В ХХ веке США трижды принимали участие в конфронтационном проти­востоянии международных систем. Сюда можно отнести две мировые войны и одну «холодную», главным итогом которых было последова­тельное возрастание роли США на мировой арене. В течение одного столетия «Америка превратилась из страны, изолированной в Западном полушарии, в державу мирового масш­таба по размаху интересов и влияния»2.

Это привело к тому, что «ни одна зна­чительная проблема не может быть сегодня решена без участия США или их активного противодействия»3.

С момента опубликования доктри­ны Монро в 1823 году и по настоящее время Соединенные Штаты оказы­вают возрастающее влияние на фор­мирование мирового порядка, в ко­тором они остаются единственной сверхдержавой, сохраняющей лиди­рующее положение в мире.

В XXI столетие США вступили в статусе мирового лидера, которому все труднее удержаться на мировом Олимпе из-за целого ряда военно-политических просчетов в своей внешней политике на фоне кри­зисного состояния национальной экономики. Это ставит под сомне­ние незыблемость американского мирового порядка и актуализиру­ет вопрос исследования истоков и движущих сил американского лидерства, а также перспектив его удержания при усиливающейся конкуренции на мировой арене со стороны нарождающихся центров силы и влияния.

Отсюда закономерен вопрос: воз­можна ли трансформация мирового порядка, основанного на принципе американоцентризма, к миру, пост­роенному на основе полицентризма, или же к монополярности нового об­разца? При кажущемся коренном раз­личии «однополярного» проекта от «многополярного» оба они, в сущно­сти, близки друг другу, так как конку­рируют между собой в рамках одной парадигмы, означающей противосто­яние сил на международной арене на основе принципа «один против всех».

Но в динамике современной гло­бализации прослеживается еще одна тенденция — это процессы глока-лизации4. Мир становится глубоко фрагментированным вследствие рос­та конфликтогенности и социальной энтропии5, распространения соци­альных войн6 и применения техноло­гий «управляемого хаоса»7 для деста­билизации социально-политической обстановки в отдельных странах. На первый взгляд данная модель мироус­тройства совершенно не вписывается в американскую концепцию удержа­ния лидерства. Но это не так. Ситуа­ция «управляемого хаоса» позволяет Америке реализовать на практике древний римский принцип «разде­ляй и властвуй», который был взят на вооружение в последние годы, когда стало ясно, что война — это слишком дорогое «удовольствие», сопровожда­ющееся уничтожением ценных при­родных и людских ресурсов.

На пути к глобальному лидерству Америка делала ставку исключительно на силовое решение международных проблем. Недаром немецкий ученый К. Шмит писал, что «в 1898 г. США на­чали войну с Испанией, а затем и про­тив всего мира, и конца этой войне не видно»8. Культ силы, доктрина пред­определенной судьбы американского народа, воплотившиеся в геополити­ческих концепциях Х. Маккиндера, адмирала А. Т. Мэхэна, Н. Спайкмена, в доктрине Монро, универсализме В. Вильсона, и которые были отож­дествлены с интересами всего челове­чества, — вот составляющие элементы идеологии мирового господства США, сложившиеся на рубеже XIX—XX ве­ков и с тех пор не претерпевшие зна­чительных изменений.

История американского экспан­сионизма началась с публикации до­ктрины Монро и была основой вне­шней политики США на протяжении всего ХХ века, завершившегося разва­лом СССР и установлением контроля над странами Восточной Европы пу­тем их присоединения к НАТО и рас­членения Югославии.

