«Мужское/ Мужское» (Masculin/Masculin). Музей Орсе, Париж. 24 сентября 2013 — 12 января 2014

В парижском музее Орсе прошла выставка, посвященная мужской на­готе в искусстве — «Мужское/Мужское». Тема более чем актуальна. С одной стороны, она в самом деле очень слабо разработана в искус­ствоведении: единственный тематический предшественник прошед­шей выставки в Орсе — выставка в музее Леопольда в Вене, проде­монстрировавшем свою версию истории обнаженного мужского тела в искусстве осенью 2012 года; при этом женская нагота исследуется и вы­ставляется регулярно — достаточно сказать, что параллельно в Пари­же в музее Жакмар-Андре проходит выставка «Нега и сладострастие в Викторианскую эпоху». С другой стороны, выставка добавляет свое слово в неутихающие дебаты о гомосексуальных союзах (во Франции острота дебатов смещена с базовых, онтологических вопросов, диску­тируемых в России, на более тонкие, правовые, но тем не менее). Как мы покажем дальше, по нашему впечатлению, выставка получилась куда более чувственная, нежели академическая, и больше про гомо- эротизм, чем про эстетику.

Задачу кураторы поставили перед собой амбициознейшую. Как пи­шет в каталоге выставки Ги Кожеваль, директор Орсе, кураторский проект, «игривый и замысловатый, охватывает несколько столетий и представляет все техники, все стили. Он предлагает рассматривать историю искусства с новых позиций и тяготеет к проблематике куль­турной истории. Ее объект — обнаженный мужчина, освещенный со всех сторон». Охватить искусство более чем двух столетий предлагается не хронологически — исследование мужского ню в искусстве, предло­женное кураторами, «раскрывает имплицитные соответствия, измене­ние проблематики с течением веков, которые, как правило, прослежи­ваются по едва уловимым признакам».

Выставка состоит из шести тематических разделов: «Классический идеал», «Героическая нагота», «Nuda veritas», «Im Natur», «В стра­дании» и «Объект желания». Основной объект — мужская нагота, однако дальнейшие сходства и различия выделить затруднительно: ярлыки и принципы, по которым сгруппированы работы, оказыва­ются весьма условными, и ряд работ в разных залах вполне можно было бы поменять местами. Так, весьма близкие по теме работы бе­зусловных фаворитов выставки, современных художников Пьера и Жиля, — ретушированные изображения обнаженных мужчин, как правило, в образе героических персонажей, — находятся сразу в не­скольких разделах.

Экспозицию открывает полотно, изображающее святого Себастья­на, которое кураторы ошибочно приписывают Жоржу де ла Туру (эта ошибка вызвала гневную отповедь интернет-журнала La tribune de l'art, который ехидно заметил, что выставка Masculin/Masculin, «несомнен­но, оставит заметный след в истории французского искусства. Речь идет о значительном достижении в исследовании творчества одного из са­мых выдающихся французских живописцев XVII века»¹).

Существенная часть работ в разделе «В страдании» также посвя­щена изображениям святого Себастьяна. Почему именно этот святой оказался излюбленным персонажем выставки, а не Христос, который в различных эпизодах Страстей также изображается с обнаженным торсом, — ведь, казалось бы, кураторам следовало бы искать наибо­лее значительные примеры произведений искусства с изображением обнаженного тела, и нет сомнения, что подобные примеры с главным объектом религиозного искусства найдутся во множестве?

Эти и многие другие вопросы будут неизбежно мучить посети­телей, с удивлением разгуливающих среди обнаженных тел и силя­щихся понять, в чем смысл мероприятия. Издания, не обременяющие себя искусствоведческим анализом, — например, Paris bouge, журнал о досуге в городе — именно так и объясняют, какого типа воскрес­ное развлечение ждет в Орсе парижан: «На выставке „Мужское" вы получите возможность отправиться на молчаливую художественную прогулку среди обнаженных мужских тел»². Кстати, больше всего ре­дакции издания понравилось подражание знаменитой картине Курбе «Происхождение мира» — работа художницы Орлан «Происхожде­ние войны». Что на ней изображено, догадаться несложно. Некото­рые посетители решаются присоединиться к параду нагих мужчин: молодой художник Артюр Жилле разделся догола и несколько минут прохаживался по залам на радость публике, пока его перформанс не остановила охрана.

