Наталия Лебина — д-р ист. наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов, ведущая рубрики «Российская повседневность» в журнале «Родина». Автор книг: «Рабочая молодежь Ленинграда: труд и социальный облик. 1921-1925 гг.» (1982), «Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. — 40-е гг. ХХ в.)» (1994), «Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930-е годы» (1999), «Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан в годы НЭПа и хрущевского десятилетия» (2003), «Энциклопедия банальностей. Советская повседневность: контуры, символы, знаки» (2006).

 

В современной России существует относительно отлаженная система брачной индустрии с присущими ей атрибутами, сущность и форма которых причудливо сочетают в себе элементы модности и традици­онности. При этом базовые элементы этой индустрии появились в ус­ловиях советской действительности при непосредственном участии государственных структур. Однако лояльная позиция власти в отно­шении свадебной обрядности, а главное, формы содействия органи­зации брачных торжеств сформировались лишь в 1960-х годах. Более того, государственная политика 1920-х — начала 1940-х годов явно разрушала уже сложившиеся накануне революции 1917 года тради­ции внешней атрибутики городской свадьбы, связанной с процедурой венчания. Последнее подразумевало наличие обручальных колец, бе­лого подвенечного платья невесты и фаты, а также, как правило, тем­ного наряда жениха.

В советском культурно-бытовом поле символику свадеб стали опреде­лять кодексы о браке и семье, первый из которых появился в 1918 году. Он способствовал уничтожению остатков феодальных черт россий­ской семьи, обеспечил определенную степень свободы частной жизни и реализовал сформировавшуюся в начале ХХ века общественную по­требность во введении гражданского брака. Еще до кодификации со­ветских нормативных актов о браке в России стали действовать загсы, функционирование которых в первую очередь влияло на брачную об­рядность. Отделы записей актов гражданского состояния, формально подчинявшиеся НКВД, создавались при органах местного самоуправ­ления. Они выполняли функцию замены обряда церковного брака на светскую церемонию, правила которой были максимально упрощены. В Кодексе 1918 года, правда, говорилось о публичности заключения брака в определенном помещении, наличии предварительного заяв­ления от будущих супругов и удостоверений их личностей. Но ника­ких иных указаний, регламентирующих свадебную обрядность в сфере частного, не существовало. Тем не менее нормативное запрещающее суждение власти, касавшееся непризнания легитимности церковного брака, в сочетании с хозяйственными трудностями периода войны и ре­волюции и одновременным признанием законным лишь зарегистри­рованного семейного союза гарантировало как существование ритуала перехода, так и его революционную простоту и аскетизм. Ни кольца, ни венчальное платье, ни фата, ни особый наряд жениха не являлись обязательными признаками официальной церемонии бракосочетания.

