Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Теория моды » №26 ,2013

Клэр Роуз
Матросские костюмы конца XIX века: к чему такое единообразие?

Клэр Роуз (Clare Rose) — защитила диссертацию в Брайтонском университете, читает курс по контекстуальным исследованиям в Королевской школе шитья, а также историю искусств в Открытом университете и Музее Виктории и Альберта. Автор книги «Как делали, шили и носили одежду для мальчиков в поздней викторианской Англии» (Making, Selling and Wearing Boys' Clothes in Late Victorian England, 2010), редактор сборника «Одежда, общество и культура в Англии XIX века» (Clothing, Society and Culture in Nineteenth-Century England, 2010).

Введение: проблема подросткового матросского костюма

Может показаться, что вошедший в моду в конце Викторианской эпохи детский матросский костюм впитал в себя иерархический дух и им­перские настроения, царившие в британском обществе до 1900 года (Mackenzie 1984; Paris 2000: 46-47)1.

Британия гордилась и даже кичилась своим безраздельным морским господством, а ее военно-морские силы почитались как величествен­ный символ этого порядка и самой Империи, простиравшейся до не­мыслимых границ. Наряженные моряками маленькие мальчики, будто овеянные ореолом патриотической гордости, несли этот символиче­ский свет в каждый дом; нация с таким рвением следовала примеру царственных особ, что в скором времени матросский костюм стал не­заменимой и чуть ли не самой главной вещью в гардеробе юных под­данных (Ewing 1977: 83-87)2.

Несомненная популярность матросских костюмов, которые мы ви­дим на школьных фотографиях, семейных портретах и иллюстраци­ях, сопровождающих рекламные материалы, долгое время рассматри­валась как массовое приобщение детей к милитаристским ценностям, а их миниатюрные фигурки, облаченные в такую одежду, — как ви­трина для демонстрации этих ценностей (Craik 2005: 57-62). В нача­ле XX века в германских общеобразовательных школах была введена обязательная униформа, представлявшая собой не что иное, как ма­тросский костюм; это было сделано с целью усилить патриотические настроения и повысить дисциплину. Легко поддаться искушению и ис­толковать данный факт как заимствование британского опыта (Weber- Kellermann 1984: 113-116; McVeigh 2005; Kinsella 2002: 215-238). Однако такое истолкование будет ошибочным, поскольку матросский костюм никогда не был обязательным в британских школах3; исключение со­ставляли лишь специализированные учреждения, в частности учеб­ные суда, на которых военно-морскому делу обучались мальчики от одиннадцати лет и старше4. Таким образом, чтобы понять истинную значимость детского матросского костюма Викторианской эпохи, для начала необходимо установить, где, при каких обстоятельствах и на ком он смотрелся уместно, для каких практических целей предназна­чался и из чего состоял.

Основной вопрос, связанный с подростковым матросским костю­мом, касается смещения смысловых акцентов, которое непременно имеет место, когда некий предмет, изначально предназначавшийся для взрослых целей, приспосабливают под детские нужды. Не так давно мы стали свидетелями медиапереполоха, связанного с тем, что размерная шкала предметов одежды, традиционно считавшихся при­надлежностью взрослого гардероба (в частности, нижнего белья), те­перь включает и детские размеры, что было истолковано как попра­ние границ, разделяющих взрослый и детский образ жизни (Williams 2010). Если бы школьники, слишком юные для того, чтобы поступить на военную службу, стали носить настоящую военно-морскую уни­форму, общество сочло бы это неуместным и абсолютно неприемле­мым. В этой статье будут описаны те приемы, благодаря которым уни­форму удалось не просто «подогнать по размеру», но по-настоящему преобразить, создав значительную дистанцию между вещью из дет­ского гардероба и ее военно-морским прототипом и полностью из­менив смысловые акценты. (Значимую роль в этом сыграли расцвет­ка, выбор ткани и способы отделки.) В результате на свет появился изящный матросский костюмчик, заметно отличавшийся от мор­ской униформы и быстро вошедший в моду. Фабриканты и владельцы магазинов готового платья изо всех сил стремились подогреть его популярность: для них матросский костюм стал козырем в борьбе с традиционной системой индивидуального пошива модной одежды5. Тем не менее костюм сохранил за собой некоторые воинственные кон­нотации, из которых даже удавалось извлечь определенную выгоду, когда тому способствовали обстоятельства — в частности, во время Англо-бурской войны6.