Смутные догадки о том, что эти голые тела здесь не просто так, не­избежно будут появляться — например, при изучении одной из весьма немногочисленных табличек с комментарием к работе Дейнеки «По­сле боя». Комментарий гласит, что «такое братание под душем, такая сила притягательности мужского тела» может означать только то, что в Советском Союзе существовало гей-подполье, к которому Дейнека, надо полагать, и принадлежал. Если посчитать количество женщин- художников, представленных на выставке, окажется, что их смехо­творно мало — только лишь пять, притом что работ выставлено более двухсот. Ну и наконец, в последнем зале выставки, «Объект желания», станет ясно окончательно, что ключевое слово экспозиции — «гомо- эротизм». Тогда же прояснится и смысл странного двойного назва­ния — Masculin/Masculin: это отсылка к выставке «Feminin-Masculin, le sexe de l'art» («Женское-мужское, пол в искусстве»), которая прошла в 1995 году в центре Помпиду и была посвящена художественной ин­терпретации гетеросексуальности в XX веке. В каталоге выставки так­же можно будет узнать, что именно так привлекло кураторов в святом Себастьяне, — там окажется, в частности, что на полотне Франсуа-Кса­вье Фабра 1789 года святой Себастьян пронзен всего одной стрелой, «чтобы заострить долористскую морфологию» тела святого «в ком­позиции волнующей красоты». Эта работа, как выясняется, — «непо­средственный предшественник соблазнительных ню Пьера и Жиля». Видимо, так интерпретировать работы с изображением Христа кура­торы не осмелились. Выходит, это все-таки ангажированная выставка про гомосексуальность?

Открыто об этом ни в каталоге, ни в экспликациях не сообщается. Ги Кожеваль то говорит, что да («через всю выставку красной нитью проходит идея показать, как гомоэротизм проявляется в искусстве раз­личных эпох»)³, то открещивается от этой идеи (задумка выставки — не одна лишь «ода гомосексуализму»)⁴. Автор критической заметки в газете Monde сожалеет, что этот сюжет не был по-настоящему изучен⁵. La tribune de l'art продолжает ехидничать и пишет, что «замечать го­мосексуальный оттенок в каждом академическом произведении (если задумка кураторов была в этом), очевидно, абсурдно. Однако мы с со­жалением (если не с возмущением) отмечаем, как бесцеремонно это было сделано». Так, отмечает издание, полотно Жана Дельвиля «Школа Платона» обставлено как «гомосексуальная» работа. Однако оно было заказано для украшения Сорбонны, выставлено в Салоне француз­ских художников 1898 года, а затем оказалось в музее в Люксембург­ском саду, история и символика этой работы не могут ограничиваться гомосексуальностью.

Если даже считать, что гомосексуальные коннотации — побочный эффект, выставка не отличается академической продуманностью — это отмечают все издания. Мы ничего не узнаем ни об истории, ни об эво­люции политических взглядов и нравов. Ги Кожеваль пишет, что это было сделано преднамеренно: главное — лишь «история идей» (каких идей, мы уже догадываемся). Однако немало вопросов остается без от­вета. Каковы различия между изображением женской и мужской на­готы? Что можно было изображать, что нельзя? Какова была реакция в обществе на те или иные работы? Какова роль женщины-художника? Если и есть эротическое прочтение, то только ли это гомоэротизм — или женщина-зритель также подразумевается? Эротизм, в том числе гомоэротизм, который видится нам в работах прошлых эпох, так же ли он прочитывался современниками?

То, как данная выставка вписывается в сегодняшний контекст, так­же заслуживает внимания, поскольку и в современном мире функция наготы далеко не очевидна. Так, нагота, объективизация тела, которая сегодня кажется — и выставка это демонстрирует — одним из атрибу­тов борьбы за права сексуальных меньшинств⁶, имеет совершенно иную роль в борьбе женщин за свои права: если гомосексуальные мужчины борются за право быть объектом, то женщины борются за право им не быть. Любопытно также, что в случае мужчин о настоящей объекти­визации речь идти не может, и нагота оказывается голой «неправдой», имитацией наготы, а тело — идеализацией тела (см.: Simpson 2009).

Посетитель Орсе, который по привычке ожидает видеть на этой пло­щадке интересное и поучительное искусствоведческое исследование, незаметно для себя оказывается участником спектакулярного ангажи­рованного шоу. С большим сожалением для себя, причем вне зависи­мости от отношения к проблемам сексуального равноправия, просто потому, что академический музей — не площадка для прокламаций, тем более под сурдинку.

Литература

Simpson 2009 — Simpson M. Dragging It Up And Down: The Glamorized Male Body // McNeal P., Karaminas V. The Men's Fashion Reader. Bloomsbury Academic, 2009.

Примечания

1) www.latribunedelart.com/masculin-masculin-l-homme-nu-dans-l-art-de-1800-a-nos-jours.

2) www.parisbouge.com/mag/articles/une-expo-au-musee-d-orsay-qui-va-faire-male-1277.

3) www.wort.lu/fr/view/cet-automne-le-musee-d-orsay-deshabille-les-hommes-521f1b6fe4b0bdf86fb33fd9.

4) www.lefigaro.fr/arts-expositions/2013/09/23/03015-20130923ARTFIG00269-le-gay-savoir-d-orsay.php.

5) www.lemonde.fr/culture/article/2013/09/25/au-musee-d-orsay-le-grand-bazar-de-la-virilite_3484001_3246.html.

6) style.lesinrocks.com/2013/12/06/le-crop-top-pour-homme-sexualiser-un- corps-pour-le-plaisir-des-yeux.