Выставка «Русский стиль. Стиль жизни и стиль искусства». Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Инженерный дом Петропавловской крепости, Санкт- Петербург. 25 ноября 2011 — 31 декабря 2012

Придя один раз в Петропавловскую крепость Санкт-Петербурга на выставку «Русский стиль. Стиль жизни и стиль искусства», хочется вернуться туда снова, чтобы неспешно и с удовольствием еще раз по­любоваться некоторыми экспонатами и составить собственное мнение об этом ярком и значительном явлении, которое около века опреде­ляло вкусы и моду в нашей отечественной художественной культуре и которое нечасто становится предметом столь подробного выставоч­ного экспонирования.

Нельзя не восхититься трудоемкой и кропотливой работой музей­ных сотрудников, которые отобрали и извлекли из фондов Государ­ственного музея истории Санкт-Петербурга более трехсот самых раз­нообразных экспонатов: архитектурные чертежи, живопись, стекло, керамику, афиши, театральные програмки, открытки, промышленную упаковку, меню обедов, мебель, посуду, одежду — словом, почти весь отечественный дизайн, выполненный в национальной русской стили­стике. Все эти экспонаты атрибутировали, отреставрировали, описали и разместили в трех просторных залах Инженерного дома Петропавловской крепости. В результате оказался воссозданным довольно под­робный «портрет» русского стиля, показанный во всех его основных этапах и гранях. Посвященная прошлым векам, преимущественно XIX и XX, выставка и сейчас воспринимается как весьма актуальная: в ней ощущается то же обостренное внимание тех лет к проблеме наци­ональной самобытности и те же поиски национальной идентичности, которыми озабочены и наши современники.

В 1820-1830-е годы эти поиски, связанные с обращением к отечествен­ной старине, сопровождались всплеском интереса к историческому прошлому допетровской Руси, к древней архитектуре, крестьянскому быту и народному творчеству. Какие ожесточенные споры велись в то время в русском обществе о «древнем и современном»! Именно тогда, в период кризиса классицизма и зародился русский стиль — мощное стилистическое направление в русле архитектуры эклектики. Он стал особенно популярен во второй половине XIX — начале ХХ века, а в 1917 году практически прекратил свое существование, хотя интерес к нему не угасает до сих пор.

Подлинный размах это стилистическое направление получило начи­ная с 1830-х годов в церковной архитектуре. Его возглавил Константин Андреевич Тон (1794-1881), выпускник Санкт-Петербургской Акаде­мии художеств, так что не будет преувеличением сказать, что русский стиль зародился на невских берегах, где и проходит сейчас посвящен­ная ему выставка. Архитектор отдал дань позднему классицизму, соз­дав знаменитую пристань со сфинксами на Неве около Академии ху­дожеств, но потом решительно отошел от него и освоил традиции древнерусского зодчества. Он постиг его с виртуозным мастерством; в этом убеждают его эскизные проекты и архитектурные чертежи, по­казанные на выставке и поражающие изящно-кружевным переплете­нием линий. Они словно напоминают о том, что именно К.А. Тон пер­вым заговорил, по словам современника, «архитектоническим языком, с издавна русскому народу знакомым и слившимся со всеми его сти­хиями» (Славина 1982: 32).

Став родоначальником так называемого «русско-византийского» ва­рианта стиля, он создал в русских формах кремлевскую резиденцию и православные храмы, в том числе знаменитый храм Христа Спасите­ля в Москве. На вопрос о том, какому стилю он отдает предпочтение, К.А. Тон отвечал: «Тому, который более приличен сущности дела!» (там же: 49). Архитектор имел шумный успех и стал официально считать­ся образцом «отменного вкуса». Не последнюю роль в высокой оценке его работы сыграло и то, что император Николай I увидел в его «на­циональных» формах полное соответствие той концепции официальной «народности», которая становилась тогда одним из краеугольных камней правительственной идеологии. Проблемы национальной са­мобытности и народности нередко тесно смыкались, особенно в пред­ставлениях тогдашних славянофилов.