Вопрос о ритуале свадьбы в условиях государства диктатуры про­летариата стал актуальным после перехода к нэпу. Нормализация сферы повседневности, связанная с отходом от военно-коммунистиче­ских принципов, и определенная демократизация многих сторон жиз­ни российского общества в 1920-х годах отразились в первую очередь на статусе загсов. Они полностью перешли под юрисдикцию местных советов, выйдя из структуры НКВД. Но это не изменило «постности» советского брачного ритуала, диссонирующей с условиями мирной жизни. Л. Троцкий писал: «Женитьба, пожалуй, легче обходится без обрядности. Хотя и здесь сколько было „недоразумений" и исключе­ний из партии по поводу венчания в церкви. Не хочет мириться быт с „голым" браком, не украшенным театральностью» (Правда 1923). Отсутствие «театральности» могла восполнить церковная церемония бракосочетания. Она предполагала, возможно, скромные, но вполне определенные атрибуты, сопровождавшие появление новой семьи: под­венечные наряды, обмен кольцами, напутственные слова священника. Профессор политологии Мюнхенского университета В.А. Пирожкова, урожденная россиянка, попавшая на Запад в годы Великой Отече­ственной войны, вспоминала, что ее старшая сестра, вышедшая замуж в 1919 году, так настаивала на венчании в церкви, что ее будущий су­пруг, солидный сорокалетний еврей, вынужден был спешно принять крещение. Брак, впрочем, оказался непрочным. Оставив мужу двух­летнего сына, молодая женщина сбежала с неким «красавцем-мужчи­ной». Размышляя о перипетиях семейной жизни сестры, В. Пирожкова пишет: «.Отчего Таня хотела венчаться. в церкви? От того, что это красиво?.. В таинство брака она, очевидно, не верила, так как лег­комысленно разрушила свою семью и хотела разрушить еще чужую» (Пирожкова 1998: 52). Похожая ситуация описана в романе Ю. Герма­на «Наши знакомые», первый вариант которого был создан в начале 1930-х годов. Один из главных героев книги моряк Леонид Скворцов намеревается венчаться в церкви, мотивируя свое желание не религи­озными убеждениями, а тем, что венчание «красиво и торжественно» (Герман 1959: 200). По данным уральских промышленных центров, в 1917-1921 годах 90 % всех браков заключалось по религиозному об­ряду (Культура и быт 1974: 191). Правда, к середине 1920-х под влия­нием антицерковной пропаганды, а главное, в ситуации нелегитим­ности актов «обычного права церкви» в СССР количество венчаний стало сокращаться¹. В 1924 году в Череповце, например, по церковному обряду женились чуть больше половины всех новобрачных, в Москве в 1925 году — всего 21 % (Антирелигиозник 1926: 12).

В качестве своеобразного симулякра, который мог бы соперничать с «театрализованным» церковным бракосочетанием, выступили «крас­ные свадьбы». Они явились органической частью формирующихся коммунистических обрядов перехода, в числе которых были «красные крестины», «звездины», «октябрины» и др. Инициатива по их созданию и внедрению в практику повседневности принадлежала комсомолу. Как и в случае с кощунственными «комсомольскими пасхой и рожде­ством» — антирелигиозными кампаниями 1922-1925 годов, — власт­ные структуры придерживались политики лояльного нейтралитета, возложив ответственность за «красное бракосочетание» на молодеж­ную коммунистическую организацию. Весной 1924 года ЦК ВЛКСМ отмечал огромные, а главное, как тогда казалось, устойчивые сдвиги в быту: «Октябрины вместо крестин, гражданские похороны и свадьбы, введение новой обрядовости вместо религиозной стали в рабочей сре­де массовым явлением» (цит. по: Миронец 1985: 259). В исторических источниках феномен «красных свадеб» фиксируется как некое сугубо политизированное действо: «После избрания президиума, в который вошли и новобрачные, секретарь ячейки РКП. делает доклад о значе­нии красной свадьбы в новом быту. После доклада новобрачные, взяв­шись за руки, выходят вперед — на край сцены, за ними развевается комсомольское знамя. Читают договор, из которого видно, что она — беспартийная работница… и он — технический секретарь ячейки РКП, коммунист… вступают в союз по взаимному согласию и обязуются жить честно, воспитывая детей честными гражданами СССР. Последнее сло­во покрывается рокотом аплодисментов. Здесь же подарки: от женотде­ла — одеяло, от заводоуправления — отрез сукна, от культкомиссии — три книжечки — „Азбука коммунизма", „Дочь революции", „Вопросы быта". После торжественной части спектакль — „Драма летчика", сильно взволновавшая рабочих» (Юношеская правда 1924). Несмотря на четко соблюдаемый ритуал «красной свадьбы», в нем не предусма­тривались какие-либо предпочтения, касавшиеся одежды новобрачных. Встречающиеся в художественной литературе 1920-х годов описания особых нарядов «красных» женихов и невест, скорее, носят метафори­ческий характер². Однако фольклорные источники зафиксировали от­рицательное отношение сторонников и организаторов «красных сва­деб» не только к церковным приемам совершения таинства венчания, но и к традиционной одежде новобрачных и аксессуарам:

Мать венчать меня хотела
По старинке с кольцами.
По-другому вышло дело:
В клубе с комсомольцами.
Платья белого не надо
И фата мне не нужна
И в платочке я нарядна,
Комсомольская жена
(Песенник 1924: 62).

