«Аррр. Модные монстры» (Arrrgh. Monstres de mode). Гаите лирик, Париж. 13 февраля — 7 апреля 2013

У тех, кто наблюдает за модными показами, периодически возникает ощущение: то, что показывают, совершенно невозможно носить. И это не консервативное возмущение от слишком коротких юбок, слишком ярких цветов, слишком глубокого декольте. Видели всякое, привыкли. Кажется, это просто одежда не для людей. Ладно, что манекенщи­цы и манекенщики худобы нечеловеческой. Все чаще по подиуму хо­дят натурально какие-то киборги: бесформенные, безликие, в самой странной одежде. Выставочное пространство Gaite lyrique совместно с центром ATOPOS собрало целый зоопарк из таких модных чудищ. Кого здесь только не встретишь: надувные, резиновые, трикотажные, пластиковые, металлические монстры, люди-лебеди, люди-медведи, плоды фантазии уважаемых домов моды вроде Alexander McQueen, Maison Martin Margiela, Walter Van Beirendonck или молодых эксцент­риков со всех концов света.

Что это за монстры и почему появились на свет: оттого ли, что мод­ный рынок настолько перенасыщен, что дизайнеры прибегают к са­мым крайним мерам, чтобы привлечь внимание к своим коллекциям?

Это очень похоже на правду, ведь фэшн-шоу — это в первую очередь шоу, публика ждет яркого представления. Кроме того, новые коллек­ции не только символизируют наступление нового модного сезона, в котором старые одежки должны облететь, а новые — нарасти. Новая коллекция всегда несет какой-то смысл, и дотошные журналисты бу­дут пытаться его выяснить. Но проблема, как представляется, значи­тельно глубже, чем тривиальные коммерческие изыскания и погоня за означаемым.

Модная индустрия в том виде, в котором мы знаем ее сейчас, суще­ствует уже достаточно давно и в большей или меньшей степени влияет на жизнь каждого. Как считают антропологи-структуралисты, любое явление, формирующее жизнь общества, строится на бинарной оппо­зиции. Если в моде это противопоставление «модного» и «немодно­го», то, например, в религиозной жизни это противопоставление «са­крального» и «мирского». Строго отмеренная цикличность, выпуск артистической продукции два раза в год, паломничества по святым ме­стам вроде Парижа или Нью-Йорка, дизайнеры, выступающие в роли жрецов, модные журналисты — в роли медиумов. Не хватает только принесения в жертву девственницы, но манекенщицам и так несладко приходится. Словом, модный показ превратился в ритуализированное религиозное действие вроде праздника сбора урожая.

В традиционной религиозной церемонии есть один важный участ­ник, о котором, впрочем, часто забывают. Это буффон, священный кло- ун¹: юродивый в православной традиции, шут в традиции средневеко­вой Европы. Коллективная клоунада — это карнавал, который нередко сопровождает религиозные праздники. «Священному клоуну» позво­лено говорить то, что у других считалось бы богохульством, делать то, что никто другой делать не может. Его основная функция — постоян­но оспаривать социальные конвенции, границу между священным и мирским, реальностью и вымыслом.

Граница эта достаточно пористая, гибкая, социально обусловленная и всякий раз утверждается заново. Мы называем вещь определенным именем, но знаем при этом, что имя могло быть другим. Странным об­разом, знание это не позволяет нам абстрагироваться от этого имени, но заставляет смеяться, если имена путают, смеяться в уверенности, что знаем, что нас не одурачишь (Loisy et al. 2012).

«Модные монстры», похоже, играют именно эту роль — снижают пафос сакральности фэшн-ритуала, вызывая смех, шок, отторжение. Сходство «модных монстров» с героями народных карнавалов не только структурное, они используют те же техники и приемы. В этом отноше­нии пример коллекции Бейрендонка Sexclown совершенно поразителен. Половые органы, которые угадываются в графических мотивах и в стилизованных головных уборах, кажутся выходкой дизайнера-экс­центрика. Однако все не так просто, нарушение сексуальных табу ока­зывается типичным поведением для «священных клоунов»: это и наго­та, и подобия фаллоса, и разыгранные половые акты.

