Журнальный клуб Интелрос » Теория моды » №26 ,2013
Ольга Хорошилова — канд. искусствоведения, доцент Санкт- Петербургского государственного университета технологии и дизайна, историк костюма, журналист. Автор публикаций по истории костюма, искусства, моды, военной истории, а также двух монографий: «Войсковые партизаны Великой войны» (2002), «Всадники особого назначения» (2012).
Статья является частью книги О. Хорошиловой «Костюмы и мода Российской империи: эпоха Николая II», готовящейся к публикации в декабре 2012 года
Униформа — дитя абсолютизма. Возникнув в XVII столетии, в самую абсолютистскую эпоху, она верой и правдой служила монархам, создавала мифы о силе и непобедимости августейших армий, потворствовала тщеславию чиновных бюрократов. Ее сложная красивость, подчиненная мелким постановлениям и регламентам, отражала сложную организацию монархического правления. Чем жестче и авторитарнее был государь, тем послушнее следовала униформа уставам и предписаниям. Но при мягких, либеральных монархах она с легкостью нарушала правила, открыто заигрывая с модой, не стесняясь быть практичной и простой.
По этому принципу развивалась и форма русских гимназистов. Во времена суровых монархов-мундироманов она, лишенная индивидуальности, красивая и скучная, подчинялась уставам. В эпохи либеральных правлений, особенно при Николае II, форма стала более функциональной, удобной и в большой степени зависела от вкусов и предпочтений тех, кто ее носил. Впрочем, какой бы послушной или демократичной ни была ученическая форма, она следовала военному стилю — во все времена и при любых монархах. Ее изящная строгость и озорное щегольство, ее выпушки, петлички, клапаны, фуражки и арматура1 — все имело армейское происхождение и легкий гвардейский шик. В Российской империи каждый был хотя бы чуть-чуть болен военной униформой — и чиновник, и мещанин, и мальчишка-гимназист.
Гимназическое платье появилось в эпоху Александра I, любителя изящной просвещенной логики. В начале 1800-х годов он выразил желание создать в России четкую образовательную систему, построенную на основе строгих законов иерархии. Сановники поспешили реализовать августейшую задумку и 26 января 1803 года издали «Предварительные правила народного просвещения». В них ни слова не говорилось об униформе, но выражалась здравая идея унификации российского образования. Все имевшиеся на тот период учреждения разделялись на следующие типы: приходские, уездные, губернские училища, гимназии и университеты. 5 ноября следующего года был опубликован «Устав учебных заведений, подведомственных университетам», согласно которому гимназии являлись учреждениями, готовящими для поступления в университеты и преподающими дисциплины «необходимые для благовоспитанного человека».
Настало время разработать соответствующую униформу. Однако то, что появилось в качестве гимназического платья в царствование Александра I, было далеко от идеального единообразия и блистательной классицистической логики. Воспитанники знатнейших гимназий и пансионов надели костюмы, заимствованные у студентов университетов соответствующих учебных округов, однако их крой, цвет и отделка варьировались от года к году, так как еще не были официально регламентированы. В 1800-е годы пансионеры Одесской гимназии носили однобортные синие мундиры. Воспитанники пансиона при Московском университете щеголяли в темно-синих мундирах с малиновыми воротниками.
В начале 1820-х годов костюм учеников стал разнообразнее. К примеру, в Санкт-Петербургском благородном пансионе (будущей Санкт- Петербургской 1-й гимназии) существовали целых три вида формы — утренняя, вседневная и парадная. После второго утреннего звонка воспитанники надевали суконный халат, натягивали чулки и сапоги. В них совершали короткую молитву у кроватей и отправлялись мыться. Затем наставала очередь надеть классное платье. Оно представляло собой двубортный синий сюртук с гладкими позолоченными пуговицами, с красным воротником и темной выпушкой по краю. В торжественных случаях облачались в парадный мундир. Он отличался от вседневного тем, что на красном воротнике с черной выпушкой красовались золотые галунные петлицы, а красные обшлага рукавов украшали гладкие позолоченные пуговицы (по две на каждом). Эти мундиры вполне соответствовали позднеампирному стилю — были украшены золотым шитьем, по-модному тесны и чрезвычайно неудобны: упрямый жесткий воротник впивался в шею, талия была немилосердно заужена и мешала воспитанникам легко двигаться. Головным убором служила суконная фуражка с синей тульей, красным околышем и черным кожаным лакированным козырьком.