Эксперимент в сфере брачной обрядности был приостановлен при­нятием в 1926 году нового брачно-семейного Кодекса, приравнявше­го фактические браки к зарегистрированным. Частным делом стал не только вопрос о юридическом закреплении брака, но и сам брачный ритуал, выведенный из сферы публичности. Внешняя индифферент­ность власти, то есть отсутствие каких-либо нормативных документов, регламентирующих обрядную сторону и атрибутику гражданской церемонии бракосочетания, легко корректировалась общими посту­латами советской социальной политики и жесткими контурами по­вседневности времени первых пятилеток. Нормированное снабжение населения продуктами питания и товарами в конце 1920-х — середине 1930-х годов осложняло не только организацию свадебных торжеств, но и обыденную жизнь. Пыльные помещения загсов, где за одним сто­лом регистрировали и браки, и факты смерти, не порождали необхо­димости в особых нарядах.

На рубеже 1920-1930-х годов из повседневной жизни горожан ис­чезли и обручальные кольца. Их не только не надевали молодожены, но и старались не носить супруги со стажем. В эпоху «красных свадеб» отказ от колец был результатом влияния нормализующих суждений в первую очередь комсомольских организаций³. В начале 1930-х годов у большинства семей возникла необходимость сдавать оставшиеся зо­лотые и серебряные ювелирные изделия в систему магазинов «Торг- син» для покупки продуктов питания. Кроме того, в 1932-1934 годах в крупных городах прошла кампания по «выколачиванию золота»⁴. Чудом сохранившиеся украшения в 1930-е годы рядовые горожане старались не носить.

Казенность атмосферы, сопровождавшей вступление советских лю­дей брак, в начале 1930-х годов усугубилась изменением ведомствен­ного подчинения загсов. В июле 1934 года ЦИК СССР принял поста­новление «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР», в состав которого вошел и Отдел записи актов гражданского состояния, а в октябре 1934 года появился законодатель­ный акт «Об установлении штатов органов ЗАГС НКВД и о порядке функционирования этих органов». Государство в первую очередь ин­тересовал вопрос учета демографических изменений в стране. Разме­щение загсов в зданиях местных отделов милиции не придало совет­скому обряду бракосочетания дополнительной торжественности, если не считать штампа в паспорте.

Однако во второй половине 1930-х годов в сфере нормализующих суждений власти произошли существенные изменения. В моралисти­ческой риторике довоенного сталинизма превалировали ориентация на моногамный официальный брак и осуждение добрачных и внебрач­ных половых связей. Поменяли свою позицию и советские теоретики брачно-семейных отношений. Академик С. Вольфсон, в 1920-е годы ак­тивный сторонник ненужности семейно-брачных отношений в совет­ском обществе, в 1937 году объявил моногамную семью базовой ячей­кой нового общества, которая будет существовать и при коммунизме (Вольфсон 1937: 233-234). Законодательно сталинскую модель брачно- семейного союза оформил Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года. Документ закрепил так называемый «традициона­листский откат» в брачно-семейных отношениях (подробнее см.: Здравомыслова, Темкина 2003). Юридически действительным признавался лишь зарегистрированный брак. В данном контексте сталинская пози­ция совпадала с религиозно-патриархальной. Это становилось важным в ситуации начавшегося в сентябре 1943 года государственного при­мирения с православной церковью, породившего надежды на либера­лизацию отношения власти к церковному браку или хотя бы к тради­ционной брачной обрядности.

Поздний сталинизм со свойственным ему тяготением к чертам им­перской монументальности вполне располагал к проведению свадеб­ных торжеств. Об этом свидетельствуют художественные фильмы того времени и в первую очередь «Свадьба с приданым», в самом названии которого закодирована инверсия старого традиционного атрибута брака в новую социалистическую форму. Кинокартина представляла собой экранизированную версию спектакля Московского театра сати­ры по пьесе Н. Дьяконова, премьера которого состоялась еще в конце 1949 года. Перенесенная на киноэкран «Свадьба с приданым» стала до­ступна массовому зрителю и явилась своеобразной презентацией но­вых представлений власти о брачной обрядности. В фильме-спектакле, вышедшем в прокат в декабре 1953 года и сразу продемонстрирован­ном советским телевидением, невеста появляется в специальном белом платье и в накинутом на голову тонком шелковом шарфе — аналоге фаты, а жених — в черном костюме, в белой рубашке, с галстуком. Од­нако никаких нормативных суждений по поводу формы брачного це­ремониала сталинское руководство не продуцировало.

