Louis Vuitton — Marc Jacobs. Музей декоративных искусств (Musee des Arts decoratifs), Париж. 9 марта — 16 сентября 2012

В 2012 году исполняется 15 лет творческому сотрудничеству Марка Джейкобса и дома Louis Vuitton, а значит, и существованию линии прет-а-порте у бренда, под которым до этого 150 лет выходили только сумки и чемоданы. С марта по сентябрь этого года в Музее декоратив­ных искусств Парижа проходит выставка Louis Vuitton — Marc Jacobs.

Действительно, 15 лет — срок, который уже можно отмечать. Од­нако, как ни странно, об этом не упоминается ни разу — видимо, ор­ганизаторам передались забывчивость и невнимание к датам самого Джейкобса: «Я совершенно не знаю, сколько мне было лет, когда я на­чал работать здесь. Мой мозг просто не запоминает даты» (Golbin 2012: 119). Джейкобсу было 34, когда его пригласили работать в дом Louis Vuitton, — на год больше, чем самому Луи Виттону, когда он, «упаков­щик. специализирующийся на упаковке моды», открыл в Париже свой собственный магазин дорожных принадлежностей.

Это случилось в 1854 году. В 1852 году Наполеон III провозгласил Вторую империю и одновременно инициировал массовый проект по переустройству Парижа: знаменитые бульвары, дома с ажурными балкончиками — все это дело рук барона Османа, префекта департа­мента Сена. Новым центром Парижа стал район Оперы, ограниченный дворцом Тюильри, Биржей и новым вокзалом Сен-Лазар. Вокзал в этом треугольнике сыграл для бизнеса Луи Виттона ключевую роль: развитие системы железнодорожного сообщения упростило и удешевило путе­шествия, сделав их одним из главных видов буржуазного досуга.

Индустриализация принесла не только паровоз: развитие текстиль­ной промышленности и изобретение в 1830 году швейной машинки значительно удешевили пошив одежды. Результатом стало появление магазинов готового платья, где цены были куда демократичнее, чем у портних. Однако гоняться за дешевизной французские буржуа вовсе не стремились: мы ведь помним, что дама высшего света — главный по­казатель социального и экономического статуса своего мужа (Веблен 1984). Раз одежда подешевела, одним платьем тут не ограничиться, по­этому теперь ежедневная жизнь французских буржуа превращается в сплошную комедию с переодеваниями. За день полагается сменить по пять нарядов: утреннее, домашнее платье, платье для прогулки, для театра, для бала, на выставке представлен гардероб sine qua non на примере кукольного набора — у кукол тоже не меньше четырех пла­тьев, пяти комплектов белья, не говоря о шляпках, сумочках, чулках. Нельзя забывать и про объем этих нарядов: лаконичные платья ампир остались в прошлом, и в моду вошел кринолин. А вот теперь начина­ется самое интересное: со всем этим богатством буржуазная дама ре­шает отправиться в путешествие. Модное платье с гигантской юбкой и бесчисленным количеством складок укладывают несколько часов, требуются чемоданы с хитрыми приспособлениями вроде двойного дна. Тут весьма кстати оказывается Луи Виттон, решивший обозначить свою специализацию как «упаковщик», «специалист по упаковке мод», выделившийся таким образом из массы ремесленников, производящих ларцы, сундуки и чемоданы.

Однако одного лишь ярлыка для успеха недостаточно. Немаловаж­ным фактором для продвижения бренда послужила активная патент­ная деятельность — начиная с обивки и герметичных застежек и закан­чивая походной кроватью, умещающейся в чемодане. Верным шагом было также участие в международных выставках. На Парижской вы­ставке 1889 года, той самой, к которой построили Эйфелеву башню, продукция Виттона получила золотую медаль. Хитрый ход: в отличие от большинства коммерсантов, которые придумывали к выставкам уни­кальные экземпляры, Виттон подчеркивал, что «фирма Луи Виттона выставляет только текущую продукцию, которая может быть приоб­ретена в магазине в Париже».

С самого начала Виттон использовал узнаваемый рисунок ткани: сперва полоски, затем появилась знаменитая шахматная клетка. Сын Луи Виттона Жорж придумал не менее знаменитую монограмму и розетки. С тех пор помимо функционала продукции мало что изме­нилось: кринолины пропали, но всякий путешествующий человек по- прежнему обязан иметь чемодан Louis Vuitton как один из входных билетов в высшее общество. Это стало настолько естественным, что та­кие чемоданы оказались у всех: у высокого блондина в черном ботинке, который едва ли беспокоится о каких бы то ни было билетах, у афри­канской аристократии, летящей бизнес-классом в Европу, у молодых богатых американок, забирающихся по винтовым лестницам в свои мансарды в районе Марсова поля.

