Сергей Мазур:
      Я думаю, нужно продолжить путешествие в вашу биографию, в чем-то хрестоматийную для директора школы. Как вы попали в Елгаву и что там произошло?

      Александр Городинский:
      В Елгаве я оказался после увольнения из Калупе. Меня приняли в профтехобразование, министром тогда был Янис Александрович Калейс — не устану повторять: выдающийся лидер, который понимал людей, умел создать удивительно благоприятную для работы и творчества обстановку.
      Янис Александрович предложил на выбор несколько училищ. Я выбрал худшее по официальным показателям. Он удивился и говорит: «Почему такой выбор? Ведь Елгав-
ское училище на учете в ЦК КПСС по преступности и другим проблемам. Есть училища с хорошей репутацией, где директора в расцвете славы ушли на пенсию, и ты спокойно можешь на их лаврах продолжать работать».
      Я сделал свой выбор, чтобы скорее забыть Калупе, ведь там я потерял не просто работу, я потерял дружную, хорошую семью — около 300 детей: я потерял целый мир. Представляете, десять лет подряд прожить в кругу любящих и почитающих тебя, в атмосфере добра и творчества, где чувствуешь себя нужным и ответственным человеком. Для меня это была трагедия... Так инспектор министерства Хоромецкий привез меня в Елгаву.

      Сергей Мазур:
      Вы, директор, которому постоянно приходилось противопоставлять себя обстоятельствам. С какими проблемами вам пришлось столкнуться в Елгаве в первое время?
      Александр Городинский:
      Сложнее всего было переносить неэтичность взаимоотношений, грубость, подсиживание друг друга, равнодушие. Я уже забыл, что такое возможно в жизни. В Калупе мы жили, можно сказать, как в раю.
      С другой стороны, в Елгаве встретились с такими же проблемами, как в начале работы в Калупе — преступность, запущенное хозяйство. В отличие от интерната, ученики здесь жили дома и под присмотром оказывались только во время уроков, которые посещались, как попало.
      Первое время трудно было организовать работу педагогов — опытных учителей, знающих предмет и психологию, в училище в то время не оказалось. С учениками у меня никогда проблем не возникало — ни там, ни здесь, ни в Америке. Первый год пришлось многое организовывать и работать не столько учителем, сколько руководителем. Разумеется, пригодился опыт отца и методы, приобретенные в Калупе.
      Надо сказать, меня поддержало городское начальство и министерство. Нам не мешали, любые проблемы разбирали справедливо. Когда я приступил к работе, министр сказал: «Мы тебя не будем ограничивать. Если уволишь всех работников — поддержим, если оставишь половину коллектива — будешь герой. Только следуй правилам и законам. «Подзалетишь», тебя никто не спасет, сам будешь выпутываться».
      Средства на ремонт тоже выделили. Ведь училище стояло на учете в ЦК КПСС — нужно было срочно улучшать обстановку. Считаю, условия создали для работы идеальные.
      Конечно, появились недовольные. Они начали пользоваться древним и проверенным методом борьбы — клеветой, жалобами, саботажем, угрозами мне и семье по телефону. Из почти ста работников таких было  только человека два, может три, не больше. Мало кому нравится работать в школе, про которую ходит дурная слава.

      Сергей Мазур:
      Педагог в чем-то утопист. Вспоминаются слова французского социального мыслителя XIX века Шарля Фурье: «... воспитание имеет целью осуществлять полное развитие физических и умственных способностей, применять их все, даже развлечения, к производительному труду».
      Почти 200 лет прошло после Фурье. Но попробуйте скрыть фамилию автора, сочинившего эту фразу. Кто разберет, где слова утописта, а где современного директора? А ведь поменялось общество, изменились ученики, преподаватели, стандарты обучения, но строй мышления, кажется, остался тем же. Руководители образовательных учреждений говорят все о том же: об идеальной модели школы.
      Мне импонирует подход А.С. Макаренко в «Педагогической поэме». У великого педагога стремление к идеальной школе сочеталось с анализом ситуации. Он, по крайней мере, знал, с кем работает. Уже в приложении к «Педагогической поэме» А.С. Макаренко разместил главу «Типы и прототипы персонажей «Педагогической поэмы»». Екатерина Григорьевна — педагог нового типа, Лидия Петровна — сторонница нового воспитания, Халабуда Сидор Иванович — представитель утилитарно-хозяйственной педагогики и т.д.
      Чем запомнилась работа в первые годы?