Корректировка политического курса после смерти И.В. Сталина ока­зала влияние и на обрядовую составляющую брачно-семейных отно­шений в СССР⁵. «Человеческое лицо» приобрели органы ЗАГС. В июне 1957 года Совет министров РСФСР принял постановление «Об органи­зации руководства ЗАГСами». С этого времени они полностью подчиня­лись местным советам. В Ленинграде, например, в структуре Исполни­тельного комитета городского Совета депутатов трудящихся появился специальный сектор ЗАГС. С 1958 года стал меняться распорядок ра­боты органов регистрации актов гражданского состояния. В утреннее время они фиксировали и выдавали соответствующие документы по поводу разводов и смертей, а в вечернее — браков и рождений, что яв­лялось фактом своеобразной гуманизации советских обрядов перехо­да. Располагавшиеся ранее в одних помещениях с районными отдела­ми милиции, загсы стали переезжать на новые места. Одновременно власть сочла необходимым структурировать по-новому и процедуру заключения брака. Уже в феврале 1957 года пленум ЦК ВЛКСМ при­нял постановление «Об улучшении идейно-воспитательной работы комсомольских организаций среди комсомольцев и молодежи». В до­кументе отмечалась необходимость «всячески поощрять. значитель­ные события в жизни юношей и девушек (окончание школы, получе­ние специальности, поступление на работу, свадьба, рождение ребенка (курсив мой. — Н.Л.), учитывая при этом хорошие народные тради­ции.» (Товарищ комсомол 1969: 175).

Активность комсомола, конечно, была продолжением обострения государственных отношений с церковью после ХХ съезда КПСС. Власть стремилась искоренить не только истинную, но и в первую очередь обы­денную религиозность населения, стремление к исполнению обрядов, освещающих, в частности, акты бракосочетания. Не желая усиления православной церкви, властные и идеологические структуры инспири­ровали в конце 1950-х годов процесс ритуалотворчества (подробнее см.: Глебкин 1998: 121-141). Как и в 1920-е годы, большая роль в этом про­цессе отводилась комсомолу. В отчетном докладе ЦК ВЛКСМ XIII съез­ду в апреле 1958 года отмечалось: «Сейчас все упрощено. Надо завести нам свои хорошие свадебные обряды. Свадьба должна навсегда оста­ваться в памяти молодых. Может, стоит, чтобы молодожены давали торжественное обязательство честно нести супружеские обязанности. Может, стоит носить обручальные кольца, ибо в этом нет ничего рели­гиозного, а это память и знак для других; человек женат.» (XIII съезд ВЛКСМ 1959: 37-38).

Пышные свадьбы стали все чаще мелькать на киноэкранах. В первую очередь это были сельские бракосочетания, где традиция особого сва­дебного ритуала поддерживалась и ранее. В кинокартине «Дело было в Пенькове», снятой в 1957 году по одноименной повести С. Антонова режиссером С. Ростоцким, молодожены Матвей (артист Вячеслав Ти­хонов) и Лариса (актриса Светлана Дружинина) одеты с соблюдени­ем традиций: он в строгом костюме с галстуком, она в белом платье и фате. В фильме «Летят журавли» (1957), снятом по пьесе В. Розова «Вечно живые» главная героиня Вероника (актриса Татьяна Самойло­ва) мечтает о будущей свадьбе, о белом платье, фате и черном строгом костюме жениха. Любопытно, что этот сюжет отсутствует в первона­чальном тексте пьесы, написанной в 1943 году.