Успех стран Запада в «холодной войне» против СССР и его союзни­ков был закреплен в новой редакции доктрины Монро, получившей назва­ние «доктрина Клинтона—Олбрайт», согласно которой НАТО присвоила себе глобальную ответственность за международную безопасность, стремясь потеснить ООН на между­народной арене. Таким образом, мо­дифицированная доктрина Монро превратилась в инструмент завоева­ния геополитических пространств с целью реализации экспансионист­ских устремлений Соединенных Шта­тов, создания Большого пространства американской гегемонии в Западном полушарии с целью политического и экономического подчинения стран Западного полушария. В результате реализации этой доктрины латино­американские государства преврати­лись в американские протектораты, в определенный период своей исто­рии лишенные всякого реального су­веренитета и сохранявшие лишь его внешнюю атрибутику.

На следующем этапе развития аме­риканской геополитической мысли формируется концепция универса­лизма, изложенная президентом США В. Вильсоном на Парижской мирной конференции, которая состоялась после окончания Первой мировой войны и завершилась подписанием Версальского мирного договора в 1918 году. В это время усилия Вашин­гтона были направлены на превраще­ние только что созданной Лиги Наций в инструмент установления англосак­сонского мирового господства путем включения, по требованию Вильсона, положений доктрины Монро в Устав Лиги Наций. Считается, что с этого момента доктрина Монро покинула территорию Западного полушария и направила свой взор на Европу и Азию, превращаясь из инструмента американской региональной полити­ки в доктрину мирового господства.

Как показательно проговаривает­ся А. Л. Ловелл, «экспансионизм есть сущность англосаксонской расы. От­казаться от экспансионизма было бы предательством. Экспансионизм явля­ется законом природы. Наша нация не будет в состоянии выжить, если она не будет подчиняться этому закону»9. Из сказанного можно сделать вывод, что «законы природы» делают экспанси­онизм биологическим императивом США. По убеждению американской политической элиты, исходя из расо­вого превосходства англосаксов, Со­единенным Штатам суждено победить в борьбе за мировую гегемонию10.

Официальная американская про­паганда уже в начале ХХ столетия изображала войны за захват Кубы, Филиппинских и Гавайских остро­вов, а также Пуэрто-Рико, то есть первые войны США за передел мира, как «освободительные» и направлен­ные на защиту населения этих стран от иностранного гнета. При этом в американской пропаганде широко использовалась подмена понятия «аг­рессия» на такие понятия, как «защи­та» и «опека».

Американский президент Т. Руз­вельт в своей политической деятель­ности придерживался откровенно ми­литаристских установок. В своей книге «Завоевание Запада» он писал: «...ника­кой триумф мира не является столь великим, как высший триумф войны». Здесь же он отмечает, что завоевание «дикого Запада» белыми поселенцами является расовой войной между анг­лосаксами и индейцами, и эта война была по воле судьбы «доведена до ло­гического, с точки зрения расового социал-дарвинизма, конца»11.

В послании Т. Рузвельта американ­скому конгрессу 6 декабря 1904 года говорилось: «Хронические правона­рушения или бессилие, приводящее к распаду всех устоев цивилизации, могут, в конце концов, привести к необходимости интервенции циви­лизованных стран, заставляют их вы­полнить обязанность международной полицейской силы»12.

Детерминировали данную идею во времена правления администрации В. Вильсона Дж. Левин и Н. Гордон, которые утверждали, что «народы, отделившиеся после распада России, Австро-Венгрии и Турции, в своем по­давляющем большинстве совершен­но необразованные. Большинство из них или не в состоянии управлять собою или проявляют явную недоста­точность в силе самоуправления. Эти народы потребуют долговременного ухаживания и воспитания для дости­жения экономической и политиче­ской самостоятельности»13.

Исследователи американской по­литической мысли писали, что эконо­мический империализм Т. Рузвельта, выраженный в политике «открытых дверей», являлся той же войной, но с применением других средств, кото­рые в наше время облечены в форму стратегий «мягкой силы» и «непря­мых действий». «Война — это экстре­мальная кульминация экономическо­го соперничества между странами. Это означает, что международное экономическое соперничество, осу­ществляемое с целью завоевания но­вых рынков, должно неизбежно за­кончиться войной. Вся предыдущая история является подтверждением этого неоспоримого факта. Полити­ка "открытых дверей" должна вестись безмилостно и беспощадно»14.