      Александр Городинский:
      Мы сумели построить в течение года великолепный мир в Елгаве, и уже через год или полтора переименовали училище № 45 в Технический лицей. Сменили не только название, всю систему образования и организации. Мы создали лицей, где сочетались наука, практика, философия, искусство и профессиональная подготовка. Подобного учебного заведения я не встречал до сих пор: ни в Европе, ни в Азии, ни в Америке.
      В лицее студенты обучались по более тридцати профессиям, в том числе таким, как гувернер или домашний учитель, реставратор, декоратор, руководитель малого бизнеса, строитель, автомеханик. Были открыты группы, в которых ученики получали знания на уровне второго университетского курса включительно; масса вечерних групп, где можно было обучиться простейшим профессиям.
      В это же время для учеников мы создали много различных внеурочных мероприятий, которые потом выросли в самостоятельные «школы», со своими собственными программами и планами работы, со своим бюджетом и организационными структурами.
      Под «крышей» Технического лицея действовал ряд спортивных школ. Наши каратисты, боксеры, футболисты, картингисты имели достижения на чемпионатах Союза и Европы.
      Для учеников, склонных к интеллектуальной деятельности, у нас заседал каждый понедельник философский клуб, которым руководил Семен Зайчик. Туда собирались философствовать, почти как в Античной Греции. Только в отличие от Античности мы пили чай вместо древнегреческого вина. Ученики старших классов были ответственны за подготовку этих «симпозиумов».
      Кроме этого, представьте себе, у нас были группы детского садика, уникальная частная школа, работающая по авторской программе и методике, где реализовались эффективные инновационные методы, короче говоря: истинное искусство образования. Частная школа стала лауреатом премии Сороса за новаторскую методику. Даже спустя двадцать лет система образования, действующая в нашей частной школе, является инновационной.
      Через два года к нам за обменом опытом приезжали из развитых зарубежных стран. Наши учителя были известны не только в Союзе, но и в Европе, в США (это было еще до развала СССР).

      Сергей Мазур:
      Что в это время происходило в Калупе?

      Александр Городинский:
      В Калупе, к сожалению, прекратилась та педагогическая работа, которую мы успешно создали... Нет смысла анализировать почему — это печально и банально.
      ...До сих пор какая-то неведомая сила тянет меня в Калупскую школу-интернат, которой давно уже нет. Помню, мы с учителями, которые переехали работать в Елгаву, когда у нас что-то очень хорошо получалось в лицее невольно восклицали: «Ну, прямо, как в Калупе!» Это означало — очень хорошо.
      Сейчас понимаю, спустя несколько десятилетий во «вселенском» смысле, я более всего был востребован именно в Калупской школе как человек, как психолог и педагог, как методист...
      ...Через год после увольнения я съездил на выпускной вечер к своим калупским ученикам и не узнал ни здания, ни территории, ни учеников. Больше туда не ездил. Знаю, что через несколько лет детский дом закрыли. Меня поразило: за год можно разрушить такую мощную и стройную систему, в том числе — атмосферу, дух. Когда же в 1991 году буквально за несколько месяцев разрушилась вся страна — я понял: такое возможно и в масштабе одной школы.

      Сергей Мазур:
      Как вам удалось столь быстро изменить отношение к работе учителей и работников в Елгаве?

      Александр Городинский:
      В Елгаву приехали вместе со мной несколько прекрасных учителей из Калупе (их тоже уволили в силу того, что они защищали наши идеи). Без них, конечно, такого рывка не могло быть в лицее.
О, это выдающиеся педагоги, которые способны решать любые педагогические проблемы. Юрий Галицкий — он сейчас в Германии продолжает свою уникальную педагогику; Федоров Алексей, Висанте Маргарита — они в Испании; Яковлева Ираида, Салмина Татьяна (не знаю их судеб).
      Вначале эти учителя на новом месте переживали серьезные трудности, возможно даже больше, чем я, поскольку у меня хоть какая-то была власть — они же были рядовыми учителями. После Калупе для них Елгава предстала как возвращение на несколько сотен лет назад.

      Сергей Мазур:
      Сообщество ведь одним упорством не возникает. Еще раз хотел бы прибегнуть к аналогии с социальным утопизмом. У Сен-Симона в «Теории общественной организации» сообщество возникает не в результате свободной деятельности индивидов, а благодаря научному проекту. «В новом политическом строе единственной и постоянной целью общественной организации должно быть возможно лучшее применение для удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремеслами, распространение этих знаний, их совершенствование и возможно большее накопление, словом, возможно более полезное сочетание всех отдельных работ в области наук, искусств и ремесел». При таком порядке вещей исчезают три основных порока: произвол, неспособность, интрига. Сообщество, таким образом, может быть быть построено только на рациональных основаниях. Так у утопистов. А как обстояли дела у вас?

      Александр Городинский:
      Мы создали благоприятные условия для творческой работы.
Ведь подавляющее большинство учителей в любом коллективе предпочтут работать творчески. Настоящий учитель — это мастер и творец, создатель, если угодно — художник.
Главное понять это. Я это понял еще в детстве, наблюдая, как работали мой отец и мать. Дай возможность художнику быть художником, помогай ему, оберегай его от неприятностей — и все получится. В этом основная задача директора школы.
      Помню, когда меня первый раз представили коллективу, учителя приготовились слушать доклад на час-полтора. Тогда же я сказал только одну фразу: учительствование — более сложная и более системная творческая деятельность, чем любая другая. Потому что учитель ответственен за будущее, и его ошибки дорого стоят. Учитель должен быть одинаково прекрасным ремесленником и художником. При таком сочетании ваша работа принесет вам удовлетворение и радость. Как этого достичь — мы с коллегами вам покажем.
После этого мы сразу системно приступили к решению всех вопросов «строительства» коллектива. Не по очереди и долго, а сразу и в комплексе. Если бы решали насущные вопросы по очереди, то нерешенные проблемы «убивали» бы решаемые.
      В комплекс первостепенных решаемых вопросов входили изучение философии, педагогики и психологии, этики, методики. Так же решили формально-организационные вопросы по созданию необходимого комфорта в работе учителей. Системная деятельность определила успех.
      Для этого в Лицее создали «Открытый Университет Учителей» — научно-практическая лаборатория педагогики и психологии. В нашем университете была своя программа, расписание, практические работы. В этом университете на добровольных началах проводили практические занятия и читали лекции известные профессора: Мауриньш, А. Алексейчик, Н. Шерстинников, Б. Хасан, Г. Бреслав, В. Слободчиков, Л. Пэкс, Рудзитис и многие другие. Мне трудно вспомнить все имена. Потом, когда стало возможным, приезжали профессора из Европы и США.
      Наш внутришкольный университет сотрудничал с «Высшей Педагогической Семинарией», которой руководил Гершон Бреслав и с «Елгавским университетом», с кафедрой педагогики и психологии, которой руководил Лудис Пэкс.
      Уровень подготовки, которую наши учителя получали в Лицее, можно сравнить с аспирантурой. Кроме того, пять раз в году проводились международные научно-практические конференции.