Так было до 1997 года, пока Бернар Арно, исполнительный директор концерта LVMH (Louis Vuitton Moёt Hennessy), не пригласил Марка Джейкобса делать для марки Louis Vuitton коллекцию прет-а-порте. Начинал Джейкобс осторожно: «Вначале я не очень понимал, что де­лать, мне было даже страшновато». Было ясно, что нужно отталкиваться от монограммы, однако «людям не нужен пиджак, который выглядит как чемодан, или юбка, которая выглядит как чемодан» (Golbin 2012: 119). Первые коллекции дизайнера были исключительно минималистичными: в 1998 году не было и намека на монограмму, в 1999 году она появилась на подкладке и в 2000-м — на лицевой стороне как мел­кий фоновый рисунок. Первый эксперимент с сумками заключался в том, чтобы спрятать монограмму, выбив ее на лакированной коже. Но дальше — больше.

В 2001 году Джейкобс пригласил Стефана Спрауза для совместной работы над коллекцией, в результате которой появились сумки с граф­фити и принт с розами. Джейкобс вспоминает: «Я думаю, должно быть здоровое уважение и здоровое неуважение по отношению к бренду. Нужно уважать его, чтобы сохранить, но нужно относиться и с неко­торым неуважением, чтобы развиваться. Когда мы делали граффити Стефана Спрауза, это было чем-то, с одной стороны, неуважительным, поскольку выглядело так, как будто мы уродуем что-то, но, с другой стороны, мы привлекали внимание к чему-то, что иначе прошло бы не­замеченным. Это было одновременно уважительно и неуважительно, и именно поэтому это сработало» (Ibid.: 121). В 2003 году вместе с Такаси Мураками Джейкобс создал цветную монограмму на белом фоне, принт с цветущей сакурой и вишенками, в 2008 году в сотрудничестве с Ричардом Принсом — сумки с принтами, напоминающими Большой взрыв, и стскими анекдотами вроде: «Всякий раз, когда я встре­чаю женщину, которая готовит, как моя мама, она выглядит, как мой папа». Сумки на выставке собраны на большом стенде и разбросаны по витринам с комплектами из разных коллекций: придуманная Джейкобсом одежда тоже становилась все смелее и интереснее. Любопытно, что дефиле весенне-летней коллекции 2012 года можно подсмотреть через отверстия в стене на манер пип-шоу.

Концептуальная связь Виттона как основателя бренда и Джейкобса, создавшего бренду новое лицо, весьма неоднозначна. Продукция Виттона позиционировалась как исключительно новаторская и современ­ная: как с инженерной точки зрения, так и в силу оригинальности идеи монограммы. Джейкобс, чьи вещи также несомненно современны — и крой, и материалы, и оформление, — считает подобную оценку неу­местной: «Вы видите платье, висящее в магазине. Если оно вам нравится, оно красиво и привлекает вас, тогда хорошо. Если оно сделано сегодня, значит, оно современно. Но нет ничего современного в предмете одеж­ды, если он не умеет делать что-то принципиально новое: например, мыть посуду или заправлять постель. Ничего нет современного в двух перчатках и лифчике. Это просто глупо» (Ibid.: 119).

Ну а, пожалуй, главный вопрос заключается в том, насколько из­менилось место бренда Louis Vuitton среди предметов роскоши после Джейкобса. С одной стороны, эта марка, несомненно, элитарная, пред­назначена для ограниченного круга людей, а монограмма создавалась во многом как отличительный признак этого круга и способ защиты от подделок. С другой стороны, всемирные выставки, способствовав­шие продвижению бренда, делались с целью демократизировать пред­меты роскоши, сделать их более доступными обычным людям. Вещи Джейкобса тоже одновременно доступны и недоступны. То, как он оригинально обыгрывает почтенную монограмму, делает ее проще. Демократизация происходит и из-за переполнения рынка контрафак- том — теперь каждый может позволить себе сумочку Vuitton, пусть и поддельную. С другой стороны, элитарность находит теперь другое вы­ражение: монограмма прячется на подкладке, угадывается в рисунке шитья и выбивается на однотонных лакированных сумочках. И в каче­стве апофеоза этой скрытой элитарности — клатч из 12 500 кусочков яичной скорлупы, который собирался в течение 300 часов. Настоящий Луи Виттон ускользнул, нас опять обдурили.

Литература

Веблен 1984 — Веблен Т. Теория праздного класса: экономическое ис­следование институций. М., 1984.

Golbin 2012 — Golbin P. (ed.). Louis Vuitton, Marc Jacobs. N.Y.: Rizzoli International Publication, 2012.