I. Проблема «начала»

1.      Наука рассматривает себя в качестве постоянно разви­вающейся сущности, ибо своей задачей она считает непрерыв­ное углубление и развитие знаний. Как бы радикально ни ме­нялось положение в науке, до тех пор, пока сама возможность познания не ставится под вопрос, она утверждает за собой право на непрерывное развитие. В тех же случаях, когда в поле зрения науки попадает рассмотрение самого способа на­учного мышления, мы имеем дело с философским подходом к проблемам науки, то есть к проблемам научного мышления.

2.        Философия, рассмотренная как логика (то есть как теория мышления), занимается вопросом, как возможно бытие и как возможно мышление. Проблема непрерывности познания яв­ляется проблемой философии, но не есть ее сущностная ха­рактеристика. Философия как теория мышления (логика и на­ука логики) занимается не углублением в некоторые уже дан­ные формы мышления, а конструированием мышления зано­во. Иначе говоря, она предлагает новые формы мышления, то есть демонстрирует сам процесс мышления. В философской ло­гике мышление демонстрирует свою замкнутость на самое се­бя, оно утверждает себя в качестве субъекта - саморазвива­ющейся сущности.

Но мышление как субъект по своей природе, по изначаль­ной двойственности мышления - мыслить и мыслить нечто - невозможно без разомкнутости на предмет мышления, на то, что мышлением не является.

Существует и второй момент,на который размыкается мышление - это субъект мышления. Определить, как мыс­лить, - значит одновременно определить предмет мышления и его субъект. Мышление как субъект размыкается на субъект мышления (то, что полагает форму мышления) и на предмет мышления (то, что полагает содержание мышления). При этом в том и в другом случае само мышление выступает как субъект, то есть и субъектом и предметом является оно же само, оно само себя полагает в качестве субъекта, и оно само пола­гает свой идеальный предмет в качестве того, что мышлением не является. Именно обращенность мышления на самое себя порождает выход в эти две не-мыслительные сферы: предмет и субъект мышления.

В отношении к мышлению как субъекту (единственному, единому и саморазвивающемуся мышлению) его субъект и предмет выступают в качестве дискретных, не-единственных и не-единых сущностей, хотя сами по себе - в другом отно­шении - предмет мышления (природа, история, культура) и субъект мышления (человечество) могут (и должны) быть взяты в их непрерывности (естествознание, историческая на­ука, психология, культурология).

Прерывность мышления как предмет философии («науки логики») означает, что философия каждый раз заново обра­щается к «началу» - к понятию начала (это - логическое начало) и к своему собственному началу. Отвечает на вопрос - «с чего следует начинать науку» (Гегель), где «начало фи­лософии» (Фейербах). Это - начало логики.

3.      Каково соотношение этих двух понятий: логического на­чала и начала логики? Что входит в логический комплекс этих двух понятий?

Для Гегеля (или точнее, как правильно утверждает Гегель, для всего Нового Времени и его философии)[1] оба эти момента не могут быть принципиально разделены, ибо то, что является принципом философии (ее содержанием), есть одно­временно то, что должно быть «первым в ходе движения мышления»[2]. Иначе говоря, начало науки имманентно науке как таковой, начало и принцип науки совпадают (под наукой мы все время имеем в виду науку логики, то есть теорию теоре­тического знания, теоретического мышления). Такое совпаде­ние определяется специфическим пониманием сущности и ха­рактера мышления, а именно тем обстоятельством, что мышление берется как единственная и единая развивающаяся сущность, потому началом мышления оказывается оно же само - и в этом смысле мышление беспредпосылочно в качестве начала. Иначе говоря, если принципом логики является тождество мышления самому себе, то проблема начала решается так, что начало не выносится вне мышления, но включе­но в него и проблема начала в то же время оказывается пред­метом такого типа философии.

В ином случае, то есть когда предметом философии, понятой как логика, предполагается тождество мышления и бытиякакпроблема, как постоянно воспроизводя-щаяся проблема (см. работы В.С.Библера), начало логики не совпадает с ее прин­ципом (1) и не может стать предметом логики (2).

Принцип логики (то, что лежит в ее основании, ее основ­ное - принципиальное - понятие) сам должен быть опробо­ван, определен с точки зрения его изначальности. Если нача­ло логики не совпадает с самим ее движением, то есть содержа­ние не есть одновременно то, с чего начинается движение мышления, находится не в самом мышлении (в его движе­нии), но не вне его, тогда принцип и начало логически не со­впадают. Логически, ибо, конечно, изложение определенной логики начинается с выявления ее основного принципа. Но если мышление не тождественно себе, если субъект мышления не тождествен мышлению как субъекту, а содержание - фор­ме, то изложение процесса мышления не отождествляется с самим процессом мышления, содержание (принцип) с началом.