      Сергей Мазур:
      Извините, Александр. Сравнение с утопией напрашивается само собой. Слова Сен-Симона из «Письма Женевского обитателя к современникам» можно вложить в уста любому современному «передовому» директору школы. Напомню их: «Всю жизнь я очень деятельно наблюдал и размышлял, и целью моих трудов было ваше счастье». Там же : «Со своим проектом я обратился непосредственно к человечеству, так как оно в целом должно интересоваться им, но я вовсе не предавался безумной надежде, что оно сразу займется его осуществлением; я всегда думал, что успех зависит от более или менее энергичных дей-ствий». В Латвии тип директора-утописта, в чем-то с долей авантюризма можно было встретить в конце 80-х, начале 90-х гг. Сегодня, как мне кажется, преобладает тип директора- предпринимателя и чиновника. Если описать строй мышления директора-чиновника, то в нем строго отделяется декларативная часть от прагматической. В декларативном аспекте, как принято, речь будет идти о развитии, инновации, личности ребенка — то есть о тех вопросах, которые директора по-настоящему не интересуют. Прагматическая часть миро-созерцания связана со стремлением к карьере и предпринимательству. Понятно, что преподавателей такой директор подбирает преимущественно по формальным критериям.

      Александр Городинский:
      Учителей нам не нужно было собирать — они там работали. Создали правильные условия для педагогической деятельности и таланты раскрылись очень скоро. Кроме тех, кто приехал из Калупе, остались почти все, кто уже работал.
      Через месяц меня вызывает министр с кадровым отчетом. Он думал, я приеду с длинным списком увольняемых, а я привез приказ об увольнении только одного человека. Калейс долго смотрел на меня и говорит: «Как? Всех оставляешь?» «Да, — говорю, — попробую изменить обстановку». Реакция министра оказалась совершенно неожиданной. Он встал из-за стола и по-отечески обнял меня, ничего не говоря.

      Сергей Мазур:
      Невозможно долго удерживать специалиста на очень низкой зарплате.

      Александр Городинский:
      Очень просто. Мы создали достаточное количество экономических объединений в лицее, именно столько, сколько требовалось, чтобы оставаться независимыми от внеш-
них обстоятельств. Это помогало в 90-е годы решать проблемы. Наши бригады работали в разных областях, принося прибыль. Строительные бригады работали по всему Союзу, а когда приоткрылись границы, и в Европе.
      Учителя в лицее хорошо зарабатывали, у нас не случалось, чтобы не выплачивали зарплату. Если вдруг не хватало денег в министерстве — наш «хозрасчет» выручал. Из «хозрасчета» учителя получали хорошие премии. Мы постоянно путешествовали — ведь учителю необходимо расширять свой кругозор, иначе он отстанет от жизни.
      Чтобы учителя спокойно работали и не волновались о «хлебе насущном», в лицейской столовой организовали продажу по низким ценам продуктов. Элеонора, к тому, что она была просто фантастический шеф-повар, к концу дня для желающих готовила по заказу пакеты. Это удобно, тем более, что было время, когда и за деньги в магазине не все можно было купить.
      Плюс к этому мы открыли в лицее магазин товаров и одежды, где учителя могли заказать нужные для себя вещи.

      Сергей Мазур:
      Была ли преемственность в вашей работе от Калупе до Елгавы?
Александр Городинский:
      В Калупе мы создали уникальную методическую систему индивидуальной работы по развитию мышления и формированию самодостаточной и свободной личности. До сих пор я не знаю, где бы в мировой практике успешно существовала подобная образовательная система. В Елгаве, работая вместе с учеными, мы довели ее до совершенства. Эта система позволяла успешно обучать и развивать каждого ученика. При этом учитель являлся носителем и владельцем целого набора уникальных педагогических систем.
      Что бы эта система успешно работала, мы создали настолько комфортные условия для учащихся, что в лицее вопросы дисциплины и посещения вообще не возникали. Так- же было в Калупе — у нас дети не убегали из детдома, наоборот, были случаи, когда родительские дети убегали к нам в детский дом.
      Сейчас в развитых (в смысле образования) странах подобные образовательные системы успешно развиваются. Не зря профессора из Европы, США, других стран увозили из нашего лицея горы видео- и письменных материалов о нашей работе.
      Печально, что у меня не хватило сил и умения сохранить такие уникальные школы...