Подтверждение этому мы можем найти в другом источнике, в кото­ром политика «открытых дверей» характеризуется как «полное эконо­мическое проникновение, имеющее то же эффект, что и территориальная оккупация»15.

Еще в начале ХХ века американский историк Б. Адамс в своих трудах пред­восхитил начало «холодной войны». Он пришел к выводу, что планы уста­новления американского мирового господства, которые подразумевают гегемонию и контроль над евразий­ским континентом, неминуемо при­ведут к конфликту с Россией. В своей статье «Новая индустриальная револю­ция» он пишет, что «американцы долж­ны понять, что это будет война не на жизнь, а на смерть. Это будет война не против отдельной нации, а против це­лого континента. В мире нет места двум империям. Один организм должен по­бедить и уничтожить другой. Слабый организм должен погибнуть»16.

Таким образом, можно утверждать, что статья Б. Адамса явилась первым стратегическим документом не толь­ко планирования будущей «холодной войны», но и всей последующей по­литики Вашингтона на евразийском пространстве.

После окончания Первой миро­вой войны американские доктрины «Предопределенной судьбы», Монро и «открытых дверей» слились воеди­но в вильсоновском универсализме. В. Вильсон не только придал им гло­бальный характер, но и представил их предначертанными по воле Бога. Бо­лее того, он договорился даже до того, что сравнил себя если не с Богом, то, по крайней мере, с его сыном.

«Почему, — вопрошал Вильсон, — Иисус Христос не добился того, что­ бы мир уверовал в его учение? Пото­му что он ограничился проповедью идеалов, но не указал практических средств для их достижения. Я предла­гаю осуществимый план доведения до конца стремления Христа»17.

Следуя идеологическим шабло­нам своей доктрины, загримирован­ным под «универсальные интересы человечества», Вильсон определил назначение Лиги Наций, которая должна была стать инструментом для создания американского мира. Он провозгласил: «Нам нужно решить единственный вопрос: вправе ли мы отказаться от руководства, примем ли мы или отвергнем доверие мира. Все готово. Перст судьбы указывает нам путь. Это случилось не по плану, со­ставленному человеческими руками. Нас ведет Бог. Мы не можем отступить. Мы можем лишь следовать вперед со взором, устремленным к небесам, и с бодрым духом. Америке суждено ука­зать истинный путь»18.

В 1914 году В. Вильсон заявил, что «США стремятся зажечь свет, ко­торого мир никогда прежде не ви­дел, — свет свободы, принципов и справедливости»19. Таким образом, в недрах американского политиче­ского истеблишмента была создана ортодоксальная политическая тео­рия гегемонии США, превзошедшая по своей догматичности католиче­скую церковь в прошлом. Не случайно К. Шмит характеризовал идеи миро­вого господства Вильсона и их теоло­гическое обоснование как абсурдные.

Сразу после окончания Первой мировой войны В. Вильсон создал го­сударственную комиссию по разра­ботке плана расчленения Советской России, в секретных комментариях к которому были «14 пунктов Вильсо­на», реализация которых, как счита­ли в Вашингтоне, было делом време­ни. В комментариях американского президента отмечалось, что Россия «слишком велика и гомогенна для на­шей безопасности. Я бы хотел видеть Сибирь как отдельное государство, а Европейскую Россию расчлененной на три части»20.

Таким образом, «русский вопрос» должен был окончательно решиться посредством расчленения Советской России на отдельные самостоятель­ные области, подконтрольные Со­единенным Штатам21. В соответствии с планом Вильсона предполагалось всю Россию разделить на области, обладающие собственной экономи­кой, но при этом ни одна область не должна быть достаточно самостоя­тельной, чтобы образовать сильное государство.

Возможную судьбу России после ее расчленения на отдельные квазигосу­дарства можно проиллюстрировать на примере Кубы после ее захвата Соединенными Штатами в 1901 году. Как известно, оккупационный режим на Кубе сохранялся до тех пор, пока ее правительство не приняло «поправку Платта» в качестве приложения к сво­ей конституции22. Важнейшими стать­ями «поправки Платта» были 1, 2, 3 и 7. Статья 1 запрещала Кубе заключение договоров с иностранными государ­ствами; 2-я ограничивала право Кубы брать иностранные займы; 3-я пре­дусматривала право США на интер­венцию и лишала Кубу возможности проведения независимой внешней политики; 7-я закрепляла контроль Вашингтона над Кубой, а также обя­зывала ее продавать или сдавать в аренду территорию под склады и базы. Кроме того, все акты Законода­тельного собрания Кубы подлежали утверждению Соединенными Штата­ми. Парадоксальной особенностью данной поправки является то, что всякая попытка самоопределения и установление национальной незави­симости Кубой считалась противоре­чащей собственной конституции.

Однако мирового господства после Первой мировой войны Соединен­ным Штатам установить не удалось. Зато доктрина Монро была включена в Устав Лиги Наций в виде статьи 21, что не только сузило правовые рам­ки этой организации, исключив из ее юрисдикции сферу влияния США, но и привело к подрыву существую­щего тогда международного права. Недаром К. Шмит заявил, что вклю­чение доктрины Монро в Устав Лиги Наций явилось первым поражением Европы от США и началом распада господствующих принципов меж­дународного права, исторически сформировавшегося в период между Вестфальским миром в 1648 году и Венским конгрессом в 1815-м, дей­ствующих до сих пор.

После Второй мировой войны продолжилось расширение геопо­литического пространства Америки, но уже в русле геополитической кон­цепции Х. Маккиндера23. Согласно его концепции внутреннее простран­ство Евразии, называемое им «осе­вым регионом» мировой полити­ки — «Хартлендом»24 и в основном совпадающее с территорией Совет­ского Союза, играет ключевую роль в плане завоевания Америкой миро­вого господства. Основной принцип его концепции был сформулирован в известной геополитической максиме: «Кто правит Восточной Европой, тот господствует над Хартлендом. Кто пра­вит Хартлендом, тот правит Мировым островом. Кто правит Мировым ост­ровом, тот господствует над миром»25.

Ф. Рузвельт считал, что объединение стран евразийского континента будет представлять опасность для США в эко­номическом и политическом отноше­ниях. Поэтому американская внешняя политика после Второй мировой вой­ны была направлена на установление американской гегемонии в Европе. Со­здав НАТО в нарушение Устава ООН, запрещавшего военные союзы, не име­ющие регионального характера, и раз­вивая концепцию доктрины Монро, США подчинили себе в военном и по­литическом отношениях не только по­бежденные Германию, Италию и Япо­нию, но и своих недавних союзников.

После окончания «холодной вой­ны» на смену биполярному устрой­ству мира пришла новая америка-ноцентричная система мирового экономического и политического мироустройства, в котором реализа­ция политики «открытых дверей» сде­лала глобализацию реальностью26.

В настоящее время экспансия США «проявляется в форме "глобальной вовлеченности" Америки в экономи­ческую, политическую и культурную трансформацию мира»27.

Биполярная конфронтация с СССР дала время Соединенным Штатам сформировать новую структуру меж­дународных отношений, создать сеть международных институтов и струк­тур безопасности с подключением к ним других стран. Объединяющее на­пряжение «холодной войны» способ­ствовало интеграции Запада в его борь­бе с лагерем социализма и заложило основы процессов глобализации.

Ослабление экономик европей­ских стран вследствие Второй миро­вой войны, приведшее к уменьшению политического веса Европы в меж­дународных делах, создало ситуацию, позволившую Соеди­ненным Штатам за­нять ведущее место в мировой полити­ке, соответствующее их возрастающей мощи и влиянию. Американские поли­тические стратеги полагали, что в усло­виях послевоенного ослабления Европы США получили уни­кальную возмож­ность сформировать мировой порядок на принципах, ко­торые бы полностью соответствова­ли их интересам28.

Как полагали в политических кру­гах Америки, наступило время для окончательного отказа от изоляци­онизма и выхода на опустошенную мировой войной европейскую арену с целью установления там новой си­стемы международных отношений, гарантом которой готовы были стать США. Зб. Бжезинский подчеркивал, что «предотвратить появление на международной арене доминирую­щей и антагонистической евразий­ской державы — остается централь­ным моментом в плане способности Америки осуществлять свое мировое лидерство»29. «В Евразии первостепен­ной задачей является создание таких условий, когда ни одно государство или коалиция государств не смогла бы вытеснить США или уменьшить их решающую роль»30.

Успех стратегии США в Европе в послевоенный период ее восстанов­ления в значительной степени предо­пределил план Маршалла, являющий­ся поворотным моментом в истории Америки на ее пути к достижению гло­бального лидерства31. План Маршал­ла, выраженный в форме Программы восстановления Европы (ПВЕ), как представляется в настоящее время, ознаменовал собой системообразую­щий механизм формирования запад­ного альянса, ведомого США32, а Америку превращал в империю нового типа — «империю по приглашению»33. Соединенные Штаты оказались в по­ложении стороны, приглашенной странами Западной Европы34. Объяс­няется это тем, что в послевоенных условиях США были единственной страной, которая могла оказать эко­номическую помощь для восстанов­ления европейских стран. Иниции­ровав данное «приглашение» и умело им воспользовавшись, Вашингтон по­лучил взамен согласованную поли­тику западноевропейских государств на многие годы. Более того, здесь прослеживается связующая роль пла­на Маршалла с генезисом «холодной войны», который заложил основы ат­лантической солидарности, реализо­ванные в создании блока НАТО35.

Однако на пути закрепления гло­бального доминирования Соединен­ных Штатов мешало отсутствие об­щей угрозы, фактора, необходимого для цементирования американского глобализированного мира «откры­тых дверей». В первое десятилетие по­сле окончания «холодной войны» это обстоятельство разъедало атланти­ческую солидарность, поскольку без враждебной силы, угрожающей меж­дународной безопасности и стабиль­ности, прочность связующих нитей Альянса не может считаться гаранти-рованной36.

Цели и задачи, заложенные в 1947 году госсекретарем США Маршаллом, лежат в основе американской внеш­ней политики и в настоящее время. Отличие состоит в том, что после окончания «холодной войны» и об­разования вакуума влияния в странах постсоветского пространства Соеди­ненные Штаты по-прежнему ини­циируют предоставление «помощи» данным государствам на условиях их зависимости от Вашингтона. Нынеш­ний американский геополитический экспансионизм Зб. Бжезинский назы­вает «вторжением в геополитический вакуум Евразии»37.

Но здесь перед Вашингтоном сто­ит сложная задача выработки поли­тики в отношении стран, оставшихся за пределами западного мира, хотя и связанного с ним определенными отношениями. К таким странам отно­сятся, прежде всего, Китай, Россия и Индия. Именно они могут претендо­вать на собственную значимую роль в мировой политике. Ввиду того, что это — ядерные державы, силовые ва­рианты действий в отношении их исключаются. Поэтому в отношении данных стран Вашингтон применя­ет стратегии «непрямых действий» и «мягкой силы» с надеждой, что в бу­дущем возникнут благоприятные ус­ловия для использования технологии «управляемого хаоса» с целью орга­низации «цветных революций» для установления в данных странах про­американских режимов.

Что касается независимых госу­дарств постсоветского пространства, то их руководство строит свою поли­тику на основе использования проти­воречий интересов великих держав. Это порождает непоследовательность политических курсов означенных го­сударств, которые, принимая помощь стран Запада и участвуя в различных международных программах и про­ектах, не упускают возможности вы­торговать какие-либо привилегии и уступки и со стороны России. Кроме того, руководители данных государств прекрасно понимают, что модерниза­ция своей экономики, силовой и хо­зяйственной инфраструктур за счет внешних источников делает эти стра­ны зависимыми от стран-доноров, ухудшение отношений с которыми в случае изменения политического кур­са может привести к кризису или даже смене режима. Из этого можно сделать вывод о том, что повторения ситуации, которая сложилась в Западной Европе в послевоенный период и обеспечила успешную реализацию плана Маршал­ла, сейчас не наблюдается.

Вряд ли в XXI веке история сделает исключение для Соединенных Шта­тов. На новом витке исторического развития неизбежно возникнут но­вые центры силы, которые будут про­тивостоять США, пытаясь вытеснить их на вторые роли на международной арене. При этом речь идет не столько о силовом противостоянии, сколько об объединенном политико-эконо­мическом и культурно-информаци­онном противодействии стран, не желающих испытывать на себе давле­ние США.

Но пока еще Соединенные Штаты сохраняют позиции мирового лиде­ра. В связи с этим возникают законо­мерные вопросы: что лежит в основе их более чем векового геополитиче­ского господства, и как долго оно может продлиться? Почему центры силы, претендующие на глобальную роль, не могут перехватить инициа­тиву у Соединенных Штатов и выйти на лидирующие позиции, и что им для этого необходимо сделать?

Причины американской гегемо­нии можно объяснить с позиций исторической антропологии. Как и во всякой общественной системе, в американском обществе имеет мес­то разделение на две далеко не рав­ные части: основная масса населения создает национальные богатства и занята в сфере услуг, а меньшая — ра­ботает в области разработки и внед­рения инновационных технологий, занята в сфере государственного уп­равления. Таким образом, большин­ство населения создает материаль­ную основу общества, его богатства; а меньшинство — эффективно уп­равляет этими ресурсами и занима­ется инновациями.

При этом сильной стороной аме­риканского общества является со­вершенство и умелое применение средств, ценностей и стимулов, ко­торые побуждают людей наращивать потребление товаров и услуг. В США мотивационные потребительские компрессоры развивались в течение всего ХХ века, оказывая психологи­ческое воздействие на поведение людей, и шли параллельно с эконо­мическим развитием. Здесь следу­ет вспомнить, что первоначальный толчок потребительскому буму дали американское конвейерное произ­водство товаров и соответствующая ему товарная реклама; затем в ход пошли продажа акций и предостав­ление потребительских кредитов населению, поддерживаемые масс-медийной и брендовой рекламой товаров и услуг. Сейчас наступила эпоха виртуализации мотиваций и потребностей людей с переходом от акцентирования на качестве про­дуктов к предоставлению комфорта, удовольствий и престижа обладате­лей какого-либо товара.

В результате экономика, стимули­рованная спросом, порожденным мотивационными компрессорами, выбрасывает на рынок все большее количество разнообразных товаров и невероятно разгоняется в своем рос­те. Происходит неоправданно быс­трая смена товаров внутри каждого бренда в целях стимулирования рос­та продаж и, следовательно, прибыли корпораций.

В то же время мотивационные ком­прессоры потребления, наиболее развитые в странах «золотого милли­арда», оказывают влияние на умона­строения у населения стран третьего мира, порождая потребности, не соот­ветствующие уровню экономического развития данных стран. Это ведет к де­стабилизации социально-политиче­ской обстановки и неконтролируе­мой миграции в страны Европы.

Соединенные Штаты будут со­хранять мировое лидерство до тех пор, пока интеллектуальная, полити­ческая и бизнес элиты страны будут уделять внимание инновационному развитию. Но как только начнется затухание инновационной мотива­ции в американском обществе, и его творческая часть начнет переходить в группу потребителей материальных благ под действием мотивационных компрессоров потребления, Соеди­ненные Штаты будут вынуждены уйти с мирового Олимпа.