Император Николай Павлович, сменивший на троне своего брата Александра, был болен униформой, премудрости и тонкости которой знал назубок. Неудивительно, что именно в его правление гимназисты, наконец, получили единую униформу и превратились в очаровательных, послушных, ловких игрушечных солдатиков.
27 февраля 1834 года был издан длинный, подробный, перегруженный деталями «Указ о гражданских мундирах», описывающий все возможные виды чиновничьего платья, каким его замыслил мундироман Николай Павлович. Не забыли ни о ком. Даже о воспитанниках и студентах. В параграфе 88 значилось: «Студентам и воспитанникам всех учебных заведений, под ведомством министерства Народного просвещения состоящих, иметь мундир темно-зеленого сукна с темно-синим суконным же воротником с золотыми и серебряными петлицами из галуна по округам. Покрой как мундиров, так и положенных студентам и воспитанникам сюртуков (повседневная одежда. — О.Х.) иметь ныне существующий и носить им фуражки суконные темно-зеленые с око- лышком по цвету воротника» (ПСЗ; Т. IX; Отделение 1; № 6860: 381).
Но и на этом не остановился император. Помимо армии неплохо образованных и по-военному одетых воспитанников, ему потребовалась гимназическая гвардия, которую выделяло бы не только беспорочное происхождение, но и сами мундиры. В феврале 1834 года своими «гвардейцами» он назначил пансионеров-дворян трех знатнейших петербургских гимназий (1-й, 2-й и 3-й) и позволил им носить особую форму. На занятиях воспитанники должны были присутствовать в синих суконных однобортных куртках с красным стоячим воротником и позолоченными пуговицами. Парадные синие мундиры тоже украшали красный воротник с золотыми галунными петлицами и позолоченные пуговицы. Фуражки отличались от прежних только наличием выпушек: воспитанникам 1-й петербургской гимназии полагались красные, 2-й гимназии — белые, 3-й — голубые.
Однако уже в апреле того же года расторопный министр Народного просвещения граф Уваров предложил ввести этот петербургский «гвардейский» тип униформы во всех прочих гимназиях. Идею эту император одобрил, аннулировав тем самым собственное недавнее постановление. Отныне воспитанники всех гимназий носили синие куртки2 и мундиры с красными воротниками и петлицами. Привычные сине-красные фуражки были дополнены выпушками определенного для каждой гимназии цвета.
Стоит, правда, заметить, что даже при строгом императоре Николае I мундирная дисциплина и единообразие нередко нарушались. Так, в 1840 году воспитанники Ларинской гимназии надели новые платья темно-зеленого сукна вместо положенных синих.
Идея заменить ученический синий цвет на чиновничий темно- зеленый, от которой отказался Николай I, показалась заманчивой императору Александру II. Хотя он и унаследовал от своего августейшего родителя любовь к униформе, но блистательным, нарядным и тесным николаевским мундирам предпочитал удобные, ладно сидящие французские полукафтаны, не лишенные, впрочем, военного шика.
Как только Александр Николаевич взошел на престол, он потребовал немедленно переобмундировать армию и чиновников. Гимназисты тоже не избежали этой участи. В июне 1855 года им спешно построили новую форму — парадную и вседневную. Во время торжеств, высочайших визитов и других знаменательных событий они надевали мундирный однобортный темно-зеленый полукафтан, похожий на те, в которые тогда облачились чиновники. Цвет воротника и обшлагов, петлицы, пуговицы и фуражки оставлены прежними. Сюртуки и куртки (носившиеся пансионерами гимназий) приобрели скошенный воротник. Он пришелся воспитанникам по душе, так как роднил их с военной элитой России — императорской гвардией, отличавшейся именно такими, скошенными стоячими воротниками.