      Сергей Мазур:
       Образование — двойственный феномен. С одной стороны, оно связано с административными механизмами: законодательной базой, финансированием, стандартами, кадровой работой, политикой образования и проч. С другой стороны, суть образования в педагогике. Конечно, не в университетской дисциплине, которую преподают на педагогических кафедрах. Каждый учитель знает — это все не по-настоящему. Никакой педагогики в школах нет, она ею не интересуется. Педагогика нечто индивидуальное. Ее невозможно «впихнуть» в рамки того или иного административного проекта. Поэтому философию образования, мне кажется, необходимо искать именно в педагогике, а не в чем-либо другом. Философию трудно свести к одному единственному критерию. Ее можно обрести в великих философиях прошлого, например, в античной философии. Или увидеть в образцах высокой культуры, к которой, безусловно, относится мировая литература. Иногда педагогический смысл обнаруживаешь в абсолютно антипедагогических явлениях.
      Недавно посмотрел фильм известного российского режиссера Андрея Звягинцева «Возвращение» (2003). Вот слова из рецензии о фильме: «В семью, где растут два мальчика, возвращается отец (из ниоткуда, из самой смерти, из Чистилища или с небесных сфер — из Иного), везет сыновей на рыбалку, где внезапно погибает. По ходу путешествия мальчиков преследует иррациональный страх, недоверие к «отцу», интуитивное предощущение сокровенной тайны. Герои прибывают на остров, где должна свершиться мистерия инициации: отец уйдет, проведя души юных героев через невыразимые метафизические переживания к новому, «мужскому» состоянию».
      Просматривая фильм, мы понимаем, насколько абсурдны слова рецензии. Уже к взрослым детям возвращается отец и начинает их «воспитывать». Негуманность и антипедагогичность такого поведения приводит к тому, что мальчики начинают ненавидеть своего отца. В чем же здесь смысл? Может быть в том, что человеку нужны испытания, «встряска», которые только и могут привести его к изменению. Разве такое возможно в школе?
      В чем заключалась ваша философия?

      Александр Городинский:
      Философия Лицея была такова: важно, чтобы человек нашел свое место в жизни. Мы учили своих учеников критически мыслить, жить, если сказать просто, в тех условиях, в которых они окажутся по судьбе. Мы учили наших учеников общаться с людьми, находить наилучший путь в жизни. Сейчас эти вопросы ставятся и решаются перед образованием во всем цивилизованном мире. Ведь готовить учеников по одной программе и для схожей деятельности, скажем, рабочими у станка, уже не актуально. Миссия школы, как заведение, где передаются и транслируются знания — тоже уже не актуальна.   
  
      Сергей Мазур:
      Вспомните какой-нибудь интересный случай.

      Александр Городинский:
      Один из таких педагогических эпизодов произошел в самом начале моей карьеры. Надо было дать понять ученикам, что они нормальные люди, не преступники, как их называли. Для этого требуется настоящее дело — серьезное и ответственное. В 1986 году произошло землетрясение в Молдавии. Вся страна помогала восстанавливать республику. Мы также решили помочь пострадавшим и поехать в Молдавию с отрядом строителей. Из опыта в Калупе известно, чтобы изменить имидж, нужно не просто собрать детей на митинг и сказать, «давайте жить дружно». Надо поручить им какое-то конкретное дело.
      Елгавское училище (в народе «сорокапятка») имело плохую славу и туда поступали с такими словами: «если будешь плохо учиться — пойдешь в сорокапятку; если ни на что не способен — тебе в «сорокапятку»; если хочешь подготовиться к тюрьме — иди в сорокапятку».
      Прихожу с планом к министру. Он внимательно выслушал, потом говорит: «Как? Такая преступность в училище! Ты что, сам в тюрьму захотел?! У тебя отчет в ЦК КПСС следующим летом о проделанной работе, а ты собираешься со своими хулиганами еще прибавить проблем?!» Я говорю: «Это великолепный способ дать возможность ребятам реабелитировать себя».
      Калейс удивился и говорит: «Давай попробуем. Но имей в виду, если будут какие-то неприятности, расхлебывать придется тебе самому».
      Получив разрешение, сказал ученикам и учителям, что у нас есть возможность, проявить лучшие качества. Дети удивились такому доверию (что думали учителя — можно только догадываться).
      Мы собрали парней. В бригаде оказались почти все, кто стоял на учете в милиции (а у нас других и не было).
      Перед самым отъездом произошел еще один увлекательный эпизод. В шесть часов утра надо было быть в Рижском аэропорту. А в эту ночь ребята «отметили» такое событие хорошей дракой — стенка на стенку: летающие стулья, кровь по стенкам — все, как положено в «голливудских фильмах» — ничего нового. Помню, какое у меня было отчаяние...
      Главное было не в этом, а в следующем: я собрал всех в аудитории  (не знаю, откуда взялись силы и слова) и поговорил по душам. Смотрю, стыдно им стало, многие пацаны даже заплакали... Тогда я впервые понял, что смогу найти подход к этим хулиганам.
Одним словом, мы помирились, пару часов поспали, замазали, чем могли свои раны, и когда сели в автобус, все были трезвые, как стеклышко, как будто в жизни никогда не пили.
      Приехав в Молдавию, через месяц эти ребята заняли первое место среди всех стройотрядов. О нашей бригаде написали во всесоюзном журнале.
      В день возвращения ребят мы устроили им прием, как космонавтам. Тогда я второй раз видел слезы на их глазах. Потом они мне признались, что в жизни плакали два раза: первый раз перед отъездом в Молдавию, второй раз — когда вернулись.
      Со следующего года наш лицей начал у себя в Елгаве строить 78 квартирные дома для города. В то время работал прекрасный руководитель строительного треста — Виктор Лиепиньш. Он поверил нам. Это тоже настоящее событие — строить силами учеников дом от нулевого цикла до сдачи под ключ. В то время мы единственные в Советском Союзе имели подобный опыт.
      Таких эпизодов происходило много в течение года. И на заводах наши ученики работали успешно, и на реставрации памятников архитектуры. Например, мы приняли участие в реставрации Рундальского дворца.
      На следующий год набор в училище был конкурсный — мы не каждого принимали. В последние восемь лет моей работы в Лицее конкурс достигал десяти человек на одно место.

