1.Общие замечания.
Между появлением «Начертания логики» русского философа и логика А.С.Лубкина и «Науки логики» Г.Гегеля разница всего в несколько лет. В самом «Начертании» А.С.Лубкина нет упоминания о Гегеле, как вообще нет упоминаний о ком-то персонально. Уже сам этот факт говорит о том, что А.С.Лубкин владел приемами работы в деперсонифицированных идеальных системах (чистое мышление, чистая логика), которые в немецкой классической философии лишь декларировались и прикрывались громоздкими рассуждениями о феноменологии, о потаенности истины, о сущностях, которые прячутся за явлениями.
«Начертание логики» А.С.Лубкина написано легко, очень внятно и даже весело, как бывает иногда весело человеку, совершившему такую работу, которую ни до него, ни после него совершить уже никто не может.
А.С.Лубкин упоминает о «логиках», издававшихся на русском языке в начале 19 века и упрекает их авторов в мимоходности, в поверхностности, с которой подавались приемы герменевтики читателям.
Логика Г.Гегеля перегружена «прибавлениями» и «примечаниями», у А.С.Лубкина примеров, то есть выходов в эмпирику, в жизнь, в практику нет совсем. Сам этот факт уже говорит о том, что А.С.Лубкин больше доверяет читателю и ставит его интеллектуально с собой на равных, и тем самым преодолевает синдром профессора логики и философии, владеющего какими-то секретами мышления и потому смотрящего снисходительно на представителей частных наук или на простолюдинов, с науками вообще незнакомых. «Начертание логики» А.С.Лубкина более демократично, но ни в одном из своих разделов оно не опускается до пропагандистского уровня, что для европейских логик, пропедевтик, наставлений и руководств было настолько характерным, что логика, например, в кантовском ее истолковании превратилась в назойливую дисциплину, на которую большинство салонно-воспитанных и образованных людей смотрело с недоверием и с осторожностью.
Логика Гегеля национальна: она вырастает, творится, открывается, систематизируется и адресуется немецкому народу и призвана служить немецкому народу. Всемирный дух, Абсолютная идея обретают свое подлинное бытие на немецкой почве. Социальная, экономическая и политическая жизнь упорядочивается и наряду с царством действительности в Германии торжествует царство мысли[1].
А.С.Лубкин, предваряя свое «Начертание» ничего не говорит о политическом устройстве России, о том, что заботит умы современников, у него нет спекулятивных допущений об исключительности, «избранности» русского этноса. Лишь один штрих к интеллектуальной ситуации в российском обществе начала 19 века: здесь недостаточно книг по логике. Но данное обстоятельство не повод для отчаяния, сетований, брюзжаний и надежд на то, что они появятся из Европы и, в частности, из Германии, уже охваченной панлогизмом. А.С.Лубкин создает рукописное «Начертание логики», проверяет «Начертание» на осмысленность в ходе преподавания данной дисциплины военным и издает.
Методологическая дистанция между «Наукой логики» Гегеля и «Начертанием логики» А.С.Лубкина обнаруживается уже в названии. Г.Гегель создает « Науку логики», то есть, теоретическую систему с историко-философской составляющей, с проясненным в рефлексивных проработках предметом, с категориальным аппаратом, с эмпирическим и социальным фундированием, с перечислением авторитетов и множеством дидактических приемов.
А.С.Лубкин создает всего лишь « Начертание логики».
Г.Гегеля называют великим энциклопедистом. Знал ли он о появлении в России, в Санкт-Петербурге, небольшой по объему, но богатейшей по освещенному в ней сугубо логическому содержанию, то есть действий, операций, состояний, процессов мышления, о всей этой полной драматизма, утрат и обретений, ошибок и удач мыслительной сфере?
Ни в одной из работ Гегеля нет ссылок на А.С.Лубкина и даже упоминаний о нем. Именно поэтому становится необходимой компаративная работа: сравнительный анализ логики Г.Гегеля и логики А.С.Лубкина с тем, чтобы выявить точки схождения и, соответственно, точки расхождения двух философов. Подобное исследование несомненно будет способствовать прогрессу и в современных логических разработках.

2. Генерализованные дискурсы о структуре мышления Г.Гегеля и А.С.Лубкина.
В общую структуру мышления Г.Гегель (в «Малой логике») включает чувства, созерцание, образы, представления, цели, обязанности[2], а также мысли и понятия.
Логик по Гегелю проводит демаркацию между миром представлений и собственно мышлением. Философ-логик у Гегеля замещает чувственные представления понятиями и категориями. Для преодоления разрыва между представлением и собственно мышлением в реальных социально-исторических ситуациях (по Гегелю) появляется особая страта – сословие людей. Это писатели, проповедники, ораторы[3].