Совпадение принципа и начала (Гегель) означает опреде­ленное понимание движения логики, а именно - движения как развертывания основного принципа (основоположения) таким образом, что в результате этого развертывания начало совпадает с концом.

Кроме того, в ходе такого движения начало утрачивает свою односторонность, движение «должно быть рассматрива­емо как дальнейшее его определение»[3], но оно же утрачивает и свое качество быть началом.

Следовательно, в тех случаях, когда логика имеет своим предметом «чистое мышление», чистое знание, принцип и на­чало совпадают.

Однако в такого рода системе начало не может быть поня­то как «происхождение из...». Характеристикой начала явля­ется его беспредпосылочность, ибо ряд развивается не в обрат­ном направлении, но только в направлении вперед - к ре­зультату. Если мышление берется в его тождественности са­мому себе, то начало, находясь внутри, а не вне процесса движения, находит свое обоснование в дальнейшем движении, но не в возвращении назад. Само движение вперед есть воз­вращение к началу как к своему основанию[4]. Но что такое это движение вперед? Является ли оно - спрашивает Гегель - чем-то проблематическим и гипотетическим? Подобно ли оно геометрическому построению, где оправдание аксиомы со­держится в конце построения, когда получено доказатель­ство?[5] Нет, ибо движение вперед здесь не есть выводное дви­жение, но движение по самообоснованию принципа (начала), оно есть бесконечное отталкивание к началу.

Итак, в том случае, когда логическое начало совпадает с началом логики, - а) начало есть одновременно основной принцип логики, ее основоположение; б) начало находится внутри самой логики, имманентно ей и потому выход за рам­ки данной логики запрещен; в) движение происходит как са­мообоснование основополагающего принципа.

4.      Посмотрим, что получается в том случае, когда логичес­кое начало и начало логики берутся как несовпадающие.

Первое утверждение такой логики состоит в том, что ее начало лежит вне теории и поэтому не может быть апробиро­вано в ходе движения самой теории - самообоснование те­ории не совпадает с самообоснованием начала.    те­ории, с одной стороны, несомненно, есть ее развитие, то есть рас­ширение и снятие односторонности основной предпосылки. Но, с другой - этот несомненный акт любой теоретической мысли для данной логики не является определяющим. Ее определяющим положением является множественность логик, т.е. сосредоточие логических сил на точке перехода одной ло­гики в другую. Таким образом, принципом (основоположени­ем) такой логики   отс утствие основополагающих принципов.

Вопрос о начале в этом случае ставится принципиально, то есть начало понимается как то, что в ходе всего движения на­чалом и остается (1), как то, что в результате движения не совпадает с концом (2). Движение принципиально разомкну­то, ибо предполагается наличие иной логики и само движение сосредоточивается в точке перехода в эту иную (неизвестную) логику.

Если начало берется как то, что лежит вне логики, в каче­стве начала оно сохраняется на протяжении всего логического движения и в качестве такового (не только может быть вос­становлено в любой момент, но и) присутствует на любом участке пути.

Это присутствие начала в качестве не совпадающего с са­мим теоретическим движением и есть тот момент, который позволяет противопоставить логическое начало началу логи­ки

Поставим задачу точнее.

В гегелевской философии начало является одновременно и опосредованным и непосредственным, и беспредпосылочным и предпосланным. Непосредственно оно потому, что лежит в са­мой логике, опосредованно, ибо движение строится так, что оно должно опосредовать начало. Фактически начало опосредуется концом (и однако это не есть геометрическое - акси­оматическое - движение, поскольку конец не есть вывод, но есть совпадение с началом). Начало предпослано основным принципом (основоположением) теории, но оно беспредпосылочно, поскольку находится внутри теории. Иначе говоря, на­чало есть по существу беспредпосылочность основного прин­ципа, предпосланность которого не может не быть истинной потому, что предполагается только одна возможная теория, одна истина, одна истинная логика.

У Гегеля, следовательно, совпадают беспредпосылочность начала логики и самообоснование его в ходе логического дви­жения (развития понятий) как логического начала.

Попробуем разделить эти две вещи, исходя из того, что начало логики (как то, что не совпадает с самой логикой) и логическое начало (как ее развивающийся основной принцип) - различны.

Логическое начало тогда характеризуется тем, что философская логика в своем основополагающем принципе все бес­предметное, как говорит Фейербах, «делает предметным непостижимое - постижимым, другими словами, объект жиз­ненных интересов превращать в мысленный предмет, в пред­мет знания»[6]. Беспредпосылочность логического начала дей­ствительно тогда обосновывается в ходе движения логики, в котором доказывается возможность превращения действитель­ной не-мыслительной реальности в мысль, в логику.

