«Материалистический поворот» в постсовременной философии раскалывается надвое: с одной стороны, это «новый материализм» с его «возвращением к материи», который можно охарактеризовать как новый этап феминистской теоретической мысли, эвристически движущейся от дихотомий мужского/женского и частного/публичного к фундаментальной (мета)физике, с другой – спекулятивный реализм, включающий в себя четырех философов, объявивших войну корреляционистской парадигме: парадигме, согласно которой мы имеем доступ к всегда-уже-корреляции бытия и мышления, но никогда к бытию как таковому. Новый материализм генеалогически восходит к философии Донны Харауэй, акторно-сетевой теории, феминистским и анархо-эпистемологиям ХХ века, пост- и деколониальным исследованиям, а также к феминистской философии науки и техники. 

Мы собираемся обсудить феминистскую критику как требование «ненасильственного» (в широком смысле) письма, но также будем говорить про имманентность самого языка, в глубине которого сокрыто насилие. Здесь есть конфликт.

Что такое чтение как триггер? как остаюсь одной и читаю, без некоторой бессознательно, телесно ожидаемой субъектки, размывающей мою телесную, сублиматорную границу. Вступив к первой самости автоматического, осознанного письма, надеясь замкнуться не в рекурсивный опыт, позже сказать, что победа, наконец, будет свободной, но язык – нет, язык свободен не будет. Вступив, первое было к тому, что в тревоге, тревоге признания, альтернативной, неуместной в отсутствии тотальной чуждости, фаталистической и фаллогоцентричной отчужденности мест говорить чужой речью, стать речью вообще, рождая сверх-женский, сверх-рекурсивный опыт, прорабатывая как стаю близнецовых часов, в часу, в созвездии экономики пола.