Еще во времена Николая Павловича гимназисты зимой носили шинели. Однако в 1856 году ввели еще и пальто темно-зеленого цвета, двубортное, по шесть пуговиц в ряду. На воротнике были суконные петлицы, аналогичные по цвету воротнику на полукафтане. Каждая имела по одной пуговице. В более холодное время воротники украшались мехом — каракулем, лисой, бобром... Их обожали юные франты, ведь в те годы пальто было хитом французской мужской моды. Эти удобные пальто постепенно вытеснили грузные, широкие николаевские шинели.
В 1864 году произошла очередная реформа образования. Средние учебные заведения были разделены на гимназии, прогимназии и реальные училища. В первых делали упор на гуманитарные дисциплины и готовили, как и встарь, к поступлению в университеты. Вторые давали неполное среднее образование. Реальные училища оканчивали те, кто хотел продолжать образование в технических и коммерческих вузах. Новая система — новая форма. В 1864 году гимназисты надели однобортный полукафтан уже привычного темно-зеленого цвета с черными пуговицами (ПСЗ; XXXIX; Отделение 2; № 41472: 473). К вящему неудовольствию многих мальчуганов «гвардейский» воротник был заменен на отложной. Галунные петлицы исчезли, а вместо них появились унылые суконные единого для всех гимназий синего цвета. С полукафтаном носили темно-зеленый жилет, суконный или шелковый галстук, темно-серые брюки, а поверх него — темно-зеленое пальто с черными пуговицами.
Царство Александра II — настоящая ахиллесова пята униформоло- гов, которым приходится разбираться в огромном количестве постоянно вводимых и отменяемых деталей. Именно поэтому отдельную проблему представляет атрибуция портретов и фотографий той эпохи. Сколько всего было введено! Чуть ли не каждый год император и военное министерство кроили и перекраивали вновь введенные мундиры, меняли их цвета и фурнитуру, шитье, шифровки, выпушки.
Творилась настоящая чехарда, в которой даже сегодня разобраться нелегко. Она отчасти затронула и гимназическое платье. Только принят указ о новой форме, только усердные родители заказали ее у хороших закройщиков, только воспитанники начали к ней привыкать, как в 1868 году опубликовали новое постановление (ПСЗ; XLIII; Отделение 3; № 46544: 922). Теперь гимназисты должны были носить темно-синие однобортные мундиры, не доходившие до колен, с девятью гладкими посеребренными пуговицами, скошенным воротником с узким серебряным галуном. С мундиром носили темно-серые брюки, которые по французской военной моде тех лет кроили широкими и слегка мешковатыми. Доминирование синего в гамме цветов новой униформы было моментально отмечено остряками, и за гимназистами прочно закрепилось прозвище «синяя говядина».
В качестве головного убора ввели кепи с широким кожаным козырьком, заимствованное, как и многое другое в эпоху Александра II, из французской военной униформы. Его украшали белые выпушки (вокруг тульи и верхнего края околыша). Гимназические цвета, по которым было нетрудно определить учебное заведение, окончательно ушли в прошлое, им на смену пришла военизированная арматура, крепившаяся над козырьком на околыше. Ее посеребренные лавры окружали аббревиатуру, состоявшую из букв и цифр. По этому шифру при определенной сноровке можно было точно определить, в какой гимназии учится воспитанник. «С. П. Б. 1Г.» — Санкт-Петербургская первая гимназия, «О. 2Г.» — Одесская вторая гимназия, «Р. Г.» — Ришельевская гимназия.
Форма образца 1868 года весьма напоминала обмундирование русской армии — возвращен стоячий «гвардейский» воротник, введены французские кепи и шифровка, как в армейских частях. С военными гимназистов роднило и серое двубортное пальто «офицерского образца», а также песочного цвета башлык из верблюжьего сукна, надев который воспитанники в полной мере ощущали себя «господами военными». Иногда их, действительно, с ними путали. Мстислав Добужинский приводит такой случай: «Один хлыщеватый драгунский вольноопределяющийся в потемках около того же самого катка принял меня за офицера: я был высокого роста, и мое форменное светло-серое пальто было совсем офицерского покроя. Он вытянулся и взял „под козырек", я же нашелся и вежливо сказал: „Пожалуйста, не беспокойтесь, проходите" (как говорил мой папа юнкерам и кадетам в таких случаях), тут же расхохотался» (Добужинский 1987: 102).