      Сергей Мазур:
      Как складывались взаимоотношения с родителями?

      Алексадр Городинский:
      Вы, знаете, родители первые, кто поддержал наши изменения в образовании. Родители были нашими не только единомышленниками, но помощниками. Для меня лучшим показателем успеха явилось то, что наши учителя и работники перевели своих детей из других учебных заведений в наш лицей.
      Мы отменили традиционные родительские собрания и создали «Университет родителей», где вместо нудных совещаний проводили обучение родителей нашим методам развития и воспитания.
      По правде говоря, надо отметить, в последние годы на занятиях «родительского университета» слышны были высказывания такого типа: «Посмотрите какой мир вокруг — везде ложь, агрессия. А вы в лицее воспитываете по каким-то «святым» правилам. Что наши дети будут делать, как они смогут выживать в таких условиях?». Но мы знали, что ответить в таких случаях. И время показало, что наша философия, методика и этика помогла ученикам достичь личного успеха.

      Мазур Сергей:
      Я слышал, что ваш лицей принимал участие в восстановлении церкви в Елгаве.

      Александр Городинский:
      Мы помогали ремонтировать несколько храмов. Самая интересная история связана с реставрацией церкви в Елгаве.
      Нашему лицею поручили подготовить одну из елгавских церквей к сносу, по-
скольку она была полуразрушенная и портила вид города. Там много лет хранили удобрения, которые разъедали древние стены. Первый раз, войдя во внутрь этой полуразрушенной церкви, я остолбенел от величия сооружения. В то время председатель и заместитель горсовета были культурные, образованные люди — представители высшей латышской интеллигенции (к сожалению не вспомню сейчас их имен).
      Шел 87 или 88 год. Мы с руководителями города условились тянуть время и в конце концов получили разрешение ремонтировать церковь под концертный зал. А отец Евгений, руководивший нашей работой, начал со своей стороны писать письма по своим церковным каналам.
      Делали мы ремонт бесплатно, это была практика для студентов. И вот наконец-то разрешили реставрировать это помещение именно под церковь. Отец Евгений с этого момента стал проводить регулярные службы.
      Один очень интересный эпизод. В лицее проходила очередная международная конференция. Было человек 200-300 гостей, из них где-то 20 профессоров из Америки и Европы. Одна из тем конференции звучала примерно так: «Нравственное совершенствование через религиозный опыт». Выступал также отец Евгений.
      После этого участники конференции включились в работу по уборке территории. Некоторые из них внесли пожертвования на восстановление храма.

      Сергей Мазур:
      Какие у вас были отношения с Елгавским монастырем?

      Александр Городинский:
      С монастырем у нас были прекрасные отношения. Мы им помогали с ремонтом и с подготовкой к зиме.
      Помню в монастыре иностранцев поразило кладбище (в этих могилах захоронены солдаты Первой мировой войны). На ровной площадке стоят одинаковые могильные камни, а на них написано: «Здесь похоронен Раб Божий» и фамилия: русская, рядом немецкая, латышская. Все надгробья одинаковые, все захоронены одинаково, без национальных различий.

      Сергей Мазур:
      А как же ученики?

      Александр Городинский:
      Во-первых, мы сразу начали проводить уроки и другие учебные занятия с пользой — ученики быстро это поняли. Уже через пару недель отпала проблема посещаемости. Если ученик по уважительной причине пропускал занятие, он звонил учителю и расспрашивал, что же происходило в его отсутствие.