Логическое начало оказывается в этом смысле единствен­ным, ибо каждая данная логика предлагает только один спо­соб превращения не-логического в логическое и в этом отно­шении выступает как единая и единственная (любая иная ло­гика не является этой). Ноэто - только «логическое нача­ло».

Начало логики есть движение в обратном направлении: оно состоит в превращении логического в не-логическое, в вы­ходе из некоторой логики в сферу, которая логикой не явля­ется и предполагается не-логической по своему существу. Обоснование начала логики в ходе движения логики невоз­можно. Единственным обоснованием является его сохранность в смысле начала на любом отрезке логического пути. Начало логики есть, таким образом, действительная оппозиция не-ло­гического (вне-логического) и - логического, но оппозиция, направлением которой является выход логики во-вне, ее дви­жение от себя. Но выход «во-вне» логики означает, что сама логика больше не мыслит себя в качестве единственной, она не тождественна всей реальности (1). Более того, она не тож­дественна самой себе (2).

Начало логики требует выхода в действительно иную ло­гику (иное всеобщее), в диалог логик (а), и оно требует выхо­да в иную возможность логики и мышления в целом, - в парадокс определения бытия - в понятии - как вне-логичес­кого, как не-мышления (б)[7].

Однако, на мой взгляд, этот современный логический вы­ход, чтобы развернуться как собственно логический, требует серьезного возвращения к Гегелю и переосмысливания геге­левского выхода, гегелевского понимания логического начала.

II. Определение начала логики у Гегеля (письмо к другу-философу)

Мне кажется, что вы формулируете начало логики при­мерно так: мышление, которое определяет себя в качестве ло­гики, первым (начальным) своим актом делает полагание не-мышления - бытия. Или иначе: мышление, которое полагает свое небытие (бытие вне мысли), полагает себя как логику. Определение мышления через его небытие оказывается для вас, насколько я понимаю, начальной логической акцией.

Я думаю, что на это возразить нечего. Это очень красивый и необходимый философский ход. Возражать бы я стала по другому поводу. А именно: как ни остроумно и насущно такое начало логики, оно не снимает возможность гегелевского хо­да. То есть я не согласна с тем, что гегелевское начало логики не является вовсе началом логики.

В чем я вижу различие? Ваше начало логики (как ни странно это звучит) носит скорее онто-логический, чем соб­ственно логический характер. В гегелевской манере выра­жаться (точной) это звучит так: «Правда, принцип какой-ни­будь философии также означает некоторое начало, но не столько субъективное, сколько объективное начало, начало всех вещей» (у вас, правда, речь идет не о начале всех ве­щей, но о начале мышления, это, однако, не меняет того об­стоятельства, что начало логики у вас полагается как прин­цип). «Принцип есть некое определенное содержание... Во­прос же о начале как таковом остается без внимания и счита­ется безразличным как нечто субъективное в том смысле, что дело идет о случайном способе начинать изложение, стало быть и потребность найти то, с чего следует начинать, пред­ставляется незначительной по сравнению с потребностью най­ти принцип, ибо кажется, что единственно лишь в нем заклю­чается главный интерес, интерес к тому, что такое истина, что такое абсолютное основание всего»[8].

Вы начинаете, насколько я понимаю, с содержания мыш­ления, предполагая, что его определенное содержание (бытие как не-мышление) оборачивается единственно возможной ло­гической формой, формой мышления как логики. И дей­ствительно, по-видимому, собственно логическая форма может состоять только в полагании бытия, ибо никакая, кроме логической, мысль полаганием бытия не занимается - она знает его, так как для нее бытие есть данность: видимое,осязаемое, переживаемое, ощущаемое и т.п.

Полагание же бытия, на мой взгляд, начинается с отрицания непосредственности бытия или точнее - с отрицания того обстоятельства, что бытие дано мышлению непосредственно. Или еще иначе: отрицания того, что данное мысли непосред­ственно может быть принято мыслью в качестве бытия. Сле­довательно, в логическом мышлении (мышлении как логике) то, что дано мышлению как находящееся вне мышления, под­вергается логическому отрицанию. Отрицается данность мыш­лению внеположного мышлению содержания. Таков, насколь­ко я понимаю, начальный ход Гегеля для обоснования мыш­ления, и я думаю, что это один из самых смелых ходов дума­ющего о себе мышления. Этим ходом полагание как собствен­но мыслительный акт превращается в акт абсолютный, то есть логика в акте полагания того, что не-логическому мышлению дано непосредственно, полагает себя как логику. Я не-логи-ческое видит, чувствует и слышит вокруг себя плотную ре­альность, о которую можно поломать ноги и разбить лоб, но логическое Я отказывается от этой очевидности, и отказ этот есть первый акт свободы мышления (а, следовательно, первая предпосылка мышления как логики), точно так же как в акте самоубийства (говорит Гегель) Я впервые утверждает свою сво­боду.

