Имя:
Пароль:

На печать

Ян Чеснов
Ночная игра со ставкой на женщину

Ментальности невозможного

Владимир Германович Богораз-Тан (1865-1936), народоволец, сосланный в 1889-1899 на 10 лет к чукчам, выучивший их язык, записал такое представление у этого народа. Считается, что днем реальные вещи их быта молчат, когда разговаривают люди. Но они начинают говорить ночью, когда люди спят.

Голоса этих вещей – воображаемый синтез, объединенный только мыслью. Мысле-образы возникают из синтеза самых невероятных качеств. Вот скандинавским богам потребовались самые прочные путы для привязывания волка Фенрира. Эти путы по имени Глейпнир им сделали гномы из следующих материалов: из шума шагов кошки, бороды жены, корней горы, из сухожилий медведя, дыхания рыбы и слюны птицы. Эти невозможные синтагмы рационально возможны, ибо слюна находится на бесконечном расстоянии от птицы, как и дыхание от рыбы и т. д. Находясь на дистанции от реальных вещей, перечисленные предикаты образуют мыслимое единство, занимающее непонятное место «путы Глейпнир». Мысль, организующая мифологический образ пут Глейпнир, вовсе не покидает это место. Но она действует, позволяя символически-игровой реальности обрести самостоятельный когнитивный статус. Исполнители и слушатели скандинавских саг, используя никак непреодолимую дистанцию, черпали этический подъем и эстетическое удовольствие, различая художественные конфигурации от реальных.

Так-то оно так, но ведь скальды в своей ментальности эпическую поэзию мыслили неотъемлемой жизнью богов и героев. Значит, обыденная повседневность была частью более широкой символической реальности, художественно выраженной.

Но почему знание вообще в невероятном месте? Устройством пут Глейпнир может владеть дракон. Сверхзнанием обладает также, скажем, кентавр Хирон, наставник Тесея, Ясона, Диоскуров и Ахилла.

Потому что Ничто, если оно только лишь помыслено, наполняется сразу тем, что удалено от тривиальной реальности – прежде всего знанием. Имя мудрого кентавара Херона происходит от греческого слова, означающего «руку». Он ведь нянчил на своих руках маленького Ахилла. А самого Асклепия обучал врачеванию. Видно, непростая рука был у кентавра Херона, а с явной благодатью. Это она соединяла обычный мир, где страдают, с описанным выше недоступным местом, откуда выходит самая невозможная мысль. Как это происходило и при чем здесь рука?

Есть мысле-образы краткосрочные, хотя и популярные. Другие, подобные китайскому дракону, живут тысячи лет на манер универсалий. К долгоживущим можно отнести кантовское утверждение, что наше бытие состоит из полагания вещей самих по себе. Такие вещи можно только созерцать, находясь в чисто теоретическом отношении, что, по словам А. В. Ахутина, было отмечено еще Пифагором . Дракон тоже живет, сам себя полагая. Он лишь метафора внешнего мира . Сила перечисленных полаганий в их самодостаточности, а не в истинности или пожности, и в том, что они , будучи устройством сознания, породили если не эпохи, то цивилизации, поставляя людям фонд мотиваций для труда, отдыха и искусства.

После Канта следует отметить упорное отстаивание Э. Гуссерлем идеи о направленности сознания. Оно устремлено на вещный мир. Сознание возможно только как сознание о чем-то, т. е. оно интенционально. Сознание, обращенное в мир, выступает интенциональным синтезом. Таким синтезом является образ.

Ж.-П. Сартр, развивавший мысли Гуссерля, подчеркивал интенциональную и образную природу сознания. Согласно Сартру, сознание направлено, к примеру, не на визуальные или тактильные данные, а на внешнюю вещь. Например, на красноту чего-либо.

