Роберто Капуччи: искусство в моду. (Roberto Capucci: Art into Fashion). Музей искусств, ФилааельФия. 16 марта — 5 июня 2011

Хотя имя Роберто Капуччи и не столь на слуху, сколь имена его более удачливых коллег по высокой моде, значение итальянского дизайне­ра и его вклад в историю моды трудно переоценить. Для самого Ка- пуччи творчество было построено на тактильных, чувственных ощу­щениях, он описывал его как нападение и погружение в искусство, красоту, цвет, эмоции, музыку, природу, поэзию. Для зрителя — это момент полного ошеломления. Буйство красок, форм, тканей создает эффект своего рода дизайнерских джунглей, где чувства напряжены чуть ли не до полного отрицания. И действительно, нам, привыкшим к аскетичной черно-пастельной бельгийско-японской моде, неоново- нейлоновое великолепие Капуччи кажется чрезмерным, нарочитым и вульгарным, словно сидящему на диете — кусок жирного шоколад­ного торта с приторной вишенкой на веночке взбитых сливок.

Но присматриваясь к этим платьям-розам, платьям-раскладушкам, платьям-абстракциям, начинаешь понимать, что все геометрические построения Гескьера или Виктора и Рольфа, по сути, уже были опробо­ваны в конце 1950-х годов Капуччи. Разнообразные квадратные платья с пелеринами и без (осень-зима 1958-1959), складки почти как в япон­ском оригами — в первых же экспериментаторских работах Капуччи можно увидеть приметы концепций, которые сейчас разрабатывают авангардные японские и бельгийские дизайнеры.

Роберто Капуччи в истории моды останется инноватором и лицеде­ем, бесконечно игравшим с цветом, формой и материалом. На выставке Филадельфийского музея представлены более 80 творений дизайнера, а также его рисунки и черновики, от первых экспериментов до скуль­птурных работ, которые были показаны на Венецианском биеннале искусств в 1995 году (это ли не признание?). Любопытно, что у нас в России несколько лет назад тоже проходила выставка Капуччи. Госу­дарственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в рамках Открытого фестиваля искусств «Черешневый лес» представлял выставку «Творить, чтобы жить. Мир костюма Роберто Капуччи», так что Америку мы на этот раз опередили. Для американцев выставка в Филадельфии — это первое знакомство вживую с творчеством вели­кого итальянца. И, надо сказать, знакомство впечатляющее — в экспо­зиции собраны почти все главные работы дизайнера, от платья, вдохнов­ленного дорической колонной (Colonna Dorica, 1978), до другой версии этого же наряда 1980 года, где колонна превращается в разноцветную конструкцию складок в стиле оригами, переливающуюся от зеленого до лилового; от платья-веера (Ventaglio, 1980), на которое его вдохно­вило биение крыльев колибри, до платья-апельсина (Arancia, 1982), на­поминающего распадающийся на дольки фрукт; от платья-виолончели (Violoncello, 1982) до платья-пожара с девятью юбками (Nove Gonne, 1956). Кстати, именно это великолепное алое платье появилось на ре­кламе «кадиллака» серии 62 с откидным верхом в 1957 году.

Творческий путь Роберто Капуччи, от самого первого показа в на­чале 1950-х годов, когда в течение одного вечера были раскуплены все представленные платья, и до участия в Венецианской биеннале искус­ства в 1995 году, от победы к победе, — путь не просто дизайнера, но скульптора и художника, новатора, перевернувшего представление о моде и предвосхитившего понимание моды как искусства, вошедшего в нашу жизнь не так давно. Еще в 1958 году Капуччи приходит к мыс­ли, что платье — это место, в котором живет женщина, что находит воплощение в четких архитектурных формах платьев серии Linea a scatola (платье-коробка) — с квадратными плечами. В начале 1961 года Капуччи объявил, что переезжает в Париж, чем вызвал негодование итальянцев, обвинивших его в предательстве отечественной модной индустрии. Его первая парижская коллекция, «Чистая линия» (Linea Pura), сделанная в 1962 году, вызвала восторг у французов, окрестив­ших его «маленьким Баленсиагой из Италии». К парижскому периоду относятся и уникальное платье «Розовая азалия» (Azalea Rosa), пред­ставленное на итальянском фестивале в Филадельфии в 1961 году по случаю столетия объединения Италии, напоминающее кардинальскую робу и цветом, и формой, и платье-пальто «Оммаж Вазарели» (Omaggio a Vasarely, осень-зима 1965-1966), сплетенное из черно-белых лент, отороченное черными страусиными перьями, — посвящение движе­нию оп-арта и его признанному лидеру Виктору Вазарели (1908-1997). Тогда же Капуччи начинает экспериментировать с пластмассой и ее возможностями для создания разнообразных оптических эффектов, в том числе эффекта прозрачности, и одним из первых шьет платья, со­четая шелк и пластик.