Тем самым такие мыслительные акции как восприятие, представление и т.д. оказываются нелогической стихией логи­ки внутри самого мышления, а не вне его. Так, собственно, оно и есть в истории философии - философия искусства, на­пример, это логическое определение не-логического мышле­ния, то же философия истории, права и т.п.

На мой взгляд, это отрицание внеположности бытия мышлению вне мышления (гегелевское начало логики) есть такое полагание мышления, с которого вполне последовательно и строго начинается рассмотрение мышления как формы, то есть как логики, и именно Гегель, а не Кант, как я думаю, зани­мается последовательным исследованием мышления как  ф о р м ы.

Приступая к чтению «Большой логики» Гегеля («C чего начать науку»), сразу натыкаешься на ряд трудностей логи­ческого порядка.

1.      По словам Гегеля, нахождение начала в философии ста­ло представлять проблему (стало предметом логических затруднений) только в Новое время. Прежде принцип философ­ской системы как ее содержание принимался одновременно и за начало этой системы. Иначе говоря, трудность начала сни­малась за счет того, что принцип системы рассматривался как ее содержание. Вопрос же о методе рассмотрения содержания, то есть о его форме (о логике самого содержания и о логике его рассмотрения), оставался в стороне как вопрос второстепен­ный[9].

Следовательно, проблема начала в Новое время натыкает­ся в своем движении прежде всего на трудности соотнесения «метода с содержанием, формы с принципом»[10]. Что было вна­чале и что должно быть в начале системы? То, что определе­но как ее содержание, или же метод организации (рассмотре­ния) этого содержания?

2.      Отсюда возникает второй вопрос. Содержание в любом случае, даже тогда, когда оно выбирается философом «произ­вольно», должно быть объективным - оно принадлежит при­роде вещей, лежащей вне философской системы: вне данной философской системы и вне философской системы как тако­вой вообще. Эта объективность содержания подкрепляется тем, что строится причинное объяснение (каким бы оно ни было - движением духа, движением культуры, движением производственной культуры или интересами классовой борь­бы) того факта, что именно это содержание стало предметом этой философской системы.

Иначе обстоит дело с формой (методом) философского рассмотрения. Метод всегда субъективен в том смысле, что он находится в пределах самого философского рассмотрения и определяется его нуждами. Можно возразить, конечно, что метод задан предметом исследования, его спецификой и т.д. Однако специфика предмета допускает различные способы об­ращения с ним: эстетическое, религиозное, естественно-научное, наконец, предметно-практическое. Философское отноше­ние к предмету - один из этих способов, заданный спецификой самого философского мышления. И в этом отношении он субъективен, то есть принадлежит самому философскому мышлению как субъекту философского делания.

Для Гегеля это означает, что началом логики является во­прос не о «принципе» (содержании), а о том, как возможно превратить акт мышления в логический акт, т.е. о том, «как возможно обоснование». Игра с непосредственным и опосредо­ванным (результатом), с началом и концом логики (опять-та­ки результатом) - это поставленная «на ноги» идея обоснова­ния.

Не определенное содержание, по Гегелю, является нача­лом логики, ибо это содержание берется откуда угодно, а точ­нее, из представления, а проблема - что значит обосновать это содержание. Логическое движение мысли (то есть ее движе­ние по законам логики), ее развитие есть «возвращение назад в основание, к первоначальному и истинному...»[11], и дело не в том, что конец совпадает с началом, вернее, дело в этом, но нельзя же это понимать буквально, в том числе и как надоев­ший образ круга (даже если Гегель им и пользуется), где лю­бое начало и любой конец есть одна и та же точка, а дело в том, что конца, строго говоря, вообще нет, ибо он всегда есть возвращение к началу. Там, где возникает нужда в обоснова­нии, и там, где оно осуществляется, начинается мышление как логика.

Обоснование есть начало логического мышления и логи­ческое начало есть обоснование, поэтому логика всегда нахо­дится в точке начала, и никаких других точек у нее нет.