В 1870 году убеленные сединами чиновники неожиданно спохватились — за увлекательнейшим делом составления новой униформы они позабыли о вседневном платье. Ведь не целый же день мальчишкам носить красивые александровские полукафтаны. Было решено ввести домашнюю одежду для пансионеров, а также для тех воспитанников, которые жили на общих ученических квартирах. Таким образом в 1870 году появились серые суконные однобортные пиджачки с отложным воротничком и шестью костяными пуговицами, носившиеся с суконными темно-серыми шароварами (ПСЗ; XLV; Отделение 1; № 47997: 143).
Любопытно, что тогда же воспитанникам, учившимся в южных областях российской империи, в летние месяцы разрешили носить такие же пиджаки, но из беленого хлопка и парусины. В этом тоже ощущалось влияние военного стиля, ведь еще в 1860 году офицеры русской армии надели белые полотняные кители (полотнянники).
В царствование Александра III гимназическое платье оставалось в целом без изменений. Появлялись отдельные элементы, соответствовавшие духу новой военной формы 1880-х годов. К примеру, в 1881 году кепи заменили фуражками, при этом их цвет, выпушки и арматура
оставлены прежними. В зимнее время их подбивали ватой, а в летнее покрывали белыми чехлами, как это было принято в армии.
Гимназисты все еще носили традиционные темно-синие однобортные мундиры с галунами на воротнике. Однако они были отнюдь не у всех и в некоторых гимназиях надевались исключительно по парадным случаям. Александр Бенуа, учившийся в гимназии Императорского человеколюбивого общества, вспоминал: «Она (парадная форма. — О.Х.) была общая по покрою и цвету с формой всех других классических гимназий, то есть синяя куртка с серебряным шитьем на вороте и серебряными пуговицами. Парадную форму сшили мне только к свадьбе брата Михаила в 1884 г.; шитье на ней было отменного качества и подкладка была белая шелковая. При всей моей ненависти к ношению формы, этим своим „шикарным" мундиром я гордился и охотно щеголял в нем в театре» (Бенуа 1990: II, 401).
Повседневной одеждой этой и некоторых других гимназий в царствование Александра III были «русские» рубахи черного или темно-синего цвета, косой борт которых спускался по диагонали к кушаку. Они были заимствованы из военного костюма, тон в котором тогда задавал русский стиль. Одновременно были введены и гимнастические рубахи-косоворотки из небеленого полотна для упражнений.
Пожалуй, самой удобной и практичной была форма гимназистов в царствование Николая II. Император обожал красивые, изящные мундиры и знал толк в гвардейской «тонности»3, однако его всерьез интересовала и волновала повседневная сторона армейской жизни. Возвращая из небытия ташки, чакчиры, уланки и каски, выдумывая новую вязь шефских вензелей4, он внедрял функциональную, легкую полевую форму, превращая армию в безликую, но боеспособную оливково-серую машину. В силу того что главными движителями времени были война и спорт, форма воспитанников гимназий пополнилась удобными и остромодными блузами-гимнастерками и куртками- кителями.
В приготовительных классах большинства гимназий костюм не был регламентирован, и потому мальчики носили все то, что их родители считали уместным. Свой выбор они обычно останавливали на милых матросках или бархатных курточках, бриджах и чулочках. Голову «приготовишки» украшала заветная бескозырка с ленточками. Если мальчонка учился хорошо, папа дарил ему георгиевскую ленточку с именем какого-нибудь геройского крейсера. Они продавались вместе с другой псевдовоенной атрибутикой в детских магазинах.
Ученик надевал форму, поступив в первый класс. В северо-западных частях России воспитанники гимназий носили темно-синие гимнастерки с тремя серебряными пуговичками. В южных округах были распространены такие же блузы, но серого цвета, отчего некоторые в шутку сравнивали воспитанников с арестантами. Рубахи подпоясывали черным лакированным ремнем с пряжкой, на которой стояли буквы и цифры, соответствовавшие номеру и местоположению гимназии. Особым шиком считалось носить «немеркнущую» пряжку, серебро которой не темнело от времени. Такие стоили дороже обычных. К примеру, ученики Императорской Николаевской Царскосельской гимназии покупали их в магазине Угрюмова. Каждая была обернута в легкую папиросную бумагу и продавалась вместе с черной коробочкой.