Значит, вещность заполняет пустоты знания. В этом смысле любая вещность реальна. Поэтому образ дракона или образ кентавра, играющего на флейте, заполняет место в нашем сознании. Иначе говоря, рассуждал бы Сартр, кентавр реален в сфере Ничто (neant) .

Проблему Ничто поднял еще в 1929 г. М. Хайдеггер в работе «Что такое метафизика?». Он отнес Ничто к области сущего, лежащего в основе Dasein (здесь-бытия). Это сущее нам чуждо, считает Хайдеггер и поэтому оно нас удивляет. Еще бы, оно ведь маловероятно, как кентавр с флейтой или дракон с жемчужиной. В пределы Ничто, видно, без изощренно ловкой руки не проникнуть.

Возникает потребность вопросительного отношения к миру, вопрошания . Хайдеггеровская схема познания построена вокруг специфики вопрошания. Она акцентирует не столько мышление, сколько созерцание. Время им рассматривается как форма созерцания. И в этом созерцании первейшую роль играет воображение – способность к синтезу.

Синтез в разных философских традициях рассматривается как подоснова образа, в том числе художественного. Сейчас настал черед сказать о художественном синтезе кентавра - образа коня, маркирующего открытые неизведанные пространства («где и конь не валялся» говорим мы о чем-то мало известном) с человеком, в те пространства вечно устремленного. Потому-то кентавр носитель мудрости и он может из той дали, «где и конь не валялся», разложить по частям наше ближайшее.

Вопрошание как разоформление, как деструкция Хайдеггера и деконструкция Дерриды наделена исходностью философской позиции.

В антропологии вопрошание имеет свою специфику: оно небеспредельно, ибо далеко от вещи не отходит. Здесь научно разоформленная вещь чаще всего лишь преобразуется, показывая свои новые стороны. С какой бы стати дракон (по-гречески «островидящий») этим качеством схож с китайским драконом-луном, основная черта которого – острое зрение? Это вопрос антропологический корреляции, или универсалии..

В конкретной истории антропологических исследований бывали времена слепоты на такие глубокие корреляции. И тогда поверхностные реалии культуры превращались в наукообразные антропологические конфигурации на месте сырого этнологического материала. Антропологические конфигурации - термин американского антрополога Альфреда Кребера, выдвинутый в тот период, когда ученые США хотели разобраться в разнообразии культур американских аборигенных народов. «Культура выращивателей маиса» в этом плане такая же конфигурация эмпирических черт, как и «христианская цивилизация», т.е. мало о чем говорящая.

Французская школа исторической антропологии («школа Анналов») в 1920-1930-е годы и позже занималась, собственно, теми же антропологическими конфигурациями, но протянувшимися во времени (в основном на примере средиземноморской цивилизации). Этой школой было обращено особое внимание на устойчивые экзистенциональные проблемы: жизнь, смерть, положение женщины и ребенка и т.д. Формы жизни в отношениях к экзистенциальным вопросам были названы ментальностями. С тех пор концепт ментальностей прошел аппробацию временем и его следует вводить более широко в философско-антропологические работы.

Вернемся к тем проблематизациям, которые вызывают удивление и нуждаются в привлечении воображения. Уж коли вещи положены сами по себе, то мы не можем ощущать их в их сущности, но можем понимать. Поэтому умопостигаемые синтетические образы можно считать мысле-образами. Можно еще их определить как своего рода ментальные конфигурации. При первом приближении такие синтетические образы узнаются, а не познаются. Ведь после рефлексивного распредмечивания синтетический образ исчез бы. Мысль как удивление и вопрошание сохраняет до поры и времени целостный мысле-образ, его стабилизирует как образ довольно нелепого кентавра. Невероятные фольклорные мысле-образы составляют суть народной художественной культуры .