 

Методология исследования

Существует ряд особых проблем, связанных с изучением практиче­ских аспектов детской жизни. Как отметил Хью Каннингем, основ­ные источники, на которые опираются культурологические иссле­дования «на темы детства», — это литературные тексты, визуальные образы и игрушки, создававшиеся в расчете на семьи из среднего класса (Cunningham 1998). Это особенно верно в случае с историей детского костюма, которая чересчур тяготеет к описательности и излишне полагается на ограниченную подборку избранных источ­ников (Ewing 1977; Buck 1996; Marshall 2008). Таким образом, обы­чаи закрытых учебных заведений для элиты (таких, как Итон) или благотворительных учреждений (таких, как «Приют Христа»), жи­вущих по законам собственной корпоративной культуры, препод­носятся как показательный пример распространенных культурных норм, охватывающих все более широкие сферы благодаря процессу, который Веблен назвал эмуляцией (Ewing 1977: 87-89, 113-116). А что же происходило в стенах государственных и частных школ, кото­рые обслуживали большую часть населения? Этот вопрос остается сравнительно неизученным или освещается на основании текстов, написанных взрослыми представителями элиты, которым вдвой­не чужды жизненный опыт и переживания детей из пролетарской среды7. Привычка полагаться на избранные источники составляет особую историографическую проблему, особенно актуальную для Британии конца XIX столетия, когда о малолетних отпрысках ра­бочего класса повсеместно отзывались как о незнакомых с цивили­зацией «уличных бедуинах» или «дикарях» (Cunningham 1991: 94­109). Автобиографические очерки более тонко и подробно передают особенности социальных устоев, но в них содержится на удивление мало информации о том, какую одежду носили дети8.

Не полагаясь на фрагментарные свидетельства, представленные в современных текстах, в этой статье я буду опираться на подбор­ку изображений, документально отражающих судьбу матросского костюма: семейные портреты, школьные групповые фотографии и фотографии, сделанные в детских домах (благотворительных прию­тах) доктора Барнардо при поступлении новых воспитанников. К со­жалению, семейные и школьные фотографии, о которых достоверно известно, что они сделаны до 1900 года, сегодня большая редкость; тем ценнее для нас пометки с указанием даты и возраста детей на фото­графиях из приютов Барнардо (более подробно о происхождении всех этих визуальных свидетельств говорится в разделе «Приложение»). Вдобавок к этому я проанализирую содержание иллюстрированных торговых каталогов, чтобы продемонстрировать все многообразие до­ступных моделей, из которого были выбраны костюмы, запечатлен­ные на фотографиях, а также показать, насколько могли отличаться цены на разные модели. Недостаток визуальных источников состоит в том, что порой они порождают противоречивые истолкования и пло­хо соотносятся с письменными источниками. Данные, полученные на основании документальных изображений во время работы над этой статьей, в сумме составляют достаточно весомые основания для того, чтобы оспорить некоторые утверждения, встречающиеся в совре­менных трудах.