      Сергей Мазур:
      Родители, ученики, учителя, директор. Давайте со всем этим разберемся по порядку.
Для меня отправной точкой медитации о педагогике является подход А.С. Макаренко. В его произведениях привлекает способность к анализу ситуации и воплощению многочисленных историй в ткань литературного текста. Наверное, не все у него получалось как у писателя. Даже в «Педагогической поэме» сталкиваешься с теми языковыми клише, которые бытовали в советское довоенное время. Странным с высоты XXI века кажутся панегирики комсомолу, чекистам как образцу организации для воспитанников макаренковской колонии. Но ведь в его наследии важно не это, а манефистация педагогического мышления.
      Возьмем, к примеру, «Книгу для родителей». Она состоит из девяти глав. Но как много она дает материала для обобщений. Вчитываешься в книгу и перед тобой предстает позиция А.С. Макаренко по отношению к такой группе как родители. Почему-то попавшие в эту группу люди оказываются беспомощными в самых простых воспитательных вопросах. Невольно вспоминаю своего приятеля Сергея Успенского, считавшего родителей наиболее реакционной силой в деле образования соб-ственных детей. Успенский школу будущего видел только как сеть учебных заведений-интернатов, доступ родителей в которые был бы предельно затруднен. Вот история отца и его тринадцатилетнего сына Миши. Отец ребенка обращается с вопросом к А.С. Макаренко: «Почему я потерял сына?». А Миша с удовольствием уезжает в коммуну имени Дзержинского. Там его будущее. Другая история. Кабинет, заставленный книгами. «Папа привлекает Володю к своим коленям, щекочет в Володином затылке и говорит: «Володька, ты почему не спишь?» Володя отвечает: «А ты почему не спишь?» Гости в восторге. Володя опускает глаза на папино колено и улыбается смущенно — гостям так больше нравится. Папа по-трепывает Володю по какому-либо подходящему месту и спрашивает: «Ты уже прочитал «Гамлета»?» Володя кивает головой. «По-нравилось?» Володя и в этот момент не теряется, но смущение сейчас не у места: «А, не очень понравилось! Если он влюблен в... эту... в Офелию, так почему они не женятся? Они волынят, а ты читай!» Новый взрыв хохота у гостей. Из угла дивана какой-нибудь уютный бас прибавляет необходимую порцию перца: «Он, подлец, алиментов платить не хочет!» Теперь и Володя хохочет, смеется и папа, но очередной анекдот уже вышел на сцену!!. И вывод к истории А.С. Макаренко: «В мелком и глупом тщеславии родители не способны присмотреться к физиономии сына и прочитать на ней первые буквы будущих своих семейных неприятностей».
      Как общий итог первой главы: человек не воспитывается одной личностью. Влияние улицы, семейной дрессировки, даже прекрасная проповедь не заменяет социального воспитания. Эта категория социального воспитания, кажется, центральная в педагогике А.С. Макаренко. Те, кто не способны к чувству социального (родители очень часто), являют собой пример деградации. Во второй главе рассказывается о том, как А.С. Макаренко готовил к переэкзаменовке «не совсем удачного сынка» в одной княжеской семье, проводившей лето в своем имении. Для А.С. Макаренко — это мир антиподов, наполненный пустой чопорностью, ужинным обилием, бесконечным рядом вилок, ножей, хрусталя. И оскорбительные для человека фигуры лакеев. «Я и теперь не понимаю, — писал А.С. Макаренко, — сколько времени можно жить такой бездеятельной пресыщенной жизнью и не обратиться в тупое животное? Ну, год, два, ну, пять лет, но не века же?»
Третья глава непосредственно связана, Александр, с вашим педагогическим опы-том в Калупском интернате и Елгавском лицее. Напомню, что в ней после истории с многодетной семьей (13 детей) Степана Денисовича Веткина, А.С. Макаренко мельком касается одной из советских дискуссий об ошибочности теории Ломброзо. Напомню, Чезаре Ломброзо (1836-1909) — знаменитый итальянский судебный психиатр и криминолог, родоначальник антропологического направления в кри-минологии и уголовном праве. Ему принадлежит теория так называемого «прирожденного преступника», согласно которой преступниками не становятся, а рождаются. Ломброзо объявил преступление естественным явлением, подобным рождению или смерти. Так вот, А.С. Макаренко был сторонником социального воспитания, т.е. подхода, согласно которому из любого сырого материала хорошее воспитание «может выковать интересный и здоровый характер».
      Однако кто способен осуществлять социальное воспитание? Родители, учителя, администрация школы или кто-либо другой?
      Вот вы утверждаете, что главное — создать для творческих педагогов идеальные условия работы, и все будет хорошо. Но ведь среди учителей талантливых, творческих в каждой школе встречаются типы, которые описал Анатолий Алексин в повести «Безумная Евдокия». Не сомневаюсь, и в Калупском интернате, и в Елгавском лицее под вашим началом работала не одна, а много «безумных Евдокий». Евдокия Савельевна «постоянно воспитывала учеников нынешних на примере учеников бывших, для чего устраивала встречи и собеседования». «От бывших своих учеников «безумная Евдокия» требовала, чтобы они подробно рассказывали о своих «трудовых буднях»: бухгалтер — про бухгалтерию, начальник ЖЭКа — про ЖЭК, шеф-повар — про кухню... И ученики, которых она своим громким голосом как-то тихо сумела прибрать к рукам, послушно вторили, что им действительно было интересно». Именно своеобразный организаторский талант Евдокии Савельевны привел к трагедии в семье девятиклассницы Оленьки.
      Мне представляется, что категория социального воспитания, над которой так много думал А.С. Макаренко и которая нашла отражение в его литературных и педагогических сочинениях, актуальна и для образования в XXI веке. Поэтому особенно меня интересует вопрос, как происходила работа в вашем «Учительском университете»?

