, пытаться это сделать «сразу, как решили». Типа взяли последнюю водку из холодильника и вылили ее в раковину, «мешая со слезами». То есть сделать-то так можете, но толку никакого от этого не образуется.
С другой стороны, бесконечно переносить время начала процесса тоже нельзя. Потому что оно будет переноситься именно что бесконечно.
А надо так. В зависимости от того, насколько алкоголен ваш образ жизни, нужно назначить точную, но далеко отстоящую дату. Лучше всего — дней через тридцать. Дата должна быть, повторяю, точной. За это время можно и нужно подготовиться.
Подготовка состоит в следующем. Нужно свыкнуться с мыслью, что «всё, шабаш». И что с каждым днем вы все ближе к тому моменту, когда рюмочки придется убрать на антресоли, ага. Лучше всего вести дневник, отмечая даты — ну как обычно ведут его, ожидая чего-то хорошего. Правда, это не тот случай, но все-таки.
Хорошо, если дата отказа придется на какой-нибудь праздник, традиционно алкогольный. Когда «есть привычная схема» — ее особенно удобно ломать. У меня это был Новый год — оказалось очень удобно.
Как согласно утверждают все бросавшие, и я тоже, первые дни обычно проходят легко — и даже, я бы сказал, светло. Ну да, ты не пьешь, и даже не чувствуешь особой тяги. Да, иногда вспоминается что-то, но не более того. Гуляешь себе как птичка — и кажется, «а чего».
Херовато становится где-то через неделю.
У разных людей это проявляется «с разными нюансами». Что касается меня, то больше всего это было похоже на постепенное выкручивание ручки, отвечающей за интенсивность красок-звуков-настроения. В какой-то момент начинаешь замечать, что мир вокруг потихоньку сиротеет, сереет, как-то сдает позиции. Все становится скучным, пресным, неинтересным — и при этом почему-то очень раздражает. Да, раздражает буквально все, любая мелочь цепляет, а сил почему-то нет ни на что. Ничего не хочется делать. «Ничего не хочу, ничего не желаю». И все ищешь, ищешь себе какое-то занятие, чтобы себя развлечь, чтобы отвлечься... и вдруг внезапно осознаешь, что все это время тебе просто хотелось выпить. «Вот так вот прямо и банально», ага-ага.
Тут есть выбор. Например, выпить и забить на тверезый образ жизни. Потому что водочка мстит за попытку изменить ей — и мстит изобретательно. Не знаю насчет статистики, но по личным впечатлениям могу сказать — именно у бросивших и не выдержавших вдруг начинаются всякие проблемы на «этой почве», даже если раньше их не было. Человек, всю жизнь спокойно добиравшийся к себе домой даже на бровях, после неудачной попытки соскочить с бутылки возвращается к себе, даже не очень набравшийся, «так, по-детски», — и вляпывается в драку, где ему ломают шею. Или другой, безобидный выпивоха, тоже попытался слезть, не смог — и вдруг во вспышке слепой ярости бросает камень в чужую машину, потом бежит, чудом избегает поимки и кары, и потом долго пытается понять, да что ж на него такое нашло. Или... тут разные бывали варианты. Так или иначе, водочка мстит.
Если же все-таки нет, то это «нет» нужно сказать себе очень ответственно. Нужно понять: тебе скверно, и будет еще хуже. Да, вот так надо себе и сказать. Не обманываясь. Да, скверно. Да, лучше не станет. Будет только хуже. «И я сам все это с собой проделываю». Напоминаю — я не касался ваших резонов, будем считать, что они серьезные. Такие, чтобы быть готовым посидеть заради них в неуютной вселенской заднице.
На самом деле сидеть в ней слишком долго не придется. Где-то недели через две я — к тому моменту уже столкнувшийся с абстиненцией и решивший, что «ну и черт бы с ней», — начал с удивлением замечать, что мне, в общем-то, совсем не так херово, как показалось сначала. В нависших тучах вдруг возникают какие-то просветы.
Эта ситуация мне запомнилась ну очень хорошо. Я, сгорбленный и угрюмый, шел по улице, привычно сознавая, чего мне не хватает для счастья — и столь же привычно убеждая себя, что такого счастья мне даром не надо. Потом зазвонил мобильник и выяснилось, что меня срочно ждут в одном месте. К собственному удивлению, я оказался там довольно быстро. Все дела тоже происходили с какой-то подозрительной легкостью. Мне сделали комплимент из серии «хорошо выглядишь» — не совсем дежурный. Когда я вышел на улицу, то с крайним удивлением понял, что я себя хорошо чувствую. Нет, не так — хар-ра-шо. Правда, как только я это понял, абстиненция навалилась с удвоенной силой.
Если это случилось, то это добрый знак. Дальше таких просветов будет больше, а потом возникнет интересное явление — ровный фон беспричинно хорошего самочувствия, которое, оказывается, свойственно человеческой природе, вы просто успели об этом забыть. Правда, желание дерябнуть маленькую никуда при этом не исчезнет. Соловьиные песни в груди будут мешаться с требовательным позвякиванием — да, хорошо, отлично, а вот бы еще стопочку сейчас... И даже физиологическое почти ощущение полной несовместимости этой самой легкости со «стопочкой» вам не поможет.