Детская и подростковая одежда — предмет, который с трудом впи­сывается в теорию потребления, поскольку приобретает ее один че­ловек, а носит другой. Дэн Кук обратил внимание на эту проблему и указал на необходимость подробнее рассмотреть вопрос о том, как по­требительское поведение размечает своими вехами жизненный путь от­дельно взятого человека, а также более четко обозначить дихотомию «взрослые — молодежь» (Cook 2008: 219-243; The Commodification of Childhood 2004). Не так давно правительство инициировало проведение социологического исследования, чтобы выяснить, как потребительское поведение сказывается на благополучии детей (Buckingham 2009); одно из направлений этого проекта «Культура потребления» посвящалось изучению того, как дети используют свою одежду, чтобы обозначить себя (самоутвердиться) внутри подростковых групп и в семье (Boden et al. 2004). Современные исследования имеют дело с ситуацией, когда у детей есть возможность каким-то образом повлиять на выбор вещей, которые им придется носить; до 1900 года это было практически невоз­можно, о чем свидетельствуют автобиографические заметки (Ugolini 2007: 60-61). И тем не менее некоторые предметы одежды, в частности детский матросский костюм, можно рассматривать как некий инди­катор индивидуальности в контексте группы, будь то семья или кол­лектив сверстников.

В этой статье я следую примеру таких специалистов в области исто­рии костюма, как Лу Тейлор, который шел к осмыслению через при­стальное рассмотрение взаимодействия между предметами одежды, людьми, которые их носят, и социальными условиями (Taylor 2002). Внимательное прочтение, за которое ратует Тейлор, наделяет анализ фотографий ценностью документального свидетельства, позволяющего нам проникнуть в ту физическую реальность, где существовали не до­шедшие до нашего времени предметы одежды. Проведенный Дианой Крейн анализ гардероба «городских низов» XIX столетия представляет собой прекрасный образец использования количественного метода, на который я и ориентировалась в этом своем исследовании (Crane 2000: 26-66). Предложенная Колином Кэмпбеллом модель, демонстрирую­щая, что акт потребления наделяется значением, которое зачастую мо­жет не иметь ничего общего с той смысловой нагрузкой, которую из­начально несет на себе объект потребления, была мною заимствована, чтобы провести различия между значениями, которые приписывали матросскому костюму производители, потребители (люди, приобре­тавшие эту вещь) и стоявшие между ними посредники — рекламные агенты и культурные обозреватели (Campbell 1996). Я начну с того, что установлю хронологию внедрения матросского костюма в детский гар­дероб, чтобы яснее понять, какую роль в этом сыграло влияние коро­левского двора. Далее предстоит выяснить, к каким уловкам прибегали производители, чтобы интерпретировать матросский костюм как уль­трамодную вещь и сделать его таковой. Анализ фотографий, на кото­рых запечатлены дети, одетые в матросские костюмы, поможет опре­делить, для какого возраста они предназначались, как их было принято носить и в какой момент они стали объектом массового потребления. Затем нас ждет подборка визуальных и текстовых материалов, играв­ших посредническую роль в отношениях между производителями и потребителями; я проштудирую рекламные объявления и литератур­ные опусы из серии «полезные советы родителям», чтобы выяснить, ка­кое значение приписывалось детскому матросскому костюму и из чего оно складывалось. Конкретные примеры, иллюстрирующие, как к этой вещи относились до и во время войны, которую Великобритания вела на территории Южной Африки с 1899 по 1902 год, наглядно покажут, каким образом вмешательство посредников может в корне изменить баланс культурных значений. Благодаря такому анализу детский ма­тросский костюм предстанет перед нами как часть выстроенной Зим- мелем парадигмы, в контексте которой идентификация происходит через самовыражение и индивидуализацию личности в контексте все­общего единообразия (Simmel 1971: 301).

(Продолжение читайте в бумажной версии журнала)



Другие статьи автора: Роуз Клэр

Архив журнала
№28, 2013№29, 2013№30, 2013-2014№31, 2014№32, 2014№33, 2014№34, 2014-2015№20, 2011№27, 2013№26 ,2013№25, 2012№24, 2012№23, 2012№22, 2011-2012№21, 2011
Поддержите нас
Журналы клуба