Выделив первичную дуальную структуру мышления Гегель далее вводит в свой дискурс оператор-действие – «размышление». Перевод мышления в режим размышления позволяет Гегелю выделить еще одну структурную всеобщую единицу – это принцип или начало. Принцип опыта для него стоит на первом месте, но не является единственным принципом.
Действующий в мышлении принцип опыта намного обогащает всю структуру мышления в рамках гегелевской дискурсии, поскольку он начинает продуцировать законы, всеобщие положения, теории, мысли.
Структура мышления у Гегеля неимоверно усложняется и обогащается, когда он разбирает все возможные отношения мысли к действительности. Действительность, бытие начинает светиться, отражаться, рефлектироваться в форме категорий, понятий, суждений. Систематизация, целевое превращение отражений в тотальность, целостность, позволяет мыслить, видеть, познавать объект в его истинном значении. Синтез всех представлений, категорий, дефиниций, схваченных в мышлении отношений отливается в Абсолютную идею, в которой и через которую философ-логик видит мир, познает его, понимает и спекулятивно управляет им.
Ключ к пониманию структуры и механизмов мышления у Гегеля находится только и только в его работах: надо пройти в рефлексии тот путь, что проходит гегелевская мысль; тогда будет схвачена сама структура мышления не в застывших рассудочных формах, а как живое воспроизводящееся и транслируемое мышление.
Теперь попытаемся выявить структуру и механизм мышления в дискурсии А.С.Лубкина.
У А.С.Лубкина назначение логика и, соответственно, науки логики, состоит в том, чтобы обозревать душевные способности и здесь логика совпадает по предмету с прагматической антропологией, психологией[4].
Теперь мы можем зафиксировать одно из фундаментальных различий логики Г.Гегеля и логики А.С.Лубкина: У Гегеля логика замещает чувственное представление мыслью, а у А.С.Лубкина логика обозревает чувственное представление.
В понимании форм, в которых осуществляется мышление, расхождений у Г.Гегеля и А.С.Лубкина нет. Понятие, категории, улавливание оттенков, по которым категории отличаются от понятий, суждения, силлогизмы, и, что наиболее сближает обе «логики», описание и осуществление огромного количества операций: так представлена общая архитектоника мышления у немецкого и русского философа.

3. Операции абстрагирования у Г.Гегеля и А.С.Лубкина.
Все исследователи, которые пытались понять и по-своему проинтерпретировать метод восхождения от абстрактного к конкретному или, как данный метод был переведен в прагматическую плоскость в советском неомарксизме в 50-е-60-е годы в диссертациях Э.В.Ильенкова, А.А.Зиновьева, Г.П.Щедровицкого, рассматривали его как восхождение (aufheben), то есть действие мышления по строго заданной схеме. Есть некоторая отвлеченность, абстракция, постулат, принцип, тезис, догмат, гипостаза, теоретическая «клеточка» и от нее мысль начинает «восходить» до понимания конкретного объекта или системы. Эту операцию может осуществлять философ любой школы, иногда приводя ее в статус алгоритма, а иногда осуществляя ее интуитивно, автоматически, что достигается за счет довольно многого числа ученических интериоризаций. У Гегеля всякой абстракция предшествует операция полагания. Полагание некоторой теоретической единицы и есть тот предел на котором останавливается логика. Само полагание, порождение абстракций не поддается нормативности, алгоритмизации, процедурности. Значит, пространство логики у Гегеля – это движение мысли как внутри абстракции, так и в их соотнесении с конкретными объектами. У А.С.Лубкина действие мышления по абстрагированию прописано строже, яснее, чище и доступно для воспроизведения, то есть у него сделана работа по переводу содержания из чисто логической действительности в действительность педагогическую. А.С.Лубкин исходит из презумпции, что «ум человеческий» наделен набором способностей. И одна из задач логика – дедуцировать способности из некоторой теоретической константы и дифференцировать их. В искусстве диффернцирования А.С.Лубкин превосходит И.Канта с его аналитикой понятий и Г.Гегеля, который так и не мог выбраться из тавтологий, даже придавая им (тавтологиям) форму триад, и прибегая к различениям, оппозициям, противопоставлениям, противоречиям. А.С.Лубкин различает способность к абстрагированию и само действие по абстрагированию. Действие по абстрагированию приводит к созданию общих понятий (на чем замкнулась неокантианская школа). По содержанию абстрагирование у А.С.Лубкина – это подведение некоторого набора предметов, объектов, событий под один класс. Из такого понимания абстрагирования легко дедуцируется (у А.С.Лубкина) еще две операции: синтезирование или собирание и «раздробление» или анализирование[5]. У Гегеля и у А.С.Лубкина абстрагирование – базовая операция мышления, поскольку она самая результативная: она порождает понятия, которые могут становиться ядром научной теории, основой политической или экономической доктрины, теоретическим стержнем педагогической концепции или основой творческих импровизаций. Значит, вся загадка мышления состоит в умении абстрагироваться. Следовательно, логик тот и только тот, кто может продуцировать абстрактные системы и не только для решения задач в рамках своего личного миропонимания, но способного транслировать созданные абстрактные системы тем, кто в них наиболее остро нуждается: политикам, представителям частных наук, практикам, чье мышление изначально ограничено нормативами своей профессии.
