В социальном пространстве тело наделяется определенным символическим значением. Оно репрезентирует личность, свидетельствует о принятии или непринятии господствующих норм и правил, выступая как символ принадлежности к той или иной группе. Кроме того, тело является основным объектом властных технологий, влияющих на индивида, его поступки, восприятие, мышление и т.п. При этом тело помещается в поле гендерных значений, в соответствии с которыми оно конструируется и определяется. Связь тело–гендер является двусторонней: с одной стороны, к телу апеллируют для легитимации существования гендерных различий, а с другой – его особенности социально значимы и могут по-разному осмысляться. In social space, the body is endowed with particular symbolic meanings. It can act as a representation of the self, as a sign of acceptance or rejection of prevailing norms and rules, as well as a marker of belonging to a certain social group. In addition, the body is the main object of techniques of power affecting the individual, her or his acts, practices of perception and thinking. At the same time, it exists within a fi eld of gendered meanings, according to which it is constructed and defi ned. Various practices of the state result in the imposition of a certain view of gender roles in society, based on and making extensive use of the space of the body.

В настоящей статье представлены результаты этнометодологического исследования методов достижения этничности в небольшом профессиональном коллективе рабочих, мигрантов из Узбекистана. Исследовательский вопрос состоял в следующем: как в естественной интеракции рабочих друг с другом и с местным населением (клиентами автомастерской) производится социальный факт «этничность»? Исходя из поставленного вопроса, в этой статье отсутствует социологическая теория, венчающая анализ эмпирического материала, равно как и теории обывателей, ситуативно формулируемые в ответ на вопросы интервьюера. В тексте содержится описание и анализ практической логики использования «этнических» категорий, которые осуществляются в тесной связке с действиями. Этничность здесь рассматривается как феномен социального порядка, который надлежит сделать темой, а не ресурсом социологического исследования. Переключение «ресурс/тема» является основным пунктом программы этнометодологии (Zimmerman and Pollner 1970). Социология имеет в качестве предмета феномены, которые уже упорядочены, описаны, опознаны в повседневной жизни («здоровье», «организация», «город», «право», «этничность» и т.д.), но эти обыденные формулировки и понятия обычно используются в исследовании как ресурс описания, не требующий проблематизации. This paper presents the results of an ethnomethodological study of practices of ethnic categorization in a group of Uzbek migrants working in an auto repair shop. Ethnicity here is treated as a subject, rather than as a research resource. The topic/ resource shift is a central theme of ethnomethodology’s program (Zimmerman and Pollner 1970). Sociology deals with phenomena that are already structured and described in everyday discourse, but these commonplace formulations and descriptions are used in sociological research as an unproblematized, taken-forgranted resource. In the same way, social phenomena are perceived as a given by the participants themselves, which, in the words of Alfred Schütz, is the “natural attitude of everyday life” (Schütz 1945:533). Ethnomethodology considers this “everyday perception” not as a problem that requires a methodological or theoretical solution but as a subject for study. Based on these principles, this article offers a description of everyday practices that make possible the existence of the social fact of “ethnicity.”

Все отсылки к прошлому имеют три модуса: событие в мире, воспринимаемое органами чувств; индивидуальный ментальный образ этого события; а также публичные его изображения. Историки просеивают репрезентации событий в газетах, дневниках, артефактах и интервью, с тем чтобы путем триангуляции понять уже ушедший в небытие момент, ответив на вопрос: «Что произошло?» Однако анализ процесса запоминания требует иной постановки вопроса: «Что происходит?» То есть как в настоящем создаются связи с прошлым, как они распространяются и как понимаются? В данной статье, используя три очень разных вида данных – визуальное искусство, юмористические интермедии и шаманский ритуал, – я предпринимаю поиск ответа на вопрос, как создается, передается и понимается информация о прошлом. Статья состоит из трех частей: в первой описывается семиотическая теория, лежащая в основе анализа, а во второй и третьей частях показано, как Пирсова семиотика может помочь нам описать два способа передачи информации о прошлом: опосредованный массмедиа и межличностный In a 1969 Soviet cartoon entitled Antoshka (Little Anton), dutiful Young Pioneers implore the layabout Antoshka to harvest potatoes, play the accordion, and generally be industrious: “Antoshka, Antoshka, let’s go dig up potatoes,” they sing. He refuses. When the others gather for lunch, however, Antoshka fi nds his soup bowl empty. The cartoon’s moral message, “no work—no food,” is the intentional converse of the Marxist catchphrase, “From each according to his ability, to each according to his needs.” In the capitalist 2000s, the sentiment is outdated, if not outright anachronistic. Nonetheless, a young Kazakhstani comedy team brilliantly sampled the theme song of Antoshka in a 2002 performance. Explaining what this musical reference means today and why it might be humorous, requires tracing how Sovietera indexical valences seep into contemporary discourse.