Darmon М.  Devenir anorexique. Une approche sociologique, Paris: La Decouverte, 2008, 350 pp.

В конце мая 2011 года израильский Кнессет принял в первом чтении так называемый «Закон об анорексии»¹. Он предусматривает запрет на участие в рекламных кампаниях манекенщиц и манекенщиков, которые производят впечатление недоедающих. Если законопроект будет принят, впервые в истории проблема телесной нормы выйдет за пределы обсуж­дений в медицинской литературе и дамских изданиях и будет регламентироваться на го­сударственном уровне.

На уровне негласных правил все доста­точно прозрачно — с одной стороны, у нас есть известное высказывание Коко Шанель, что женщина не может быть ни слишком богатой, ни слишком худой, а с другой сто­роны, никуда не исчезают разнообразные правила хорошего тона вроде английского изречения о том, что «уважающую себя даму никогда не должны за­ставать за едой». Началось это, как считается, в XIX веке с формиро­ванием класса буржуазии, так называемого праздного класса (Веблен 1984), когда женщина, хрупкое и бесполезное создание, должна была всем своим видом демонстрировать, что ее муж, хозяин и обладатель, достаточно богат, чтобы позволить себе содержать ее в праздности.

Эта телесная норма до сих пор распространяется на высший и ча­стично на средний класс, который во многом в своих социальных прак­тиках подражает высшему. Эпидемиологические исследования под­тверждают: анорексией, то есть патологической склонностью к худобе, заболевают представительницы высших слоев населения. Напротив, для низшего класса, занятого в сферах ручного труда, еда продолжает оставаться одним из важнейших благ, своего рода вознаграждением, отказаться от которого крайне трудно — именно поэтому в нем наи­больший процент больных ожирением, и таким больным редко удает­ся следовать предписаниям врачей-диетологов.

Социологическое изучение болезней² нередко вскрывает их отно­сительный характер: диагностика всегда опирается на понятия нор­мы и патологии, которые могут существенно различаться. История анорексии не исключение: так, отсутствие аппетита у средневековых монашек, соблюдавших строжайший пост, — сегодня в медицинской литературе нередко можно встретить термин «святые анорексички» — считалось не симптомом болезни, а признаком Божественного прови­дения. Начиная с XVII века постящиеся стали постепенно переходить в сферу компетенции медиков, причем это явно носило идеологиче­ский характер: замещение религиозного прочтения фактов материали­стическим. Наконец, в конце XIX века появился медицинский термин «нервная анорексия», что способствовало окончательному утвержде­нию статуса болезни.

Книга Мюрьель Дармон «Развитие анорексии. Социологический подход» предлагает новый взгляд на проблематику, вскрывая то, что прячется за общей усредненной картиной: медицинскими исследова­ниями, руководствами по диагностике физиологических и психиче­ских расстройств и медийным дискурсом, а именно голоса самих боль­ных анорексией, девушек в возрасте от 15 до 23 лет, рассказывающих о субъективных причинах, которые побудили их начать худеть, и о том, почему они не смогли или не захотели вовремя остановиться.

Работа вписывается в теоретические и методологические рамки аме­риканской социологической школы символического взаимодействия (symbolic interaction). Одним из центральных направлений ее исследо­ваний является изучение различного рода патологий и отклонений, или девиантных признаков, как в социальном (например, употребле­ние наркотиков³), так и в физиологическом смысле (психические рас­стройства⁴ и увечья⁵). Эти явления изучаются не на макроуровне, то есть с точки зрения статистики, анализа предрасположенности тех или иных категорий индивидов обладать теми или иными девиантными признаками, а на микроуровне, на уровне самих индивидов. При этом отклонения рассматриваются в динамическом аспекте. С одной сторо­ны, поскольку многие патологии являются приобретенными, особый интерес для исследователей представляет процесс получения индиви­дом девиантного признака, называемый девиантной карьерой: как че­ловек становится наркоманом или как у него развивается психическое заболевание. С другой стороны, многие отклонения не являются объ­ективными: индивид может с большим или меньшим успехом скры­вать наличие отклонения (использовать протез в случае физического увечья, прятать наркотики), само отклонение может быть незаметным для окружающих в определенных ситуациях (как, например, дислек­сия), кроме того, понятие патологии может варьироваться для разных социальных кругов (курение марихуаны в среде творческой интелли­генции и у военных). С этой точки зрения интересен процесс навеши­вания ярлыков: каким образом, при каких обстоятельствах индивид признается носителем девиантного признака, как он впоследствии с ним работает. При этом важную роль играют окружающие люди, с ко­торыми происходит постоянное взаимодействие: инициаторы, которые способствуют началу девиантной карьеры, сопровождающие, а также люди, которые навешивают ярлык девиантности — врачи в случае фи­зического отклонения, полицейские в случае социального.