Летом гимназисты всех округов надевали белые блузы из коломянки, схожие с теми, какие тогда носили кадеты. Их также подпоясывали черными ремнями с пряжками. И зимой и летом, независимо от погоды, носили черные суконные брюки.
В униформе гимназистов существовала определенного рода дедовщина. Воспитанники младших классов должны были носить все по уставу (за этим ревностно следили старшеклассники) — блузы аккуратно заправлены за ремень, пряжки вычищены, фуражки с прямой тульей. «Старикам» позволялось форсить. Они не признавали скучных «солдатских» блуз и носили ладно скроенные, тесные и порой весьма короткие куртки с невысоким стоячим воротником. Строгих правил относительно их кроя и деталей не существовало. Каждый придумывал себе куртку сам. Она могла быть черного, темно-синего или темно-серого цвета. Некоторые были снабжены нагрудными карманными клапанами, что еще больше роднило их с офицерскими кителями. Застежка куртки могла быть потайной, спрятанной под планкой, а иногда была наружной. Воротники застегивались на внутренний крючок, а порой и на две серебряные пуговицы. «В наших куртках есть что-то кирасирское. Мы знаем это», — вспоминал Николай Оцуп, бывший ученик Императорской Николаевской Царскосельской гимназии. Если карманные клапаны курток кроились фигурным трехмысковым углом, то они превращались в австрийские военные blosen, мода на которые существовала среди русской молодежи до Первой мировой войны. Те, кто в них щеголял, нескромно величали себя «корнетами», втайне завидуя юнцам- кавалеристам, их выправке и красивой небрежности в одежде.
С куртками обыкновенно носили гимназический ремень с пряжкой, который иногда помогал воспитанникам избежать плохой отметки. Хитроумный маневр назывался «способ с кушаком».
Николай Оцуп вспоминал: «Это был старинный, но охотно еще применявшийся способ выиграть время, полминуты, почти минуту. При этом надо было только бодро и молодцевато, поправляя складки курточки сзади, заправляя их таким юбочным фестончиком (в две складки), гаркать начало одной фразы. Например, повторять заданный вопрос. Чарнецкий так и сделал. Он первым делом снял кушак и начал заправлять складки куртки. При этом начал говорить таким тоном, что вот, мол, начал повествование и могу говорить еще долго. Имею что сказать. Перешел он к нам откуда-то, из Келец или из Люблина или Радзивилишек, и акцент имел округлый, певучий, не вытравимый акцент „пше-проша". „Степенью одночлэна... э-э... стэпенью одночлэна...", — при этом он полностью снял кушак, оправился и застегивал его, попадая пряжкой об „хваталку" снова. Потом, разравнивая сзади фестоны, вдруг закричал тоном выше (это полагалось для градации уверенности), решительно и безоглядно, точно бросаясь в бой: „Стэ- пенью одночлэна. называэца... если одночлэн... э... э..." Но Муромцев уже пошел дальше»5.
Когда старшеклассники влюблялись и теряли разум, они отваживались и на более нахальные проделки. К примеру, бытовала традиция выводить мелом или чернилами на гимнастерках и куртках инициалы возлюбленных дам. Однако подобные выходки преподаватели осуждали и порой не допускали воспитанников в класс.
Франты-«старики» носили с куртками невообразимо узкие заказные брюки, напоминавшие кавалерийские рейтузы, а также «тонные» фуражки — небольшие, едва налезавшие на голову, с непременно согнутыми, примятыми краями тульи. Они назывались «мятки» и, скорее всего, были заимствованы у кадетов старших классов. Самуил Маршак вспоминал: «Моя шинель была новее, герб и пуговицы блестели ярче, но зато у брата был вид старого, заправского гимназиста. Верх его фуражки был нарочно примят по бокам, как у Марка Наумовича, а у меня он пока что упрямо топорщился. Да и все гимназическое обмундирование еще выглядело на мне, как на вешалке в магазине. С первого же взгляда можно было узнать, что я новичок» (Маршак 1961: 63).