      Александр Городинский:
      Мы создали психолого-педагогическую лабораторию со сложной структурой и содержанием работы. Официально, конечно, такого названия не существовало, потому что наша лаборатория не имела бюджета и ни перед кем и никак не отчитывалась.
      Лаборатория входила в «Университет учителей» и в работе принимали участие учителя и студенты старших курсов, которые интересовались философией, педагогикой и психологией. Каждый понедельник проводились философские семинары, каждый четверг психолого-педагогические семинары. Каждые три месяца созывались международные научно-практические конференции. Мы проводили исследовательскую и практическую работу, начиная от методик по преподаванию предмета, до разработки и проектирования методик развития мышления.
      В лицее проводили практические занятия выдающиеся ученые: Бреслав, Мауриньшь, А. Алексейчик, Б. Аврамец, В. Слободчиков, Л. Горбацевич, В. Корчемная, О. Самойлова.
Последние годы стали приезжать к нам профессора из Европы и Америки, которые изучали наш опыт и делились своим.
      Конференции проходили 3-4 дня, а итоговая конференция — летом неделю, иногда две. Программа конференций включала: вначале тематический доклад; потом педагогические мастерские, где учитель демонстрировал свои методы, творческие открытия; в конце каждого дня работы — общая рефлексия.
      Те, кто приезжал на наши конференции, несомненно, увозили с собою большой теоретический и практический материал для работы. Нам было чем гордиться. Когда я ездил в США на конференции, встречал педагогов, с гордостью показывавших уроки, на которых применяли то, что видели у нас в лицее.
      Во время конференций действовало правило: все классы открыты, любой гость мог зайти и присутствовать на уроках. Наши уроки длились по 4 или по 6 часов, поэтому можно познакомиться с методикой погружения и воплощения. Конференции всегда были представительные. Приезжало много профессоров из-за границы. Они не только снимали видео и записывали свои наблюдения, но и сами демонстрировали свои педагогические достижения.
        Поверьте, уровень научной работы в нашем «Университете» не уступал официальным университетам. Я могу сравнивать, побывав во многих ВУЗах мира, познакомившись с программами обучения учителей.

      Серегей Мазур:
      Как вы оплачивали в то сложное время работу приглашенных профессоров?

      Александр Городинский:
      Вам покажется это невероятным, но они работали у нас бесплатно. Иногда приходилось оплачивать дорогу или еще какие-то мелкие расходы нашим соотечественникам. Можете их спросить. Ученые и преподаватели приезжали к нам потому, что им было это интересно. Был такой период в истории.
      Что касается иностранных гостей, то они сами тогда оплачивали свою дорогу. Попробуйте сегодня пригласить профессора из США за бесплатно в гости, и чтобы он неделю участвовал в работе с утра до вечера, и еще каждый раз до полуночи дискуссировал на различные интеллектуальные темы. Это реальная история — я не выдумываю. Теперь, иногда с некоторыми встречаюсь в Америке. Они сами удивляются, как такое могло быть в те романтичные для всего интеллигентного мира времена.
      Если бы у нас тогда имелось достаточно средств, мы бы непременно создали на своей базе высшее учебное заведение. К сожалению, не успели, хотя были очень близки к этому.

      Сергей Мазур:
      Какую роль в вашем лицее играли методологи?

      Александр Городинский:
       Работа методологов — это особая история, сыгравшая важнейшую роль в нашей судьбе. У нас, можно сказать, работал филиал Московского методологического кружка. Руководил этим филиалом Тимофей Сергейцев. С ним работали Рифат Шайхутдинов, Ирина Посталенко, Дайнис Знотс, Марк Строжев, Римма Носорева, Игорь Ватолин и многие другие.
      Они «сделали революцию» в нашем мышлении. Что греха таить, все же мы, учителя, являлись носителями традиционного стиля общения, разговора, мышления, проектирования, вообще, традиционного стиля гуманитарных практик. Методологи появились — молодые, немножко «хиповатые», порой не совсем организованные, но когда они начинали работать с нашим коллективом, происходила какая-то трансформация личности.
      Это были уникальные, содержательные и невероятно эффективные уроки, в полном смысле этого слова. Методологи интересно и необычно мыслили. Они были свободные люди, не связанные какими-то узами, деньгами, идеологиями, пристрастиями, они много путешествовали по стране. Они были своеобразными художниками в мышлении.
Несколько лет подряд в лицее с участием методологов проходили семинары, диспуты, ОДИ, в том числе с учениками. Что очень важно, интенсивно проводились индивидуальные встречи, беседы на уроках и в свободное время. Мы не копировали мыслительную деятельность методологов — это бессмысленно и невозможно — мы развивали самостоятельно.
      Не всегда общение проходило гладко. Мне посчастливилось поучаствовать в конференциях методологов, где встречался с Георгием Петровичем Щедровицким — я застал его при жизни. Ну и, конечно, встречался с Петром Щедровицким, кроме этого, он проводил занятия в Высшей Педагогической Семинарии.

      Серегей Мазур:
      Какое отношение к вашему лицею было у прессы и официальной педагогической науки?

      Александр Городинский:
      Было время, когда о нас знали, писали, к нам приезжали толпами корреспонденты. На нашем материале защищались диссертации. Уже начиная с 1993 года о нас стали писать другие статьи, мол, мы «не то делаем», мы сдерживаем «революцию», мы мешаем прогрессу и тому подобное...
      К сожалению, нашими педагогическими достижениями в большей степени интересовались за границей. Наверное это нормальное явление, ведь «нет пророка в своем отечестве».

      Сергей Мазур:
      Как в «Перестройку» складывались ваши отношения с властью?