Модные журналы первых лет оттепели стали помещать материа­лы о свадебных нарядах. Так, московский «Журнал мод» в одном из своих номеров за 1956 год предлагал следующие практики: «Если весь уклад прежней жизни, влияние религии делали бракосочетание об­ремененным массой ненужных обычаев, то в наши дни все больше и больше завоевывает право на существование празднование свадьбы по-новому. В отличие от прошлого, когда свадебные платья были огра­ничены и цветом (только белым), и определенным фасоном (строгим, наглухо закрытым), мы считаем, что свадебные платья должны быть самого разнообразного характера, в соответствии с внешностью и воз­растом невесты, а также с учетом обстановки, ее окружающей» (Жур­нал мод 1956: Форзац).

Риторика редакции «Журнала мод» направлена на создание новых советских обрядов перехода и внедрение их в жизнь. Следует отметить, что в практиках повседневности особая свадебная одежда в середине 1950-х годов была пока явлением редким. Актриса Маргарита Крини- цына, прославившаяся ролью Прони Прокоповны в фильме «За двумя зайцами» (1961), вспоминала, что в загс она отправилась в «платьице, сшитом колокольчиком» из светлой кремовой ткани, которое ей еще на первом курсе ВГИКа дала ее родственница для того, чтобы студентка в приличном виде ходила на лекции. Не соответствовал уже визуали­зированному в советском кино середины 1950-х годов и наряд жениха: на регистрацию он явился «в сером костюме, зеленой шляпе и широ­ченном зеленом галстуке» (Бахарева 2002).

Переломным моментом в процессе изменения свадебного обряда в советском обществе стало появление дворцов бракосочетания, пер­вый из которых был открыт в Ленинграде 1 ноября 1959 года. В поста­новлении Исполкома Ленгорсовета указывалось, что новое учреждение создано «для того, чтобы факт регистрации брака был праздничным днем для новой советской семьи» (Бюллетень 1959: 19). В Москве первый Дворец бракосочетания появился в декабре 1960 года. До этого в сто­лице практиковались так называемые «выездные регистрации брака». В 1959 году в Доме культуры имени Горбунова в один день в торже­ственной обстановке оформили образование нового семейного союза сразу 80 пар. В Куйбышеве в это же время, как отмечалось в докумен­тах Исполкома городского Совета, лучшие учреждения культуры го­рода «точно в определенные дни превращаются в Дворцы Счастья» (Жидкова 2012).

В конце 1950-х — начале 1960-х годов «дворцы счастья», так их нередко называли в прессе, появились во многих крупных городах СССР. Их пышные интерьеры предопределяли и внесение элементов праздничной парадности в обряд бракосочетания. Более того, в июне 1960 года Президиум Верховного совета РСФСР принял постановление «О работе органов ЗАГС в РСФСР», в котором указывалось на необхо­димость «практиковать регистрацию браков и рождений в присутствии депутатов, представителей профсоюзных и комсомольских организа­ций и общественности, создавая при этом праздничную, торжествен­ную обстановку» (Постановление 1960). Это означало почти норматив­ное введение торжественной церемонии бракосочетания, в контексте которой обязательными становились особые наряды невесты и жениха и обмен кольцами.

Создание в конце 1950-х годов дворцов бракосочетания и реформа органов загс в целом на первый взгляд выглядели как углубление гу­манизации советских ритуалов перехода. Но на самом деле эти дей­ствия власти носили ярко выраженный идеологический характер. Не­задолго до первых торжественных свадеб в Ленинграде в конце августа 1959 года газета ленинградских комсомольцев «Смена» писала: «Борясь за новые семейно-бытовые праздники и обряды, мы наносим удар по религии, но в этой борьбе нужно помнить о главном содержании. Ос­нова наших обычаев, традиций и обрядов — марксистско-ленинская идеология, коммунистическая мораль и этика. Этому и должна быть подчинена вся обрядовая сторона наших семейно-бытовых праздни­ков. Наши свадьбы. праздники, связанные с рождением, должны быть красивыми. Только тогда они привлекут людей, оставят в их серд­цах, в их сознании след, а значит, будут иметь воспитательное значение. В наших семейно-бытовых праздниках во весь голос должно звучать присущее советским людям чувство коллективизма» (Смена 1959). Та­ким образом, ритуалотворчество конца 1950-х — 1960-х годов носило не только плановый, но отчетливо выраженный политизированный характер. Неслучайно первой парой, зарегистрировавшей свой брак в ленинградском Дворце бракосочетания, стали, по сведениям «Ленин­градской правды», инженер-технолог завода подъемно-транспортно­го оборудования им. Кирова Михаил Назаров и фрезеровщица, член бригады коммунистического труда Любовь Федорова.