В обрисованной выше типологии отклонений анорексия занимает крайне любопытное место. Будучи приобретенной, а не врожденной патологией, анорексия предполагает наличие девиантной карьеры. При этом обычно начало девиантной карьеры само по себе уже явля­ется отклонением — так, наркомания предсказуемым образом начи­нается с первого приема наркотиков. Однако начало анорексии — это безобидная диета, которая не только не является чем-то аномальным, но и нередко оценивается обществом положительно. Например, одна из анкетируемых пациенток признает: «Моя мама достаточно внима­тельно относится к внешности, поэтому она считала, что было бы не­плохо, если бы я сбросила пару килограммов». Патология состоит, соответственно, не в самих диетических прак­тиках, а в том, что эти практики продолжаются слишком долго. При­чем если начало диеты нередко связано со знакомыми многим труд­ностями («Не так-то просто, когда хочется есть, сидеть на диете, это совсем не легко»), то продолжение характеризуется тем, что, во-первых, формируется привычка и рационализуются диетические техники (па­циентки учатся считать калорийность и объем пищи: «Например, когда я ела яблоко, я говорила себе: „Мне яблоко съесть или грушу?", я зале­зала в специальную книжечку, смотрела, в чем меньше калорий, и вы­бирала это»), а во-вторых, пациентки начинают получать удовольствие от физических ощущений, которые сопровождают диету, и от само­го похудения («Было такое приятное состояние, когда я не наедалась. Ты одновременно чувствуешь, что, когда идешь против себя, против своего желания, ты чувствуешь себя сильной, все такое. А еще, тебя как будто уносит⁶, когда ты не наедаешься. Каждый день такое ощущение, что тебя несет. И мне это очень нравилось»).

В определенный момент худоба становится болезненной и начина­ет вызывать тревогу у окружающих. Это происходит в разное время и зависит от телесных норм, принятых окружением: так, пациентка, ко­торая занималась танцами, утверждает, что ее болезнь до последнего момента оставалась незамеченной. Однако с рационализацией прак­тик выйти из девиантной карьеры становится труднее, и к этому мо­менту больная уже не в состоянии остановиться, сопротивляется уго­ворам и избегает контроля, нередко при помощи лжи: «Я так ужасно врала... Я никогда так много не врала. Я столько всего придумывала... что я буду есть у того-то и того-то, но я всех на свете обманывала...». В результате, прибегая к всевозможным уловкам, пациентке удается продолжать диету, но только до тех пор, пока она не попадает в руки врачей, которые ставят ей диагноз. За этим символическим актом, под­тверждающим факт наличия патологии, как правило, следуют госпи­тализация и лечение, поскольку набрать вес самостоятельно больным анорексией на поздних стадиях обычно не удается.

Помимо подробного описания девиантной карьеры, Дармон также предлагает крайне любопытный социологический анализ этих практик. Автор демонстрирует, что больные анорексией стремятся к определен­ному целостному социальному образу, а не просто к худобе как к при­вилегированной телесной норме. Внешний вид во многом определяет этот образ и ассоциируется с ним, поэтому телу придается большое значение: «Достаточно получить плохую оценку или несколько плохих оценок, чтобы начать думать: „Ну, я не достаточно умная, у меня не получается и все такое". И это воплощается в презрении к себе, к сво­им способностям, но также и в целом к тебе как к человеку. В конце концов, ты начинаешь себя ненавидеть, считать себя ужасной, слиш­ком толстой, и вот так... Ты говоришь себе, что все значительно про­ще, когда ты худенькая».

Поэтому проявления анорексии не ограничиваются лишь отказом от еды, с началом диеты пациентки «берут себя в руки»: начинают следить за собой, заниматься спортом, меняют стиль одежды с под­росткового на более взрослый, а также с усердием берутся за учебу и самообразование: преподаватели в больничных школах впоследствии отмечают, что больные анорексией — это идеальные ученики, а их ги­перактивность нередко классифицируется как один из симптомов болезни. Таким образом, автор приходит к выводу о том, что анорек­сия — это не просто гипертрофированные представления о телесной норме, это попытка победить произвол природы, взяв под контроль свое тело, а также социальный произвол, сделав тело символом высо­кого социального статуса.

Литература

Веблен 1984 — Веблен Т. Теория праздного класса: экономическое ис­следование институций. М.: Прогресс, 1984.

Becker 1963 — Becker Н.Р. Outsiders: Studies in the Sociology of Deviance. N.Y.: The Free Press, 1963.

Ghigi 2004 — Ghigi R. Le corps feminin entre science et culpabilisation. Autour d'une histoire de la cellulite. Travail, genre et societes, 2004/2. No. 12. La Decouverte. Pp. 55-75.

Goffman 1961 — Goffman E. Asylums: Essays on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. N.Y.: Doubleday, 1961.

Goffman 1963 — Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. Prentice-Hall, 1963.

Примечания

1) newsru.co.il/israel/27may2011/anorexia_201.html.

2) См. также исследование целлюлита Росселлы Гиджи «Женское тело между наукой и чувством вины. Об истории целлюлита» (Ghigi 2004).

3) Говард Беккер «Аутсайдеры: исследования по социологии девиант ности» (Becker 1963).

4) Эрвинг Гоффман «Приюты: заметки о социальной ситуации душев­нобольных и других больничных пациентов» (Goffman 1961).

5) Эрвинг Гоффман «Стигматы: социологическое исследование увечий» (Goffman 1963).

6) Из французского глагола planer, одним из значений которого яв­ляется «находиться в состоянии наркотического или алкогольного опьянения».