Если вы все еще продолжите упорствовать в тех же заблуждениях, вас ждут новые сюрпризы.
Во-первых, вы станете меньше есть, а привычки и пристрастия по части жратвы изменятся. Это имеет простое физиологическое объяснение: спиртное разжигает аппетит, воздействуя на мозг напрямую, и оно же, особенно ежели крепкое, меняет вкусовые ощущения. Под водку, например, можно сожрать любую дрянь, так она отбивает язык — остаются только самые простые и грубые вкусовые восприятия, на уровне «сладко — солено — горько». Другие напитки в этом смысле поделикатнее, они могут и подчеркнуть вкус, и выправить его. Но все они вкус меняют. Если есть без пришпоривания себя стопариком, выясняется — жрать-то такую гору любимых блинчиков или пельмешек, которую вы раньше уминали на раз, теперь уже не хочется. А хочется, скажем, каких-нибудь овощей, которых вы раньше терпеть не могли. Я вот полюбил баклажаны под разными соусами, всякую зелень и прочие штуки, от которых меня когда-то просто воротило. Хлеб я теперь почти не ем, а мясо — не могу без овощного гарнира. Не факт, что с вами произойдет то же самое, но это весьма вероятно.
Вторая штука — более тонкая. В какой-то момент вы почувствуете, что вам буквально не сидится на месте. Потом мышцы начнут тихонько ныть. И наконец вы обнаружите — оказывается, вам все это время отчаянно не хватало физической нагрузки.
Это вторая тайна алкоголя. Он снимает неприятные ощущения, происходящие от напряженной неподвижности тела. Поскольку мы все крайне мало двигаемся — да и откуда много, наша работа очень часто состоит в том, чтобы горбатиться перед экраном, в крайнем случае, ходить вдоль прилавка, — все эти напряжения накапливаются. И от них тоже хочется отдохнуть, сбросить этот груз на время... спирт помогает. На время, как и было сказано.
Тут все просто. Тушка просит движения и нагрузки. Купите гантельки потяжелее, но не очень чтоб — ваша цель не качать мышцы, а просто время от времени разминаться. Возьмите себе какую-нибудь простенькую программку упражнений и делайте ее.
Побочным результатом может стать похудение и заметное улучшение фигуры — ну, это можно пережить, не так ли?
Это физические изменения. Перейдем к более тонким, психологическим.
Во-первых, после какого-то периода воздержания вы войдете в тонус. То есть время от времени у вас будет беспричинно повышаться настроение, захочется бежать в гору, петь, смяться и влюбляться. Один мой знакомый, несколько раньше меня завязавший по уважительной печеночной причине, умудрился приземлиться в постели подруги дочери, от чего поимел страшнейшие неприятности по семейной и деловой части.
Это, конечно, нехорошо весьма. Вы уж как-нибудь совесть знайте, граждане.
Во-вторых. У вас откуда-то возьмется свободное время. Не много, но заметно. Оказывается, выпивон требует еще и времени. Более того, естественное торможение ума и деятельного начала, вызываемое алкоголем, съедает время дополнительно. Его нужно будет куда-то девать. Мне было просто — я люблю читать книжки, да и интернет недалече. Но вы — подумайте, это может стать проблемой.
И третье. У вас могут начаться проблемы с нервишками. Вы перестанете анестезироваться алкоголем, и многое из того, что вы раньше «видели, но не ощущали», теперь начнет ощущаться очень живо. Всерьез советую — введите в меню успокаивающие лекарства. Валерьянку попейте или там пустырник. На край — какую-нибудь химию, только не очень сильную. У меня до этого не доходило, но один мой знакомый, офисный раб по профессии и призванию, реально был вынужден глотать какие-то хитрые колеса. С работы он, впрочем, ушел, — сейчас он занимается художественной фотографией, зарабатывает сильно меньше, чем раньше было, но выглядит существенно лучше.
Так что последнее. Не делайте культа из своего образа жизни. Вы не станете лучше, мудрее и духовно богаче, если перестанете пить, и не сделаетесь хуже, если снова начнете, — я сам «снова начал» отчасти затем, чтобы проверить последнее утверждение. Вы просто обменяете одни удовольствия (и проблемы) на другие. Выгоден ли такой обмен — решайте сами.
И последнее. Выберите себе тот стимулятор и утешение жизни, которое отныне будет составлять вашу радость. Отнеситесь к этому серьезно.
Чай. Или кофе?

Архив журнала
№13, 2009№11, 2009№10, 2009№9, 2009№8, 2009№7, 2009№6, 2009№4-5, 2009№2-3, 2009№24, 2008№23, 2008№22, 2008№21, 2008№20, 2008№19, 2008№18, 2008№17, 2008№16, 2008№15, 2008№14, 2008№13, 2008№12, 2008№11, 2008№10, 2008№9, 2008№8, 2008№7, 2008№6, 2008№5, 2008№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№17, 2007№16, 2007№15, 2007№14, 2007№13, 2007№12, 2007№11, 2007№10, 2007№9, 2007№8, 2007№6, 2007№5, 2007№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба