Образ Клеопатры на протяжении XX века постоянно эксплуатиро­вался в модном маркетинге, рекламе и на балах-маскарадах, в трен­дах фэшн-индустрии, в салонах и на дефиле haute couture. В первую очередь, его китчевая демонстрация чрезмерного богатства ассоции­руется со стереотипным ориенталистским изображением Древнего Египта: все эти пальмовые деревья, пирамиды и одалиски. Но за последние два века образ египетской царицы вместил в себя все много­образие культурных представлений о женской власти и вожделенном экзотическом Другом, которые постепенно накапливались в западном обществе. Эта искаженная версия Клеопатры VII (69-30 годы до н.э.) спорадически появляется в визуальных искусствах, литературе, теа­тре, кинематографе, видеоклипах и даже комиксах.

С середины 1990-х годов кинематографическое изображение прошло­го все в большей степени сдвигалось к осознающей себя игре на кон­венциях «исторического» жанра, призванной удовлетворить все вкусы и охватить максимально широкую аудиторию (Church Gibson 2000: 115; Cook 2007; Voigts-Verchow 2004). Такие разноплановые и, очевидно, несопоставимые фильмы, как «Влюбленный Шекспир», «Золотой век» (реж. Капур, 2007), «Ярмарка тщеславия» (реж. Наир, 2004), «Герцогиня» (реж. Дибб, 2008), «Мулен Руж!» (реж. Лурман, 2001), «Планкетт и Ма- клейн» (реж. Скотт, 1999), «Мария Антуанетта» (реж. Коппола, 2006), «300 спартанцев» (реж. Снайдер, 2006) и киносериал «Пираты Карибско­го моря», объединяет то, что все они рассказывают волнующие и вечные истории любви, ненависти, приключений, вражды, алчности и обмана, которые — не особенно следуя источнику или историческому перио­ду — просто сняты в декорациях прошлого.

«Мой зад в этом выглядит очень большим?» Значительную часть вре­мени с начала XVI до начала ХХ века ответом на этот вопрос было восхитительное, ликующее, роскошное «да».