Помимо модных новинок — гимнастерок и курток — часть воспитанников носила традиционный синий парадный мундир. Его наличие в списках уставной одежды непременно свидетельствовало о том, что данные средние учебные заведения являются привилегированными. Обыкновенно, чем сложнее и разнообразнее была униформа, тем престижнее было само учебное заведение. Мундиры носили гимназисты, а также воспитанники реальных и коммерческих училищ. В прочих заведениях — технических и промышленных училищах, городских и духовных училищах, сельскохозяйственных и ремесленных школах — мундиров не было, вместо них носили демократичные тужурки или куртки.
Несмотря на то что мундир был красив и подчеркивал высокий статус своего владельца, к началу 1910-х годов большая часть учеников от него отказалась. Кому-то не позволяли финансовые возможности, кто-то не хотел выглядеть старомодным консерватором, другие не любили мундиры за их антидемократичность и неудобство. Впрочем, и сами мундиры, как бы повинуясь новому либеральному времени, не во всем соответствовали уставу. «Тонняги» заказывали себе нарочито короткие и узкие в талии мундиры с огромными стоячими воротниками, высота которых превышала установленную раза в три. Такие, к примеру, носил Николай Гумилев, известный франт Николаевской Царскосельской гимназии. Его высоченные воротники часто становились темами шуток и даже карикатур. Но и такой модернизированный мундир все меньше соответствовал эпохе, а тех, кто его упорно носил, все чаще называли «белоподкладочниками» за дорогую белую подкладку и аристократический снобизм, который она символизировала.
Под влиянием военного стиля гимназисты старших классов любили украшать фуражки неуставными кожаными лакированными ремешками. С началом Великой войны они появились на головных уборах большинства воспитанников в знак солидарности с русской армией. По этой же причине многие стали носить «офицерские» оливково-серые гимнастерки с двумя нагрудными карманными клапанами.
Другой приметой военного времени стал своеобразный спортивный костюм. В период Первой мировой войны руководство некоторых гимназий сочло необходимым вместо гимнастики ввести уроки военной подготовки. На занятия приходили в почти фронтовой униформе. Лев Успенский оставил ее описание: «У нас был комиссарский вид; на обоих довольно потертые кожаные куртки, на мне — коричневая, на Шонине — черная. На ногах шерстяные обмотки; на головах полувоенные защитные фуражечки: в гимназиях уже третью зиму преподавали вместо гимнастики „военный строй", и нас одевали этакими полуофицериками.» (Успенский 1970: 127).
Воспитанники последних классов курили, носили усы, а также украшали свои «кирасирские» куртки цепочкой карманных часов, хотя все это устав запрещал. Перед самым началом Первой мировой войны модными аксессуарами стали также стеклянные пенсне без оправы, которые носили гимназисты, кадеты, пажи и даже блистательные петербургские гвардейцы, доселе брезгливо относившиеся к любым офтальмологическим придумкам.
Гимназисты эпохи Николая II, так же как их предшественники, в зимнее время носили светло-серые двубортные пальто, воротник которых украшали синие клапаны с белой выпушкой, а в холода — еще и черная мерлушка. Старшеклассники редко носили их в рукава, предпочитая накидывать на плечи, а сугубые франты даже пытались драпироваться в пальто, словно в тоги. Воспитанники средних классов не мнили себя цицеронами — они глядели в наполеоны. Такие хоть и носили серые пальто в рукава, но обязательно с правой рукой, заложенной за борт, как это некогда делал сир. За такой «манер» гимназисты часто получали выговоры от преподавателей.
В стужу носили черные наушники, схожие с теми, какие использовали военные. И конечно же, за плечами воспитанник нес мохнатый ранец, обшитый мехом тюленя. Правда, «старики» его не любили, предпочитая ходить с красивыми кожаными портфелями, украшенными серебряными монограммами.
Революционные настроения начала века проникли и в стены гимназий. Некоторые воспитанники даже пытались присоединиться к городским забастовкам, поднимая в гимназиях бунты против всего и всех. Однако они быстро и весьма мягко подавлялись, а виновники маленьких революций наказывались келейно. Но то, чего воспитанники не могли добиться в жизни, они выражали в костюме.