Далее, форма мышления оказывается и принципом логи­ки, поэтому началом логики, то есть той точкой, в которой мыш­ление утверждает себя в качестве формы, является чистое бы­тие, ибо «принцип» формы (логический принцип) состоит в том, что обоснованию подвергается то, что дано не­логическим мышлением непосредственно (бытие). То обсто­ятельство, что Гегель не все три раздела своей логики говорит о бытии, а переходит к сущности и понятию, на мой, взгляд, связано с тем, что его первоначальное утверждение, что логи­ка есть мышление, взятое со стороны формы, что форма есть содержание мышления как логики, означает, что мысль, по­лагающая себя как форма, полагает себя в форме чистого бытия. Следовательно, полагание мыслью себя в качестве ло­гической означает и полагание себя в качестве бытия (чисто­го). Гегель, по-видимому, надеется на то, что читатель, пере­ходя к сущности, например, еще будет помнить, что речь идет о логике, а, следовательно, и о соотнесении всех осталь­ных актов мышления к акту полагания им чистого бытия.

Можно ли считать, что мышление, первым актом полагания которого является полагание  себя  в качестве ч и с т о г о бытия, должно предполагать бытие как не­мышление? Я думаю, что нельзя. Или что, во всяком случае, для начала (гегелевского) это не следует предполагать...

Но вот потом, когда начинается ваше начало... Тогда... Но вернусь к Гегелю.

Для меня гегелевское «чистое бытие» - это первый кон­ституирующий себя в качестве логики акт мышления, по­скольку мышление в этом акте определяет себя в качестве "субстанции - в спинозовском смысле, то есть мышление не нуж­дается для своего существования ни в какой иной причине. Для мышления это значит, что не только по форме (это - после Канта - само собой разумеется), но и по содержанию оно не зависит ни от какой иной причины. Мышление, опре­деляющее свой субстанциальный характер, для меня и есть начало мышления в качестве логики, то есть мышления, которое свое собственное содержание обосновывает как свою форму.

Поскольку мышление определяет себя в качестве субстан­ции, то есть того, что не нуждается в ином для своего суще­ствования (для мышления - действия), то оно должно закре­питься в точке начала, как в такой точке, в которой осу­ществляется его постоянное опустошение. В точке начала мышление всегда может и должно опустошить себя от извест­ного содержания, чтобы начать все заново. «Но начало не должно само уже быть неким первым и неким иным; в том, что есть внутри некоторое первое и некоторое иное, уже со­держится совершившееся продвижение. То, с чего начинают, само начало, должно поэтому брать как нечто не поддающе­еся анализу, следовательно, как бытие, как то, что совершен­но пусто»[12]. Начало есть, следовательно, пункт вечного возвращения,    а   последнее представляет собой опустошение мысли от содержания, то есть создание воз­можности для обоснования.

Если началом мышления, которое изучает само себя (мышление, для которого предметом является мышление же), то есть началом «мышления как формы», «мышления как ло­гики», «чистого мышления», может быть только мысль, к ко­торой возможно постоянное возвращение, которая не обосно­ванна раз навсегда, мысль, содержание которой выводимо только из мысли же  (иначе  говоря,  чистая  мысль, а не пред­ставление), л о г и ч е с к а я мысль, то, по-видимому, это должно быть мысль о  н и ч т о или ничто определенной мыс­ли, ничто мысли, понимаемой как представление. Ничто мысли как представления (или мысли, которая имеет предметом не самое себя) является началом логики. Такой мыслью явля­ется понятие чистого бытия, при этом не нужно в начало да­же вводить «понятие». Ничто представления уже достаточно расчищает место для логики. Понятие же, которое требует сложных логических манипуляций с идеей  и н о г о, может быть отнесено в логике гораздо дальше, туда, где оно высту­пит в качестве п о н я т и я  п о н я т и я. «Более того, единственной целью и делом науки (логики - Л.Т.) является достигнуть понятия своего понятия и таким образом прийти к своей исходной точке и к своему удовлетворению»[13].

Но этим же «ничто представления» для чистой мысли (логической мысли) является чистое бытие (или понятие бытия). То есть началом логики, которое в отношении к мышлению, взя­тому как представление, является «ничто», в отношении к чи­стому мышлению (логике) оказывается чистым бытием. Нача­ло, представляющее собой ничто по отношению к мыш­лению, которое имеет предметом размышления некоторое иное, а не само мышление, есть бытие по отношению к мышлению, которое имеет предметом самое себя, ибо только в этом последнем случае бытие может быть дано в понятии, то есть само стать чистой мыслью.

И мне кажется, что ваш парадокс: бытие в понятии дол­жно быть дано как не-понятие (или бытие в мышлении дол­жно быть дано как не-мышление) - полностью раскрывает свою парадоксальность только на основании «идеалистичес­ких» (Гегелевских) размышлений, то есть на основании развитого представления о «чистом» мышлении, имеющем предметом самоё себя. Для представления (мышления в форме представ­ления) оно парадоксом не является. Для мышления как пред­ставления это само собой разумеется, ибо такова природа представления, как она определена тем же Гегелем.

Конечно, верно, что гегелевское бытие является бытием мысли, но верно с некоторой оговоркой: бытием логической мысли является мысль о бытии или понятие бытия.

