Хусейн Чалаян, мода и нарратив (Hussein Chalayan, recits de mode).
Музей декоративных искусств, Париж. 5 июля — 11 декабря 2011

Хусейн Чалаян родился в турецкой семье на Кипре, в Никосии, рассе­ченной надвое столице двух государств — турецкого мусульманского на севере и греческого христианского на юге. В городе, подобном тому, чем был в свое время Иерусалим, только с той разницей, что с острова никуда не убежать. После отделения Кипра от Британской империи в 1960 году, кровопролитных столкновений между греками и турками, отделения турецкой части в 1974 году, провозглашения независимости Турецкой Республики Северного Кипра в 1983-м напряжение сохра­няется и даже усиливается. Северный Кипр остается непризнанным государством, репродукторы с минаретов направлены на юг. До кли­ентов оффшорных банков и туристов на южном берегу им, конечно, не достать, но кому надо, тот услышит.

Слышит и Чалаян. В отличие от других модных дизайнеров, для ко­торых этическая проблематика и вечные вопросы — во многом поза, желание приблизить моду к концептуальному искусству, для Чалаяна это семейная история и жизненная позиция. В коллекции Afterwords он исследует проблему вынужденного переселения людей. Чалаян упоминает турок-киприотов, которые во время гражданской войны покинули свои дома и перебрались в север­ную часть острова, и ни слова не говорит об обратной волне миграции. Впрочем, эта ангажированность и простительна, и оправданна. В ис­кусстве это основа выразительности. Выразительность работ Чалаяна к тому же выдержана, очищена, облегчена — в отличие, например, от экспрессивности Александра Маккуина, который работал в похо­жем ключе.

Выдержанность как результат накопленного опыта и неизбежных метаморфоз, как настоящее, содержащее в себе знаки прошлого, видна уже в выпускной работе Чалаяна в колледже Сент-Мартинс 1993 года. Эти знаменитые Burried dresses — коллекция предметов одежды, зако­панных им на год и затем вновь извлеченных, — имели бешеный успех и были сразу после показа выкуплены знаменитым люксовым магазином Browns в Лондоне. Эти платья — история в себе. Как объясняет Чала- ян, «речь идет о жизни женщины-ученого, которая хотела объединить восточную философию и западную, картезианскую картину мира, и о неприятии, с которым она столкнулась на своем пути. Дальше проис­ходит танец, во время которого в танцовщиц, символизирующих глав­ную героиню, одетых в движущиеся намагниченные платья, бросают металлические опилки в знак протеста. Затем их похищают, убивают и закапывают вместе с одеждой. Я переиграл эту драму и закопал платья вместе с опилками. Потом я показал эти одежды вместе с прикреплен­ными изнутри в виде этикеток фрагментами текста, рассказывающего о том, что произошло с танцовщицами» (Chalayan 2011).

Линейность пространства и времени оспаривается Чалаяном множе­ство раз. Платье из коллекции Temporal Meditations сшито из гобелена, в котором рыцарское сражение соседствует с библейскими пастухами, бассейном отеля, небоскребами и взлетающим самолетом. В работе Im­minence of Change на голове женщины парик, который преобразуется, демонстрируя изменения в прическах с 1950-х годов: волосы растут, укорачиваются, выпрямляются и завиваются на глазах у зрителей, сам аппарат, с помощью которого работает инсталляция, выставлен в со­седней витрине. В коллекции Inertia разрабатывается тема автоката­строф, и модель, представляющая платье из ткани, в основе рисунка которой изображение разбившегося в аварии автомобиля, синтезиру­ет в себе одновременно причину и последствия аварии. В конце пока­за появляются модели, одетые в «развевающиеся» мини-платья из ла­текса, раскрашенного вручную, также изображающие искореженные корпуса автомобилей.

Чалаян — мастер механики и спецэффектов. Для показа коллекции Readings на одежде, расшитой кристаллами Сваровски, были закреплены двести подвижных лазеров, испускающих яркие красные лучи; световые эффекты были также использованы в коллекции Grains and Steel. Это и встроенные каркасы платьев, заставляющие их расправлять­ся, как по волшебству (Remote Control Dress), инфракрасные шляпы- лампы, самораскрывающиеся капюшоны (Airborne). В коллекции Sakoku, напротив, механика снова замещается ручной работой: ши­фоновое платье «дышит» благодаря ритмичным движениям четырех черных силуэтов, одетых в самурайские костюмы. Еще пример — ин­сталляция I am sad Leyla, открывающая экспозицию. Это статуя турец­кой певицы Сертаб Эренер в натуральную величину, одетая в костюм из коллекции Dolce far niente, на которую проецируется движущееся изображение ее собственного лица; Сертаб поет песню I am sad Leyla, в соседнем зале на большом экране синхронно показывается запись ее выступления с оркестром.

Геометричность и архитектурность одежды стала в последнее время общим местом, в особенности если речь идет о работах выпускников Сент-Мартинс. И эту тему Чалаян глубоко прорабатывает, начиная с планиметрии платьев Par Avion, вписанной в треугольник рубашки Act to Institution, уплощенной плиссировки белых батистовых платьев Geo- tropics и заканчивая стереометрией жакета, сшитого из ковра с ворсом разной длины (Genometrics), и платьев из жатого и плиссированного шифона, напоминающих выстриженные кусты (Before minus now), при чем как бы подтверждая ассоциацию, манекены держат в руках нож­ницы. Но и здесь Чалаян открывает новые горизонты, доводя форму до абстракции, а силуэты — до футуристической антропологичности: коллекция Panoramic — «новая униформа, которую невозможно опи­сать» (Ibid.), где тело растворено в новых геометрических параметрах, по большей части искусственных. Это гибридная одежда, которая скры­вает человека, растворяет его в пространстве анонимности.

Литература

Chalayan 2011 — Hussein Chalayan. N.Y., 2011.