Однако впоследствии пресса уже более сдержанно встречала его все усложняющиеся творения, не в силах принять и понять яркость и театральность. Французские критики выражали недоумение в про­хладных отзывах; зато американская и британская пресса, напротив, приветствовала его эксперименты с необычными материалами и ви­зуальными эффектами. Однако отношения не сложились — за 7 лет, проведенных во Франции, Капуччи разочаровывается в мире высокой моды: по его словам, слишком часто новые творческие идеи приходит­ся приносить в жертву требованиям развития рынка — а это не путь художника. В 1968 году Капуччи возвращается в Рим.

Дизайнер получает приглашение от Паоло Пазолини разработать костюмы для «Теоремы». Это стало его первой и единственной рабо­той в кино. В соответствии с напряжением и атмосферой фильма он одевает Сильвану Мангано в бледные цвета, красный же появляется только в тот момент, когда героиня познает страсть. В 1970 году Ка­пуччи впервые едет в Индию, которая оказала на него значительное влияние, добавив поэтические и этнические мотивы. Отойдя от резко- очерченных силуэтов и ярких цветов, Капуччи обращается к при­глушенным оттенкам, шифону, использует солому, бечевку, бамбук, проволоку. Переломным моментом стало создание в 1978 году платья Colonna Dorica, в котором впервые столь отчетливо проявилиль разрыв с традицией и переход от обычного платья к скульптурному. И уже в 1980 году Капуччи окончательно и официально порывает с миром моды и отказывается от сезонной демонстрации коллекций. «Я буду устраивать показы, когда и где захочу. Ведь если художник или скуль­птор не закончил работу, он не отправляет ее на выставку!» — говорил он. И действительно, работы дизайнера как настоящие произведения искусства существовали и продавались в единственном экземпляре, он никогда не делал копий.

В 1995 году его приглашают представлять Италию на 46-й Венеци­анской биеннале искусств наряду с 18 современными итальянскими ху­дожниками, что окончательно подтверждает его статус художника от моды — его платья не нужно носить, ими следует восхищаться со сторо­ны. Да он и есть самый настоящий художник — недаром в его работах так много отсылок к творчеству современников, от Вазарели до Бури.

Тимоти Раб, исполнительный директор Филадельфийского музея искусства, считает, что Роберто Капуччи преодолевает границы меж­ду искусством и модой. А куратор Дилис Блам добавляет: «Капуччи был художником, который всегда остается верен себе, а не об этом ли мечтает каждый дизайнер? Хотя в 1950-е годы во всем мире его счита­ли мальчиком-вундеркиндом, создателем удивительных нарядов, про­должающих традиции Кристобаля Баленсиаги и Чарльза Джеймса, он предпочел покинуть мир коммерции, чтобы отдаться увлечениям, превосходящим возможности моды. Его работы — истинное наслаж­дение творчеством». Он черпает вдохновение в национальных костю­мах Японии и России, творчески перерабатывая их в гигантской пла­вильне собственной фантазии. Его игра с цветом неподражаема — так, для одного из платьев ему потребовалось 27 оттенков голубого, чтобы передать цвет океана, для другого — 25 оттенков красного, чтобы по­вторить цвет огня.

Но главное достижение Капуччи даже не в архитектурной работе с тканью и не в особом видении цвета. Он позволяет нам по-новому взглянуть на женщину, не впадая ни в одну из крайностей современной моды — ни в вопиющую сексуальность Кавалли или Дольче и Габбаны, ни в нарочитую асексуальность Comme des Gargons или Мартина Марджела. Быть женщиной для него — быть вечной загадкой, которая раскрывается в развитии от бутона к цветку, в ритмичном покачивании волн, звонком биении крыльев экзотических птиц; быть женщиной — значит хранить вечную тайну жизни. И для того чтобы приблизиться к этой тайне, Капуччи готов вставать на заре и приниматься за рабо­ту — наблюдать, восхищаться, вникать; и если для создания каждого платья требуется до полутора тысяч эскизов, сотни метров ткани и ме­сяцы долгой кропотливой работы, он к этому готов. И тут уже неваж­но, что платья нельзя носить, что они больше похожи на театральные декорации (удивительно, что Капуччи никогда не занимался театром, его палитра ближе всего, пожалуй, к театральным эскизам Бакста), помпезны, громоздки и чересчур ярки. Потому что истинное искус­ство выше таких мелочей.