Насколько я понимаю, для Гегеля нет никаких сомнений в том, что всякое мышление «амбивалентно» (выражаясь более поздним языком): оно есть двоякость того, что мыслит, и того, о чем мыслит (соответствующие цитаты ничего не стоит подобрать). Всякое мышление мыслит о бытии. Но Ге­гель занимался, конечно, не всяким мышлением, а наукой ло­гикой. И здесь, как мне думается, он рассуждал так: логика занимается мышлением как формой, следовательно, в ней мышление должно предстать в очищенном от содержания ви­де; очищение это означает просто-напросто, что содержание, которое для восприятия и представления оказывается непо­средственным, в логике выступает как понятие содер­жания. Поэтому если всякое мышление мыслит о бытии, то для логики мышления бытия, во-первых, является логическим (а не временным) началом, а во-вторых, это мышление п о н я т и я бытия. Поэтому чистое бытие оказывается однов­ременно и чистой мыслью (понятием) и ничто бытия, то есть опять-таки его понятием.

И, кстати, это было совершенно новое и свежее начало ло­гики. Ибо, хотя Спиноза, например, начинает свою логику («Этику») также с определения бытия (субстанции), но он все еще путает, какое определение бытия он дает, - определение в понятии или в представлении, путает настолько, что «суще­ствование вещи в самой себе» доказываетсяим через представление вещи,не нуждающейся в представлении другой; для него, конечно, порядок идей тот же, что и порядок вещей, ибо о «порядке» идей у него еще нет точного «знания» (нет строгой концепции). И прав Лейбниц, который хотел бы по­лучить от Спинозы точный ответ, что же такое субстанция, что существует в себе или представляется само в себе. Ко­нечно, Спиноза дает понятие бытия, как вы справед­ливо утверждали, но с каким трудом он к нему пробивается, во-первых, называя бытие природой, во-вторых, называя по­нятие представлением и, в-третьих, называя логику этикой. А все потому, что у него еще не сформировалась мысль о том, что кауза суи есть  понятие бытия формируется оно только в мышлении, которое претендует на то, чтобы быть логикой.

Не тот же порядок идей, говорит Гегель, что и порядок ве­щей, ибо соответствие понятия реальности есть не истина, а лишь правильность, и как требование может быть предъявле­но только представлению, а не понятию. В представлении, конечно, бытие не есть то же самое, что ничто, только в по­нятии возникают такие загадки, ибо только в понятии вечное, бесконечное и единственное бытие должно быть дано как воз­никающее. И логика начинается только тогда, когда то, что есть (бытие), обосновывается как то, что не существует.

Мышление, рискующее отойти от непосредственного ощу­щения бытия и создать его понятие, - это, по Гегелю, и есть логика. Понятие, в котором для здравого смысла все стоит «на голове»: бытие возникает, бытие есть одновременно ничто, бытие есть начало мышления, а не его заданное содержание.

У Гегеля ничто бытия есть ничто логической мысли, по­этому логика всегда начинается, только начинается она не из «бытия» (материализм, в котором мышление не яв-   ляется «кауза суи» ни по содержанию, ни по форме), а из «не-логического» мышления, то есть из того мышления, для кото­рого обоснование себя самоё не только не основное, но и вооб­ще не является вопросом, из того мышления, которое столь же безразлично к проблеме обоснования мышления, как и к проблеме обоснования бытия.

В отличие от моего любимого Фихте, у которого начало неподвижно, то есть не подвержено развитию и поэтому остается вне дедукции, у Гегеля начало развивается в логическую дедукцию, но (назову это парадоксом) парадокс развития со­стоит в отталкивании к началу. Но именно потому, что у Фихте начало не развивается, он пишет Наукоучение, а не Логику. И хотя, конечно, наукоучение есть вариант логики, однако здесь нет еще понятия «логика», которое само по себе обязывает к сложной эквилибристике начала.

Вся «Наука логики»,как я ее воспринимаю, есть сплошное начало. Для меня это очевидно, прежде всего, по речевому и мыслительному стилю Гегеля. Ни одна часть логики не явля­ется дедукцией из другой. По крайней мере, я так восприни­маю науку логику и думаю, что здесь в основном ваше вли­яние: стараться читать текст не так, чтобы упереться в коне­чный вывод из абзаца, параграфа, части и т.п., но каждую за­конченную фразу воспринимать в ее самостоятельном смысле. Я не могу, приняв этот общий принцип, делать исключение для Гегеля. Поэтому на учение о сущности я не могу глядеть как на простое снятие учения о бытии. Для меня «сущность» - еще один (второй) заход к началу логики. И я понимаю, почему Гегель считает его «истинным» по отношению к нача­лу - бытию, - мысля по сути, мышление тождественно са­мому себе. Но тем более странным для тождественного себе мышления оказывается «начинание»с бытия, тем более странным и тем более значимым.