Любопытную историю приводит Валентин Анненский (Кривич): «Другой случай этого порядка произошел в стенах гимназии уже в тот период, когда средняя школа была сильно охвачена волнением (име ется в виду революция 1905 года. — О.Х.). Один из учеников явился в гимназию в красной рубашке, демонстративно выставленной внизу и над воротником форменной куртки. Теперь, конечно, м<ожет> б<ыть>, трудно поверить, но тогда, да еще в связи с обстоятельствами времени — это был „криминал". Ученик всячески „козырял" своей рубашкой, надзиратели были бессильны, товарищи ходили за ним толпой и были в полном восторге. Отец (Иннокентий Анненский, директор Николаевской Царскосельской гимназии. — О.Х.) попросил позвать „преступника" к нему. Тот явился, и конечно окруженный товарищами.
– Что это у вас надето? Ведь вы же знаете, что в гимназию надо ходить одетым по форме? — спокойно и с маленьким оттенком брезгливости обратился отец.
– А почему же я не могу надеть красной рубашки? — довольно развязно спросил гимназист.
Свита его восторженно насторожилась. И он сам, и его сопровождавшие были, конечно, убеждены, что директор сейчас же начнет говорить о недопустимости красного цвета как революционного и т.д. в этом роде и что вот тут-то они и поговорят. Но директор повернул дело по-своему. Он знал, что благодаря времени и всей сложившейся в средней школе конъюнктуре из этой рубашки может разрастись целая история, которая может взволновать гимназию, а ближайшим образом погубить самого виновника.
— Ах, вы же, взрослый и сознательный юноша, не понимаете, почему ученику гимназии не подобает надевать красную рубашку? — сурово и несколько повысив голос произнес отец. — Так я вам объясню. Дело в том, что красная рубашка являлась всегда форменной одеждой палача: красная — для того, чтобы на ней не были заметны капли крови казнимого! Поняли вы теперь, насколько она на вас неуместна? Отправляйтесь домой и переоденьтесь, — закончил отец, уходя в свой служебный кабинет. — Я убежден, что вы поняли. Возражений не последовало, ожидавшегося диспута не состоялось, инцидент был погашен в самом зародыше» (Кривич 1925: 223).
Не многие из «сочувствующих» революции старшеклассников отваживались на подобный поступок. Максимум, что они себе позволяли, — это русские рубашки-косоворотки, подпоясанные бечевкой, которые осенью и зимой носили под куртками. Когда воспитанники тайком отправлялись на демонстрации в неспокойном 1905 году, они крепили красные банты к арматуре фуражек и этим подчеркивали свою сопричастность «народной революции».
Перед выпуском воспитанники напрочь забывали о политике. Требовалось в максимально короткий срок хорошо подготовиться к финальным экзаменам. Специально под выпуск некоторые обеспеченные гимназисты заказывали парадный темно-синий мундир, чтобы в нем сняться в известном фотоателье и запечатлеть себя в веках этаким щеголем. Многие предпочитали покидать стены alma mater в привычных гимнастерках и куртках. Но и те и другие за полгода (а иногда и за год) до этого знаменательного события заказывали себе в ювелирных мастерских выпускные жетоны. Под орлом с распростертыми крыльями или лавровым венком помещался щит, на котором стояли номер выпуска и ниже — номер гимназии. Такие жетоны носили на серебряных цепочках наподобие ордена у шеи либо закрепив их за верхнюю пуговицу мундира или куртки. Они же преподносились любимым учителям в знак уважения и те носили их на цепочках карманных часов.
Еще одной выпускной традицией было коллективное срывание и подкидывание фуражечной арматуры под свист и громогласное «ура». Петербургские гимназисты иногда выбрасывали их в Неву — на счастье.
Прогремел октябрь 1917-го. Ослепительная и дорогая царская униформа предана анафеме. Оставлен лишь безликий полевой камуфляж— «драбовые» гимнастерки, шаровары и модные фронтовые бриджи- галифе, английские френчи и черные «кожанки», фуражки и папахи. Весь этот гардероб усердно донашивали граждане российской республики. Не была забыта и гимназическая форма. Школьники начала 1920-х годов носили удобные черные блузы, куртки и фуражки, доставшиеся им от старших братьев и отцов. Избавились лишь от «царских» признаков — пряжек, пуговиц, арматуры, а также «офицерских» шинелей.