А есть ли претенденты на мировое лидерство, и что они должны для это­го сделать?

Все критики мировой гегемонии Америки (из России, исламского мира, Китая, Индии и стран Латинской Аме­рики) страдают одним общим недо­статком: они еще не до конца сознают глубинную сущность современного лидерства. США являются мировым гегемоном не только и не столько по­тому, что используют экономическую, военную и культурную силу, а потому что широко используют инновации, трансформируемые в военно-поли­тическую и экономическую мощь. Всем государствам, претендующим на это звание, следует понять, что стать лидером в современном мире можно только за счет сочетания двух главных факторов: разработки и ши­рокого внедрения самых передовых инноваций и наличия универсальной цивилизационной  доктрины госу­дарства. Высокий уровень обществен­ного богатства позволяет Соединен­ным Штатам сохранять лидерство за счет притока из-за рубежа творчески мыслящих людей, которым создают­ся условия для реализации своих спо­собностей и труд которых хорошо оплачивается.

Что касается цивилизационного проекта, то здесь перед мировыми цивилизациями, потенциально пре­тендующими на мировое лидерство, встает вопрос о его наличии и пер­спективах его признания в мировом сообществе. Индия предлагает миру философские и культурные ценно­сти индуизма. Однако они не облада­ют универсальностью, и вероятность принятия их в качестве общей циви-лизационной платформы низка. Ла­тинская Америка, после очередной радикализации общественной жизни, предлагает миру концепцию социа­лизма с латиноамериканским лицом, построенную на сочетании католи­цизма и революционного марксиз­ма. Тем не менее и этот проект также имеет сугубо региональное значение и не может претендовать на универ­сальность.

Исламский мир предлагает миро­вому сообществу духовные и куль­турные ценности ислама в широком спектре социально-политических реализаций: от традиционной версии до радикального фундаментализма. В настоящее время мы наблюдаем активное продвижение исламского проекта в странах Ближнего Востока, Северной Африки, Европы и в некото­рых регионах России. Но на данный момент его перспективы представля­ются недостаточно ясными.

Обобщая сказанное, можно кон­статировать, что миропроекты Ин­дии, Латинской Америки и исламско­го мира не могут выступать в качестве универсальных цивилизационных основ для большинства населения Земли, что не дает возможности дан­ным странам претендовать на роль мировых лидеров. Что касается Ев­ропы, то она после Второй мировой войны все еще остается в фарватере внешней политики США, является их ближайшим союзником и поэтому не в состоянии выдвинуть свой циви-лизационный проект мирового зна­чения, сравнимый с американским проектом либеральной демократии или советским проектом коммуни­стического Интернационала. При­чина в том, что американский ци-вилизационный проект основан на европейской философии гуманизма эпохи Просвещения, а для того чтобы предложить миру что-либо принци­пиально новое, Европе необходимо будет решительно отказаться от всего философского и культурного насле­дия прошлых веков — что в настоящее время не представляется возможным.

При этом сильной стороной аме­риканского цивилизационного ми-ропроекта является отсутствие кон­фессиональной, национальной и культурной привязки, что придает ему универсальный характер. Более того, в нем в полной мере использу­ются современные стратегии и тех­нологии глобализации в экономиче­ской, информационной и культурной сферах человеческого общества. Это придает ему адаптируемость к реаль­ным условиям существования различ­ных социумов.