И оба начала (понятие как бытие и понятие как сущ­ность) сталкиваются друг с другом, так как, я думаю, логи­ческое мышление не может отказаться ни от того, ни от дру­гого, ибо иначе оно будет тендировать к мышлению не-логическому в обоих смыслах: к представлению (если мыслить на­чало как бытие) и к собственно научному (если мыслить на­чало как сущность). А тут еще третье начало - «понятие», то есть то, с чего начинается и чем кончается (не во временном, а в логическом смысле) логика, так как она вся есть мышле­ние в понятиях. Еще более «истинный» заход к логике (через понятие). И сущность и понятие - это две «истины» мышле­ния, ибо здесь мышление в своей стихии - в сущности - ча­стично, в понятии - полностью. А бытие в этом смысле, ко­нечно, не истина - мышление не может сказать о бытии ничего «окончательного», оно для него всегда неизвестное - оно всегда говорит о нем только то, в чем неизменно проглядыва­ет природа самого мышления. «Чистое» бытие поэтому есть чистая мысль о бытии, чистая мысль в том смысле, что это то, что мышление может сказать о бытии.

И в учении о бытии Гегель подробно описывает,чтомысль, сообразуясь со своей природой, может сказать о бытии. Оказывается, она может сказать о нем неожиданно много.

Тщательный и подробный разбор этого многого, на мой взгляд, не менее существен, чем тот запас логической эне­ргии, который получает мышление, которое определяет себя через бытие как не-понятное.

Не знаю, достаточно ли ясно я сказала на этой и предыду­щих страницах то, что хотела сказать:

Оба начала логики (на этот раз - в смысле - ваше и ге­гелевское) для меня необходимы и лишь в своей дополнитель­ности (взаимопредположении и взаимоотрицании) парадо­ксальны. Поэтому я никак не могу рассматривать одно из них - (ваше) - в качестве снятия гегелевского или в качестве исправления и улучшения гегелевского.

Но есть тут и другая сторона дела, которая лично задевает меня гораздо больше: для того, чтобы «снять» Гегеля, пока­зать его «ограниченность» или вовсе неправоту, вам (и в этом я убеждена) приходится сильно упрощать его. И иногда через спасительный оборот - «значит»: мышление есть мышление не-мышления (бытия); гегелевское понятие бытия дает бытие в понятии, значит, у Гегеля вообще нет мышления. Или - учение Гегеля о бытии есть учение о бытии в мышлении, зна­чит, это учение о бытии не как таковом, а о бытии мышле­ния. А на самом деле у Гегеля так: начало логики - это мысль о бытии, и постольку, поскольку речь идет о начале, то мышление бытия и является бытием мышления, то есть в мышле­нии бытия мышление и осуществляет себя как мышление. Или: логика мышления (понятия), которая у Гегеля, говорите вы, вырастает из логики рефлексии, сталкивается с той труд­ностью, которая присуща логике рефлексии, то есть с «дурной» бесконечностью рефлексии (мысль о мысли о мысли о...). Но ведь гегелевская рефлексия как раз построена так, чтобы пре­одолеть эту «дурную бесконечность», ибо она построена на совершенно ином принципе, чем мысль о мысли о мысли о... Именно в Малой Логике он считает нужным даже образно объяснить свое понимание рефлексии как «отбрасывание» на­зад, а не бесконечное движение вперед: «Мы употребляем вы­ражение рефлексия прежде всего по отношению к свету, ког­да он в своем прямолинейном движении встречает зеркаль­ную поверхность и отбрасывается ею назад. Мы, таким обра­зом, имеем здесь нечто удвоенное... Но то же самое происхо­дит, когда мы рефлектируем о предмете... Задачу или цель философии обыкновенно также видят в познании сущности вещей и понимают под этим лишь то, что философия... дол­жна показать, что вещи опосредствованы или обоснованы чем-то другим»[14]. У Гегеля рефлексия есть не движение в дур­ную бесконечность, а в самом предмете размышления (реф­лексии) отрицательное отношение с другим, опосредствование.

Нет здесь для Гегеля безысходной ситуации, хотя, конеч­но, он ясно понимает и не дает забыть ни себе, ни читателю, что, когда речь идет об анализе мышления, мы всегда имеем дело с мыслью о чем-то, а не самим этим чем-то. Наука мо­жет забыть об этом обстоятельстве, логика же не вправе. Без­выходной же ситуации нет потому, что для Гегеля именно в мышлении, о мышлении, возникает сложная ситуация столкно­вения мышления как формы с мышлением как содержанием и содержание все время балансирует на «туго натянутом кана­те» формы, то есть в логике содержание «оформляется» в поня­тие.