С середины 1920-х годов, когда еще не было единой формы, школьники учились в том, что было им по карману. «Нэпманские элементы» форсили во френчах типа «норфолк», бриджах и крагах. Сыновья мастеровых предпочитали шерстяные пиджаки и черные или темно- серые гимнастерки с брюками навыпуск. Аналогичный костюм надевали дети рабочих с той только разницей, что брюки они заправляли в сапоги, как это было принято в этой среде.
В 1930-е годы школьники предпочитали военного образца защитные блузы (иногда их перешивали из отцовских гимнастерок), что в целом соответствовало общему милитаристскому настрою советского государства.
Во время Великой Отечественной войны произошел неожиданный поворот к царскому прошлому. В сонм военных героев возвращены имена Суворова, Кутузова, Нахимова, Скобелева. Заметно усилился интерес к царской униформе. В 1944 году эвакуированный в Новосибирск ленинградский Музей артиллерии начал издавать продолжение знаменитого труда Александра Висковатова «Историческое описание одежды и вооружения российских войск» (с 20 по 34 том включительно). О русской армии и ее униформе можно было писать и говорить без риска оказаться в лагерях. Потому неудивительно, что в 1948 году было принято решение о введении новой школьной формы, разработанной на основе гимназического платья царского времени. Советские мальчишки не без удовольствия надели серо-синие гимнастерки с воротником стоечкой и нагрудными карманными клапанами. Их подпоясывали черным лакированным кожаным ремнем с пряжкой (правда, чаще использовали обычные одношпеньковые). С гимнастерками носили такого же цвета брюки и фуражки с желтыми выпушками и кожаным ремешком. На тулье крепился знак: лучи солнца с буквой «Ш», окруженные лавровыми ветвями. После кончины Сталина начались разговоры об отмене «тоталитарной» школьной формы, но они ни к чему не привели. Форма осталась прежней, изменились лишь детали. С 1954 года гимнастерки стали синими (впрочем, многие школьники донашивали и «сталинские» серо-синие). Фуражки нового образца были скопированы с дореволюционных гимназических — околыш и тулья синие, выпушки белые, арматура посеребренная.
Этот костюм просуществовал до 1962 года. В условиях хрущевской оттепели, когда заговорили о свободном и демократичном образовании, «режимная» военная униформа была уже неуместна. С глубоким вздохом облегчения ее сдали в цейхгауз истории.
Литература
Бенуа 1990 — Бенуа А. Мои воспоминания. М.: Наука, 1990. Т. I—III.
Горный 1927 — Горный С. Всякое бывало. Берлин, 1927. kfinkelshteyn.narod.ru/Tzarskoye_Selo/Uch_zav/Nik_Gimn/NGU_AOtsup_Muromt-sev2.htm.
Добужинский 1987 — Добужинский М. Воспоминания. М.: Наука, 1987.
Кривич 1925 — Кривич В. Иннокентий Анненский по семейным воспоминаниям и рукописным материалам // Литературная мысль. Альманах III. Л.: Мысль, 1925.
Маршак 1961 — Маршак С. В начале жизни (страницы воспоминаний). М.: Сов. писатель, 1961.
ПСЗ — Полное собрание законов Российской империи. www.nlr.ru/e-res/law_r/about.html.
Успенский 1970 — Успенский Л. Записки старого петербуржца. Л.: Лен- издат, 1970.
Примечания
1) Арматура — знак, составленный из атрибутов учебных заведений, а также профессий. К примеру, у гимназистов — посеребренные лавры с аббревиатурой учебного заведения, у студентов института путей сообщения — перекрещенные якорь и топор, и т.д. Арматура обычно крепилась на околыше фуражки и воротнике тужурки.
2) Вольно приходящим ученикам вместо курток полагались сюртуки.
3) «Тонность» — военное щегольство, следование неуставным правилам военной моды в одежде и внешнем облике. В начале XX в. «тоннягами» стали называть модников, любителей форменного шика.
4) Шефские вензеля носили те полки, батальоны и роты, шефами которых были представители августейших семейств России и Европы.
5) Цит. по: Горный 1927.