Обращение К.А. Тона и его единомышленников к богатому арсеналу форм и приемов, созданных в древнерусской архитектуре и освящен­ных вековыми традициями, не было случайным. Это было время, когда историк и писатель Н.М. Карамзин, по словам А.С. Пушкина, открывал неизвестную до тех пор древнюю Россию, как Колумб Америку. «Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу? — воскли­цал Н.М. Карамзин. И горестно добавлял: — К несчастью, мы так худо знаем русскую старину, любезную для сердца патриотов!» (Карамзин 1964: 622). Русскую старину романтически поэтизировали, а западноев­ропейская культура, служившая до тех пор единственным источником и эталоном искусства, теперь отодвигалась на второй план.

Обращение к национальному прошлому тесно переплеталось с ин­тересом к фольклору, путь к которому открывал романтизм. Народ­ные сказки, песни, предания, былины, деревенский быт — эта стихия властно вторгалась в культурное пространство той поры, породив фольклорное направление в русском архитектурном стиле. Профес­сиональные архитекторы проектировали целые деревни и отдельные избы «в народном вкусе», обращаясь не к историческому прошлому, а используя приемы народного деревянного зодчества.

По распоряжению Николая I в 1830-е годы было построено несколь­ко «образцовых» русских деревень в окрестностях любимого царем Пе­тергофа, которые должны были создавать впечатление о процветании России, опекаемой государем, и поддерживать иллюзию народности в духе триединой формулы графа С.С. Уварова: «Православие, Са­модержавие, Народность». Представление о фольклорном течении в русском стиле дают проекты 1860-1870-х годов архитекторов И.П. Ропета и В.А. Гартмана, показанные на выставке. В этот период интерес к народной культуре и крестьянскому зодчеству «подогревался» на­родническими идеями.

На переломе XIX-XX веков возобладал неорусский стиль: архитек­торы стремились на новый лад возродить традиции старого русского зодчества, создавая стилизации в духе северного модерна, что всемер­но поощрялось императорским двором. Об этом этапе в развитии рус­ского стиля можно составить представление по проектам и чертежам архитекторов С.С. Кричинского, Н.В. Васильева, К.В. Маковского и др.

Экспонаты выставки убеждают в том, что понятие «русского стиля» было гораздо шире архитектуры. Создавая среду обитания, архитек­тура транслировала идеи нового стиля не только в другие сферы ис­кусства, но и в жизнь во всех ее проявлениях, включая повседневный быт. В «русском стиле» оформляли интерьеры и делали мебель: невоз­можно не задержаться около огромного шкафа-буфета, выполненно­го в виде крестьянской избы, или кресла, изготовленного по рисунку И.П. Ропета. Нельзя равнодушно пройти и мимо необычных стульев. Один из них, под названием «Дуга, топор и рукавицы», сделал петер­бургский мастер В.П. Шутов во второй половине XIX века. Как-то раз подобный стул купил на ярмарке император Александр II. Придвор­ные захотели иметь такие же стулья, и мастер изготовил копии, все­го — 50 экземпляров. На выставленном стуле есть подпись самого ма­стера. В остальных же экземплярах использована его идея, но сделаны они в разных мастерских России.

И как же органично смотрелись в подобных интерьерах утилитарные бытовые вещи с теми же «национальными» мотивами: утюги и само­вары, чернильницы и пресс-папье, пепельницы и шкатулки, коробки и жестяные банки, которые показаны в выставочных залах! Здесь же можно полюбоваться и декоративными изделиями из серебра: ювели­ры также обращались к народному и древнерусскому искусству, заим­ствуя разнообразные формы и орнаменты. В серебре воспроизводили братины, чарки, чаши и другую старинную посуду. Тогда же возроди­лись сложные виды ювелирной техники допетровской Руси: кружевная скань, разноцветная эмаль, изящное чернение. Особенно запоминает­ся показанная на выставке серебряная чаша для пунша, украшенная сердоликом и халцедоном, которая была изготовлена в 1905 году про­славленной фирмой К.Г. Фаберже.