Визуальные параллели между героями народных карнавалов и «модными монстрами» настолько часты, что закрадывается сомне­ние, не съездили ли дизайнеры за вдохновением в Африку или на Га­ити (Gallembo 2010). Вот, например, дизайнер Андреа Айала Клоза (Andrea Ayala Closa) в презентации коллекции «Обозначить простран­ство» (Denominate a space) использовала специальную надстройку на голову, имитирующую плечи, так что модели выглядели обезглавлен­ными и с чрезвычайно растянутым телом. В карнавале народа агот в Нигерии мы находим персонажей с приделанной к макушке второй головой. Полосатые трико, слитые с балаклавой, у Бронуена Маршалла (Bronwen Marshall) похожи на костюмы танцевальной группы у этик- по, та же Нигерия. Бейрендонк не был единственным, кто придумал модели, похожие на выстриженные в разных формах кусты с ножка­ми: такая же идея была у экпо, Нигерия. То же касается, разумеется, разных превращений в животных. Человек-лебедь у Мадса Динесена (Mads Dinesen) (или у Александра Маккуина), девочка — плюшевый медведь у Эрики Музино (Erica Muzino). У аката, Нигерия, появляется человек-леопард, а на фестивале Виннеба в Сьерра-Леоне был замечен человек-буйвол. Ну и, конечно, маски, без масок карнавала не бывает: их умеет придумывать Шин Мурайама (Shin Murayama, такую маску, кстати, можно было купить в бутике при выставке), а в Африке кто только их не придумывает.

Однако есть существенная разница между «монстрами» и народны­ми шутами. Народная клоунада и карнавал устраиваются в ограни­ченный промежуток времени и управляются общественными инсти­туциями, которые и определяют, что есть правда, а что — вымысел. Да, в какой-то момент богатый играет в бедного, женщина — в мужчину, человек — в животное, но главное условие этой игры — что в конце все возвращается на свои места, и порядок — иллюзорный, условный, — восстанавливается и даже укрепляется. В моде все не так: самая суть мод­ного «порядка», оппозиции «модное — не модное» в том, что каждый сезон расстановка сил меняется. Поэтому нельзя сказать, что странные вещи, надетые на модном монстре, никогда не будут носить: сегодня это вызывает отторжение, завтра это кажется авангардом, послезавтра в переделанном, адаптированном виде может оказаться на прилавках сетевых магазинов. Именно создатели «монстров» — источники новых идей, именно они первыми применяют новые высокотехнологичные материалы. Таким образом, вместо того чтобы перевернуть порядок вещей, с тем чтобы впоследствии все вернулось на место, модные мон­стры предвосхищают эволюцию.

Литература

Atopos 2001 — Atopos. Zedianakes V. Not a Toy — Radical Character

Design in Fashion and Costume. Innovative Logistics Llc, 2011.

Gallembo 2010 — Gallembo Ph. Maske. Boot, 2010.

Loisy et al. 2012 — Loisy de J. et al. Les maitres du desordre. Musee du

quai Branly, 2012.

Веб-сайт

www.gaite-lyrique.net/theme/arrrgh-monstres-de-mode

Примечание

1. Пример священного клоуна — коредуга, ястребы коре, которые по­являются во время церемоний тайного общества, обустраивающего инициацию мальчиков (коре) народа бамана, Мали. Они выглядят и ведут себя как шуты, но в реальности это переодетый старейши­на, который высмеивает вождей и других представителей власти. Они ассоциируются с ястребом, символом «безграничного знания», потому что ничего не ускользает от их всевидящего ока. Коредуга высмеивает и пародирует участников самых серьезных церемоний. Он беспрерывно ест и пьет, глотает экскременты, пердит, имитиру­ет сексуальный акт. Он одет в рыболовную сеть, к которой прикре­плены амулеты, раковины улиток, осколки калебас, перья, клювы птицы-носорога. В руках он держит мачете, а между ног — «лошад­ку» (трость с наконечником в виде головы лошади).