Итак, заключаю: считаю, что гегелевское начало логики (начало логики - всегда мысль и только мысль, очищенная от непосредственности представлений; бытие в этой изначаль­ной мысли - лишь понятие бытия) и ваше начало логики (начало логики - мысль о бытии как не мышлении, это на­чало - трудность понятийного определения вне понятийности бытия; и это-то начало - нетождественность мысли и бытия - постоянно воспроизводится в мыслительном движении), итак, оба эти начала только в своем сопряжении и только в своем максималистком стремлении к исключительности и единственности дают действительный, необходимый для логи­ки парадокс. Для меня (впрочем, важнее, что - для са­мой логики парадокса) необходимы оба начала.

Вот - первое мое соображение. И - второе. Я считаю, что вы зачастую ослабляете этот парадокс, когда - для «краткости» и «убедительности» вашего начала - упрощаете и заранее компрометируете начало гегелевское. Не надо этого делать. В этом я убеждена. Знаю, что в «общем контексте» вы вполне точно определяете насущность (для логики) геге­левского начала, но вот в отдельных, увлеченных фрагментах вы, по-моему, отступаете от этого истинного диалогизма. С этими отступлениями я и спорю.

1982

III. Вопросы, о начале и предпосылке философской мысли

1.        Что такое предпосылка в философии? Есть ли она «ко­нец» предшествующей философии? Или же одно из возмож­ных всеобщих определений философии, определение «новое» по отношению ко всем существовавшим системам? Но не «но­вое» в отношении к выработавшемуся понятию философии?

2.        Может ли философия начать не с предпосылки? Пред­посылка есть аксиома,из которой должно быть выведено все остальное и которая доказывается процедурой выведения, его возможностью, но не как таковая, не für sich, не сама по се­бе. Может ли философия начинать с принципиально бездока­зательного шага?

3.        Что такое вообще доказательство в философии? Являет­ся ли философия теорией? Что такое теория? Может быть, те­ория есть доказательство определенной гипотезы. Но что зна­чит доказать гипотезу? Показать, I) что ее следствия ей не противоречат, или же 2) показать, что гипотеза не противоре­чит предмету гипотезы, то есть тому, что не есть она сама.

Есть ли гипотеза то, что доказывается с помощью определенных аксиом? Что тогда оказывается предпосылкой - аксиомы или сама гипотеза также?

4.        Должна ли предпосылка всегда быть вне самой системы (теории) или она находится в пределах системы (теории)?

5.        Философия начинает с понятия начала. Может ли она начать с чего-либо другого - с «данного в действительности» (как советует Фейербах)[15]?

6.      Философия как система есть не «сущностное мышле­ние, но есть только излагающее себя мышление»[16].

Это значит, что истина философии есть совпадение мыслящего мышления с самим собой, что предметом философии (мышления) является само же мышление. Правда, сразу воз­никает трудность, разрушающая эту стройность, - само мышление не может быть направлено только на себя. Следо­вательно, каждое новое определение мышления есть создание для него нового предмета и рассмотрение ее отношения к это­му предмету. Философия, следовательно, все время соверша­ет амбивалентное движение, каждый ее шаг амбивалентен - она «излагает» не предмет мышления, но само мышление по поводу этого предмета, то есть 1) фиксирует определения мышле­ния, возникшие по поводу этого предмета, а следовательно, 2) фиксирует, каким образом предмет получает определения в мышлении.

Но так ли это? Ведь вновь возникает вопрос о необходимо­сти определить - в мышлении - предмет мышления как вне-мыслительный, вне-понятийный предмет.

Но, может быть, именно в этих вопросах и их переформу­лировках и движется философская мысль?

---

[1] См: Гегель Г.В.Ф. Соч: В 13т. М.,. 1937. Т.5. С.49.

[2] Там же. С.50.

[3] Там же. С.55.

[4] Там же. С.54.

[5] Там же. С.55.

[6] Фейербах Л. Избр. философ.  произв. М., 1955. С.98.

[7] См. детальнее об этих двух моментах: Библер B.C. Мышление как творче­ство. Введение в логику мысленного диалога. М., 1975.

[8] Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т'. 5. С.49.

[9] Там же. С.49 - 50.

[10] Там же. С.50.

[11] Там же. С.54.

[12] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. I. М., 1974. С. 132.

[13] Гегель Г.В.Ф. Соч. Т.1. С.103.

[14] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. I. С. 195.

[15] Фейербах Л. Избр. философ. произв. T.I. 1953. С. 60.

[16] Там же. С. 61.