Изысканно-прихотливо выглядят образцы обширной коллекции меню, украшенные орнаментами в русском стиле. Особенно впечат­ляют меню торжественных обедов и ужинов, состоявшихся по слу­чаю коронации императоров Александра III и Николая II, а также устроенных в честь 300-летия Дома Романовых, или меню обеда для георгиевских кавалеров, выполненные по рисункам В.М. Васнецова. По богатой узорной декоративности им мало уступает меню ресто­рана «Медведь», выполненное в 1912 году по рисунку И.Я. Билибина. А как сказочно-причудливо оформлены в русском стиле киноафиши к фильмам «Стенька Разин» и «Царь Иван Васильевич Грозный», афи­ши промышленных и кустарных выставок, календари, рекламные и па­триотические плакаты времен Первой мировой войны и другие виды тиражированной графики! Они населены стилизованными изображениями былинных богатырей и русских красавиц в сарафанах и кокош­никах, расписных теремов и традиционных русских узоров. Нельзя без улыбки смотреть и на сентиментально-трогательные открытки, такие, что посылали друг другу влюбленные, например с надписью «Ясный глаз — поцелуй хоть раз».

Подходящими объектами для выражения национальной стилистики оказались и изделия из фарфора, стекла и керамики. На выставке мож­но увидеть редкие изделия Императорских фарфорового и стеклян­ного заводов, а также заводов братьев Корниловых и М.С. Кузнецова. Особенно примечательны тарелки и чайные пары из так называемой «боярской» серии, которая была выпущена в 1913 году к 300-летию Дома Романовых «Товариществом М.С. Кузнецова». И конечно, не­возможно пройти мимо майоликового блюда «Садко», выполненно­го по рисунку М.А. Врубеля в самом конце XIX века и выпущенного в 1920-е годы. Как тут не вспомнить, что именно М.А. Врубель вместе с химиком-технологом П.К. Ваулиным первыми в России стали зани­маться майоликой в конце XIX века в Абрамцеве!

Русский стиль не мог не затронуть и одежду. Указом 1834 года Ни­колай I узаконил характер нового парадного женского костюма в «русском духе». В том же году фрейлина А.С. Шереметева писала о подготовке бала в честь присяги наследника престола: «Мы все будем в Русских платьях, т.е. дамы будут одеты в чем-то вроде сарафанов, но из легкой материи. А на голове будут розаны в виде кокошника. Им­ператрица будет также сама в сарафане» (Захарова 2003: 197). Этот тип парадного платья сохранялся до 1917 года и поражал иностранцев кра­сотой и роскошью. Некоторое представление о нем можно составить по показанному на выставке придворному парадному платью начала ХХ века, сшитому в петербургской мастерской Е.Т. и А.Т. Ивановых. Показан и мужской «русский» костюм: та самая рубаха-косоворотка, которая известна под названием толстовка, потому что ее любил носить Л.Н. Толстой. Но подобные косоворотки малинового цвета с суконным кушаком были частью униформы в Стрелковом полку русской армии в годы Крымской войны (1853-1856).

Пожалуй, самый яркий экспонат выставки — подлинное платье Великой княгини Марии Павловны для костюмированного бала в Зимнем дворце в начале 1903 года. Именно в нем она запечатлена на портрете, выставленном рядом с платьем. Это был один из последних пышных придворных балов, традиция которых начала отмирать при Николае II, не любившем официальных торжеств. В приглашени­ях было написано, что все гости должны явиться во дворец в русских костюмах XVII века. По воспоминаниям Великого князя Александра Михайловича, императору хотелось вернуться хотя бы на одну ночь к славному прошлому своего рода: «Государь и государыня вышли в на­рядах московских царя и царицы времен Алексея Михайловича. Аликс выглядела поразительно, но государь для своего роскошного наряда был недостаточно велик ростом.» (Муравьева 2001: 32).

Итак, выставка открывает нам различные образы русского стиля, повлиявшего и на искусство, и на жизнь. Этот стиль словно задался целью вобрать в себя художественный опыт Древней Руси и обобщить его. По сути, он выразил извечную утопическую мечту — воздейство­вать на жизнь красотой искусства и попытаться переделать ее. Как бы мы ни относились к этому стилю и как бы его ни воспринимали, мы связаны с его историей прочными узами. Говоря словами Анны Ахма­товой: «Как в прошедшем грядущее зреет, Так в грядущем прошлое тлеет.»

Литература

Захарова 2003 — Захарова О. Светские церемониалы в России XVIII — начала XIX в. М., 2003.

Карамзин 1964 — Карамзин Н. Наталья, боярская дочь // Избранные соч. В 2 т. Т. I., 1964.

Муравьева 2001 — Муравьева И. Век модерна. СПб., 2001.

Славина 1982 — Славина Т. Константин Тон. Л., 1982.