      Александр Городинский:
      На этот вопрос так просто не ответишь. Отношение с властью можно разделить на три разных периода. В советский период было все урегулировано, существовали общие правила для всех и каждый руководитель знал, что от него могут потребовать.
Потом наступил интересный период «Перестройки». Власти, можно сказать, несколько лет почти никакой над нами не было. Нам доверяли и мы весьма успешно работали во всех направлениях образовательной деятельности. Если приходили инспектора, только чтобы помочь решить какой-либо вопрос. Это продлилось с 86-го по 93 год.
      Наш коллектив активно участвовал в Атмоде. Мы принимали участие на баррикадах в Риге. Там были наши учащиеся и работники, на мосту была наша техника, мы каждую ночь возили еду для людей у костров. Я даже входил в «альтернативное министерство образования» Латвии. Это было время подъема, смелых и конструктивных предложений, выступлений в Риге, Таллине, Вильнюсе. Мы были романтиками, а власть, как всегда, досталась другим... Потом к власти пришли новые люди с другой этикой, с другим мировоззрением. На словах они были работниками министерства образования, а на деле занимались политикой и бизнесом. Эти люди старались, как можно скорее решать свои меркантильные проблемы, зная, что следующие перевыборы очень скоро и что надо успеть. Это происходило везде на всем пространстве развалившегося СССР. Но нам, как говорится, от этого не легче.
      Одним словом, последние три года моей работы — не работа, а выживание во имя спасения коллектива. Я сделал ошибку и не ушел сразу, хотя были весьма заманчивые предложения из-за границы и из России. Возможно кому-то покажется это банально и высокопарно, но тогда я не мог бросить коллектив учителей и учеников.
      Не хочется вспоминать об этом периоде. Это так же, как солдат, побывавший на настоящей войне, никогда не рассказывает о своих битвах. В это время и политическая, и экономическая ситуация была не в пользу системы образования.

      Сергей Мазур:
      Что вы можете рассказать о национальных проблемах в лицее и политике министерства в то время?

      Александр Городинский:
       Вы знаете, я не помню никаких национальных проблем в нашем лицее. У нас было примерно одинаковое число латышских и русских учебных групп. Национализм я встречал только в министерстве и в сред-ствах массовой информации и то только со стороны некоторых чиновников и идеологов. Ни в быту, ни на работе острых национальных проблем в лицее не было. Возможно потому, что я общался только с интеллигентными людьми, а в этом сообществе национализма быть не может. Нас сильно терзали «проверки по языку», ведь половина коллектива не знала латышского языка и не успела выучить... Но это, на мой взгляд связано не с национализмом, а с этикой инспекторов.
      С Пиебалгсом, министром образования, у лицея были прекрасные отношения, он часто бывал у нас, выступал перед коллективом, он ценил наш лицей, даже пару раз хвалил нас по радио и ТВ. Правда, после этого несколько чиновников сильно допытывались у меня, как это и почему, может взятку дал. Такое тогда было время — вдруг как-то порядочные отношения стали считаться ненормальными.
      Смешные трения (сейчас они мне кажутся смешными) возникали с некоторыми чиновниками из-за примитивной зависти. Этому придавался «национальный оттенок». Дело вот в чем, тогда иностранные делегации приезжали в министерство и заявляли: мы хотим побывать в Елгавском лицее, поскольку наслышаны об их достижениях из таких-то источников. Источников было предостаточно: через учеников, которые проходили практику в Польше, Германии, в Англии и своими поступками, мастерством создавали хороший имидж лицею. Конечно, хорошая репутация складывалась из-за участия профессоров, в лицейских конференциях. Иногда участники конференций дарили нам компьютеры, другую технику. Это тоже вызывало зависть...
      Мне посчастливилось побывать во многих странах, последние годы я постоянно живу в США. Сложилось впечатление, что власть везде устроена примерно по одному принципу. В этом мы наследники Римской империи и Римского права. Разница лишь в том, какие люди оказываются у власти, какие у этих людей характеры, воспитание, мировоззрение, этика.
Мое мнение — это мнение учителя. А что такое мнение учителя? Учитель общается и получает информацию не только от учеников, он общается с родителями, родственниками, чиновниками, с людьми самых разных профессий, культур, мировоззрений. Поэтому мнение учителя складываются из системы мнений всего населения страны.

      Сергей Мазур:
      Приходилось ли вам давать взятки власть имущим?

      Александр Городинский:
      Очень смелый вопрос вы задаете. Отвечу так же смело. Некоторые чиновники в Министерстве образования (не могу так сказать обо всех) в то время, особенно после Пие-балгса, требовали взятки в разном виде. Им приходилось давать подношения во имя спасения коллектвива. Иначе нельзя было, иначе бы нас разрушили намного раньше, чем это случилось.
      Если вы имеете в виду период работы при Советской власти — тогда мне никогда и никому не приходилось давать взятки. Даже мысли такой не возникало. И в «Перестройку» я такого не помню. Всякие там взятки приходилось давать только где-то, начиная с 93 года. Но «это» так не называлось в то время — «это» был «расчет» за свободу творчества, за сохранение работников, так решались вопросы.

      Сергей Мазур:
      В чем секрет успешной организационной работы в ваших школах?  

      Александр Городинский:
      Секрета нет. Думаю, любой успешный коллектив строит свою работу на следующих факторах: сбалансированная система и строгое исполнение законов, высокое педагогическое мастерство и искусство. Конечно, важно, чтобы не мешали внешние по отношению к школе силы — что мне удавалось осуществлять до поры и до времени.
      Успешная работа школы основывается на высоком мастерстве и искусстве учителей.       Хорошая школа — это хорошие учителя.
      Учитель — главный человек в школе, который творит успех.
      Школьная администрация только для того, чтобы помогать работать учителю.