Постепенно система нового ритуала детализировалась. В Ленин­граде, например, зарегистрироваться во Дворце бракосочетания было возможно только по специальным приглашениям, которые выдава­лись, согласно постановлению Исполкома Ленгорсовета от 7 апреля 1961 года, в районных загсах (Бюллетень 1961б: 5). В 1960-х годах в тор­жественной форме, то есть в соответствующем учреждении, не раз­решали регистрировать второй брак, не говоря уже о последующих. Парадность интерьеров дворцов счастья предопределяла пышность самого обряда: наличие особых нарядов невесты, жениха, свидетелей, гостей, обмен кольцами. В советском городском культурном простран­стве шло по сути дела восстановление патриархально-православных традиций. Однако старые формы властные и идеологические струк­туры, как и в 1920-е годы, стремились наполнить новым содержанием.

Тем не менее властные структуры всячески стремились укрепить в со­знании советских людей, и в особенности горожан, необходимость тор­жественной и пышной регистрации брака с обязательным дресс-кодом. Брачную черно-белую униформу продемонстрировала всему миру в но­ябре 1963 года первая «космическая пара» — космонавты В. Терешкова и А. Николаев. Регистрация этого брачного союза прошла в московском Дворце бракосочетания. Невеста была в пышном белом платье и фате, с букетом белоснежных хризантем, жених—в черном костюме. Свадьба В. Терешковой и А. Николаева являлась публичной презентацией новой советской обрядности, задуманной как антипод религиозным традици­ям освещения акта вступления мужчины и женщины в семейный союз. Действительно, в городской среде факты проявления обыденной религи­озности фиксировались все реже и реже. По данным 1959 года в Ленин­граде венчалось примерно 3 % всех молодоженов, а в 1966 году — уже менее 0,1 % (Ленинград в восьмой пятилетке 1979: 249).

Новый брачно-семейный Кодекс 1969 года подытожил изменения в процедуре заключения браков, произошедшие в 1960-е годы. В 14-й статье Кодекса указывалось: «Заключение брака производится торже­ственно. Органы записи актов гражданского состояния обеспечивают торжественную обстановку регистрации брака при согласии на это лиц, вступающих в брак» (Кодекс о браке и семье 1969). С начала 1960-х годов новобрачным стали предоставлять кратковременные отпуска без сохра­нения содержания на проведение свадьбы, удлинился «испытательный срок», отделявший дату подачи заявления от даты регистрации. Теперь он составлял 1 месяц. Правда, предполагалось как сокращение, так и уве­личение времени взаимной проверки новобрачными своих чувств «при наличии уважительных причин». В определенной степени это напо­минало религиозный обряд оглашения и способствовало расширению гласности ритуала бракосочетания. Кодекс 1969 года ввел новые тради­ции в систему нормативных предписаний, что на самом деле в ситуа­ции юридической неправомочности церковного брака заметно сужало степень личной свободы. Белое платье и фата невесты, строгий черный костюм жениха и кольца, то есть официально возрожденная властными усилиями символика обрядов бракосочетания в СССР не могла скрыть их «советскости». «Черно-белая свадьба» оставалась в основе своей «красной», то есть подчиненной господствующей в стране идеологии.

 

Литература

Антирелигиозник 1926 — Антирелигиозник. 1926. № 6.

Бахарева 2002 — Бахарева Т. Маргарита Криницына: «Своего мужа, Евгения, я отбила у Изольды Извицкой» // fakty.ua/82795-margarita-krinicyna-quot-svoego-muzha-evgeniya-ya-otbila-u-izoldy-izvickoj-quot (по со­стоянию на 22.04.2014).