Россия в ходе социально-полити­ческой трансформации решительно отказалась от мирового коммунисти­ческого проекта, который имел уни­версальный характер. Это привело к отказу от роли мирового лидера, что освободило место для США на миро­вом Олимпе. Советскому Союзу по­просту не хватило ресурсов для того, чтобы удержаться в числе фаворитов в гонке за лидерство двух сверхдержав. Дефицит интеллектуальных ресурсов советского партийного руководства отчетливо проявился в области ин­новаций, когда в 1950-х годах были отвергнуты такие прорывные науч­ные направления, как кибернетика, генетика и некоторые другие. Это по­ложило начало отставанию в вычис­лительной технике, биотехнологиях и социально-политических науках. Сегодняшние усилия России в обла­сти инновационного развития пока не принесли результатов. Поэтому внимание российского руководства сосредоточено не на разработку но­вого цивилизационного проекта, а на удержание постсоветского про­странства в своей зоне влияния, на недопущение проникновения в него внешних сил.

Китай, несмотря на значительные успехи в экономическом развитии и освоении новых технологий, в от­ношении цивилизационного миро-проекта находится в русле Америки. Видимо, в Пекине рассчитывают на завоевание гегемонии за счет пере­хвата мировых функций США в фи­нансово-экономической и военной сферах, но только после того как аме­риканцы начнут сдавать позиции на международной арене. Трудно судить о происходящих в Китае процессах в данной области. На фоне впечат­ляющего роста экономической и военной мощи Пекин до сих пор не предложил миру ни одной значимой политической инновации глобаль­ного значения. Представляется, что китайское руководство пойдет своим путем.

В этом плане, по нашему мнению, представляет интерес рассмотрение вероятных сценариев динамики ли­дерства на международной арене на среднесрочную перспективу:

1. Сохранение в долгосрочной перспективе Соединенными Штата­ми своей лидирующей роли за счет высокого   инновационного потен­циала, обеспечивающего их превос­ходство в экономической и военной областях, а также за счет некоторой адаптации западного цивилизацион-ного проекта.

1. Прорывное экономическое раз­витие одного из государств, которое заявит свое право на лидерство сна­чала посредством применения эко­номических рычагов, а затем, если возникает такая необходимость, и во­енным путем, последовательно рас­ширяя свои географические границы и ареал своей сферы военно-полити­ческого и экономического влияния. Возможно, в перспективе это место окончательно займет Китай.
2. На роль мировых лидеров пре­тендуют несколько государств и ква­зигосударственных транснациональ­ных, трансграничных образований, формирующих свои военно-полити­ческие союзы (НАТО, Второй араб­ский халифат, ШОС, Евразийский союз, транснациональные корпора­ции), что приведет к фрагментиро-ванному сообществу соперничаю­щих между собой различных центров силы и влияния.

При этом все три сценария нельзя рассматривать как антагонистиче­ские альтернативы. Их осуществление зависит от геополитической динами­ки всего мирового сообщества. Раз­витие по первому сценарию возмож­но при постепенном социальном, экономическом  и инновационном развитии ведущих субъектов между­народного сообщества, что создаст благоприятные условия для Соеди­ненных Штатов.

Второй сценарий возможен при прорывном экономическом и инно­вационном развитии хотя бы одного из претендентов на мировое лидер­ство, который изменит геополити­ческий баланс сил в свою пользу.

Третий сценарий может осуще­ствиться при успешном экономиче­ском и инновационном развитии сразу двух и более государств, кото­рые фрагментируют международное сообщество на конкурирующие меж­ду собой блоки и коалиции.

В качестве альтернативы всем пре­дыдущим сценариям можно предпо­ложить ситуацию, когда на роль ми­рового гегемона станет претендовать не одно или несколько государств, а некая транснациональная орга­низация или некое трансграничное сетевое сообщество, не имеющее го­сударственной привязки, существу­ющее в виртуальном пространстве глобальных коммуникаций, но спо­собное управлять мотивациями соци­умов, что и было недавно опробовано в ходе революционных событий так называемой «арабской весны». Одна­ко для появления такого «виртуаль­ного гегемона» потребуется довольно продолжительный период времени, что выходит за рамки рассматривае­мого прогноза.