В «Малой логике» Г.Гегель остается философом, для которого процесс перехода, перемещения мысли от бытия к абстракциям и от абстракции к бытию, и от абстракции к абстракции остается делом рефлексии. Рефлексия, то есть работа мышления, заданная либо внутренним, либо внешним императивом – это работа с абстракциями и в абстракциях. Операционально, процедурно само абстрагирование у Гегеля не поддается описанию и повторному осуществлению.
Иное дело у А.С.Лубкина. Абстрагирование у него есть условие работы мышления по определению понятий. А.С.Лубкин прекрасно справляется с этимологическим уровнем логической работы по определению понятий, на котором (этимологическом уровне) происходит именно определение, то есть поиск предела, рамок, границ, в которых понятие обретает свой единственный смысл и становится практической категорией, способной обеспечить решение и научных, и практических, и управленческих задач. Но для того, чтобы понятие было определено, необходима очень тонкая работа, на которую способен только истинный логик. А.С.Лубкин называет ее медлением[6].

***
И у Г.Гегеля и у А.С.Лубкина абстрагирование относится к универсальным характеристикам мышления. И тот и другой допускают наличие некоего синкретного мышления, которое Гегель определяет как тотальность (totalitat), а А.С.Лубкин определяет как набор способностей. Следовательно, абстрагирование, порождение абстракций и разведение их по научным предметам и сферам материального и социоантропологического мира – это всегда нарушение тотальности, синкретичности. Г.Гегель осознает последствия нарушения целостности, синкретичности, поэтому постоянно аппелирует к категории «система». Именно эта категория и выполняет привентивную функцию в работе философа и логика и не дает мышлению (не важно, кто является его субъектом) «раздробиться» (термин А.С.Лубкина) до таких смысловых единиц, из которых уже не возможен никакой синтез. У А.С.Лубкина привентивную функцию выполняет сам логик, пребывая в онтологии естественности, то есть в том состоянии всепонимания и всемогущества, которое Р.Декарт обозначал как lumen naturale.
И у Г.Гегеля и А.С.Лубкина абстрагирование оправдано только в том случае, если оно осуществляется целевым образом и подконтрольно логику-философу. Но что делать с абстрагированиями нецелевыми, спонтанными, ситуативными, неподконтрольными? И у Г.Гегеля и у А.С.Лубкина ответ видится один – надо проходить основательную логическую школу.

4. О перспективах компаративного анализа «Науки логики» Г.Гегеля и «Начертания логики» А.С.Лубкина.
Отношение между русской философией и немецкой исследуется в основном в парадигме «естественной кооперации» и далее подкрепленных эмпирикой, конечно, констатаций о взаимном влиянии, о плодотворном взаимодействии, фактах заимствования тех или иных идей дело не идет.
Нам представляется, что компаративный анализ двух логик созданных в одну эпоху, вначале 19-го века а Германии и в России будет более плодотворным, если современный компаративист сможет наметить то проблемное поле, в котором сегодня работает логика и на институционально (в основном кафедрально) организованном уровне и на уровне «одиночек» или «кружково-семинарском». Такими направлениями сегодня можно считать:
а) Определение базовых категорий в науке, управлении, в системе гуманитарного и исторического знания.
б) Поиск способов установления логической цензуры в социальных коммуникациях, в просветительстве и миссионерстве, в политических отношениях.
в) Решение проблемы рекрутирования и расширения сообщества логиков и поиск новейших форм их кооперации (исключая «интернет» и всю кибернетическую традицию).
г) Преодоление «пораженческих» настроений в сообществе философов, которые проявляются в тезисах об устаревании логики, о ее анахроничности и архаичности, о непрактичности и невостребовательности.
д) Целевая организация и инициирование «логических ренессансов» на университетско-академическом, профессионально-практическом, научно-предметном уровнях.
Нетрудно заметить, что при практической включенности современного философа в любое из выделенных направлений в логических разработках и исследованиях сделает необходимым компаративный анализ не только выбранных нами в данной статье логик Г.Гегеля и А.С.Лубкина, но и других логик.
Совершенно очевидно также, что сравнительный анализ двух и более состоявшихся в истории философии «логик» потребует создания (уже в 21 веке) какой-то объемлющей онтологии, что будет, несомненно, способствовать общефилософскому прогрессу.