Битов 1996 — Битов А. Империя в четырех измерениях. Т. 2. Пуш­кинский дом. М., 1996.

Бобышев 2003 — Бобышев Д. Я здесь (Человекотекст). М., 2003.

Брыкин 1927 — Брыкин Н. Люди низин. Л., 1927.

Бюллетень 1959 — Бюллетень Исполнительного комитета Ленинград­ского городского Совета депутатов трудящихся. 1959. № 8.

Бюллетень 1961а — Бюллетень Исполнительного комитета Ленинград­ского городского Совета депутатов трудящихся. 1961. № 9.

Бюллетень 1961б — Бюллетень Исполнительного комитета Ленинград­ского городского Совета депутатов трудящихся. 1961. № 14.

Вечерний Ленинград 1962 — Вечерний Ленинград. 1962. 3 ноября.

Вечерний Ленинград 1963 — Вечерний Ленинград. 1963. 21 сентября.

Вольфсон 1937 — Вольфсон С. Семья и брак в их историческом раз­витии. М., 1937.

Герман 1959 — Герман Ю. Наши знакомые. Л., 1959.

Глебкин 1998 — Глебкин В. Ритуал в советской культуре. М., 1998.

Годы и фильмы 1989—Годы и фильмы. Избранные киносценарии. М., 1980.

Грушин 2001 — Грушин Б. Четыре жизни России в зеркале обществен­ного мнения. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева. М., 2001.

Жидкова 2012 — Жидкова Е. Введение новых гражданских праздников и обрядов в 1950-60-е годы. 2012 // www.igh.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=136:vvedenie-nov... (по состоянию на 15.06.2012).

Журнал мод 1956 — Журнал мод. М., 1956. № 1. Форзац.

Здравомыслова, Темкина 2003 — Здравомыслова Е., Темкина А. Госу­дарственное конструирование гендера в советском обществе // Жур­нал исследований социальной политики. 2003. Т. 1.

Кодекс законов 1961 — Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР. Официальный текст с изменениями на 1 февраля 1961 года и с прило­жением постатейно-систематизированных материалов. М., 1961.

Кодекс о браке и семье 1969 — Кодекс о браке и семье РСФСР. 30 июля 1969 года. www.zaki.ru/pagesnew.php?id=1897 (по состоянию на 22.04.2014).

Кожевников 2001 — Кожевников А. Большой словарь: Крылатые слова отечественного кино. СПб., 2001.

Королева, Королев, Гарькин 2010 — Королева Л., Королев А., Гарькин И. Государственно-конфессиональная политика в отношении ис­лама в СССР. 1940-1980 гг. (по материалам Среднего Поволжья) // На­ука о человеке: гуманитарные исследования. 2010. № 1.

Культура и быт 1974 — Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила. 1917-1970. М., 1974.

Ленинград в восьмой пятилетке 1979 — Ленинград в восьмой пяти­летке. 1966-1970. Л., 1979.

Маяковский 1941 — Маяковский В. Сочинения в одном томе. М., 1941.

Миронец 1985 — Миронец Н. Песня в комсомольском строю. М., 1985.

Песенник 1924 — Песенник революционных, антирелигиозных, ком­сомольских и украинских песен. М., 1924.

Пирожкова 1998 — Пирожкова В. Потерянное поколение. Воспомина­ния о детстве и юности. СПб., 1998.

Постановление 1960 — Постановление ВС РСФСР. Июнь 1960 г. «О ра­боте органов ЗАГС в РСФСР». www.libussr.ru/doc_ussr/usr_5550.htm (по состоянию на 22.04.2014).

Постановление 1964 — Постановление СМ РСФСР. Февраль 1964. «О внедрении в быт советских людей новых гражданских обрядов». pravo.levonevsky.org/baza/soviet/sssr5701.htm (по состоянию на 22.04.2014). Правда 1923 — Правда. 1923. 14 июля.

Решения партии 1968 — Решения партии и правительства по хозяй­ственным вопросам. Т. 5. 1962-1965 годы. М., 1968.

Рейн 1997 — Рейн Е. Мне скучно без Довлатова. СПб., 1997.

Смена 1959 — Смена. 1959. 26 августа.

Скрябина 1994 — Скрябина Е. Страницы жизни. М., 1994.

Советская жизнь 2003 — Советская жизнь. 1948-1953. М., 2003.

Советская культура 1989 — Советская культура. 1989. 14 января.

XIII съезд ВЛКСМ 1959 — XIII съезд ВЛКСМ. Стенографический отчет. М., 1959.

Товарищ комсомол 1969 — Товарищ комсомол. Документы съездов, конференций и ЦК ВЛКСМ. 1918-1968. Т. 2. 1941-1958. М., 1969. Харчев 1964 — Харчев А. Брак и семья в СССР. Л., 1964.

Юношеская правда 1924 — Юношеская правда. 1924. 5 января.

 

Примечания

1. Церковный брак не порождал прав и обязанностей супругов.

2. Красочное описание «красной свадьбы» можно обнаружить в рас­сказе Н. Брыкина «Собачья свадьба» (1926): «Молодые со значками, шарфами красными опоясаны, цветы в красном, гости с черемухой, перевязанной красными ленточками.» (Брыкин 1927: 160). Двой­ной метафорой выглядит и сатирическая картинка якобы «красной свадьбы» в феерической комедии В. Маяковского «Клоп»:

«П р и с ы п к и н: Товарищ Баян, я за свои деньги требую, чтобы была красная свадьба и никаких богов! Понял?

Б а я н: Да что вы, товарищ Скрипкин, не то что понял, а силой, со­гласно Плеханову, дозволенного марксистам воображения я как бы сквозь призму вижу ваше классовое, возвышенное, изящное и упоительное торжество!.. Невеста вылазит из кареты — красная невеста, вся красная, — упарилась, значит; ее выводит красный посаженный отец, бухгалтер Ерыкалов, — он как раз мужчина тучный, красный, апоплексический… весь стол в красной ветчине и бутылки с крас­ными головками» (Маяковский 1941: 455).

3. Показательной является фраза из протокола собрания комсомоль­ского коллектива петроградской фабрики «Красное знамя» от 1 ав­густа 1923 г. Комсомольцам предлагалось быть «дальше от разных ношений драгоценностей» (ЦГА ИПД. Ф. К-778. Оп. 2. Д. 103. Л. 26). Популярной в молодежной среде была частушка со словами:

Выньте серьги, бросьте кольца:
Вас полюбят комсомольцы.

4. Академик И. Павлов с возмущением писал В. Молотову: «Люди, ко­торые подозревались в том, что у них есть сбережения в виде золота, драгоценностей и валюты, хотя и незначительные, если они не от­давали их прямо, лишались свободы, заключались в одну комнату и подвергались конечно, пыткам, должны были стоять, днями и не­делями голодали и даже были ограничены в свободе пользоваться уборной. А отнимут каких-то пустячков, золотой крестик, которые верующие носят на груди, серебряный подарок покойного мужа» (цит. по: Советская культура 1989). Сведения из письма И. Павлова подтверждаются устными рассказами старых петербуржцев о спе­циально созданных для этих целей жарко натопленных помещени­ях — «парилках», где арестованные стояли, тесно прижавшись друг к другу. Больше суток выдерживали немногие. Боясь попасть в па­рилку, многие отдавали золото добровольно. Об этом, в частности, вспоминала филолог Е. Скрябина, описывая свою работу на заводе «Большевик». Ее начальник, комендант завода, неоднократно на­мекал молодой женщине, что ношение обручальных колец — бур­жуазный предрассудок и драгоценность следует сдать государству (Скрябина 1994: 79).

5. В октябре 1953 г. был отменен указ, запрещающий браки с ино­странцами. С 1954 г., согласно Указу Президиума Верховного Со­вета РСФСР от 21 января, браки между иностранцами и советски­ми гражданами регистрировались на общих основаниях (Советская жизнь 2003: 689; Кодекс законов 1961: 39).