А. М. Пятигорским было сказано, что знание представлено в мифе без перерывов и регрессий, без дления и остановки . Такую расплывчатость мифологического знания приписывают мифопоэтическому сознанию, наделяя его иррациональностью. Отсюда распространенное противопоставлении его рациональному знанию. Это неверно. Но ведь если мысль, как было только что сказано, цементирует образ, то мифопоэзис тоже рационален. И в нем есть дление-ментальность и организованность. Только речь может идти только о какой-то другой логике.

К. Леви-Строс показал, что у дикарей существует вид логики, которую он назвал бриколажем (игрой отскоком). Там явление жизни, его целостность не распредмечивается, а сохраняется, только трансформируясь при соприкосновении с медиатором. Так человек называет себя тем или иным тотемом и ориентируется в социальных отношениях и в природной обстановке.

Мышление отскоком подозрительно похоже на символически-игровое: ход и конструирование следующего хода в зависимости от медиатора-партнера. Этот партнер по игре представлен вещами бытия, положенными сами по себе. Внешний мир сам говорит с собой и общается с нами. Эту истину хорошо знают люди архаических культур.

Ночное сознание Диогена

Но вот ночь со столь специфичным ночным сознанием, где, кажется, все возможно? Уж тут приволье призракам, живущим в экологии лунного света. Ну, и что такого? «Тьма», «Луна» и «звезды» – всего лишь философски очерченные места, локусы организованности мысле-образов. Добраться до этих мест не так просто, ибо там задана иная организованность, а расхожая мифопоэтичность не средство для преодоления логических разрывов.

Способ, пожалуй, иногда более надежный, чем блуждания дневного сознания, которое калейдоскопически ярко, но разрознено. Именно об этом, о визуальной перегрузке дневного сознания говорит нам факел киника Диогена, который он носил и днем. Факелом и обнажением своего тела философ проповедовал рациональное мышление ночи.

Не случайно, что после смерти ему был установлен памятник в виде изображения собаки, ночного хтонического животного. Диоген был продолжателем сократовской традиции. Если у Сократа была развита майевтика, искусство ментального повивального ремесла , то Диоген сосредоточен на теле, своем собственном, и винной бочке, где он жил. Последователи Диогена называли себя «сторожевыми собаками нравственности». Это не только философское иносказание, но также указание на не дошедшие до нас мысле-образы, бывшие в ходу у греков в 1V веке до н. э.

Я имею в виду комплекс мысле-образов, сосредоточенных вокруг полюса порождения жизни, как у Сократа, или исходных начал и даже сотворения человека, как у Диогена. Кинизм последнего, факел как эмблема ночного сознания, маркировка этого сознания винным сосудом-пифосом – все это отсылает нас к общечеловеческому мифу о сотворении человека.

В якутской версии Бог в подземном помещении создал фигуры людей, но души решил им вдуть на следующий день. На ночь он решил оставить стража. Дьявол соблазнил стража пестрыми одеждами и тот впустил носителя злого начала внутрь. Дьявол, обмазав фигуры экскрементами, наделил будущих людей пороками. На следующий день Бог увидел содеянное. Он сказал стражу-собаке, что та теперь вечно будет носить пестрые одежды. Аналогично все происходит в алтайском варианте. В русской версии дьявол сделал в болванках 70 дыр - появилось 70 болезней. Этот миф известен тибето-бирманским народам на берегах Бенгальского залива. Его мотивы есть в еврейской истории о благочестивом человеке, слушавшем слова мудрости у окна закрытого помещения.

Во всех версиях наличествуют общие места-размещения: закрытое темное помещение, творение человека из первоначальной несоматической субстанции, противостоящая богу сила, присутствие собаки, выступившей в роли предателя.

Игра в кости на женщину

Двойственное отношение собаки к порождению человеческой жизни неожиданно раскрылось при обращении к прогностическим практикам, в частности к истории игры в кости. В Греции и Риме были популярны игры в кости с помощью кубика. На его 6 гранях были нанесены цифры от 1 до 6. Благоприятными числами считались 1, 3, 4, и 6. Выпадение этих цифр называлось «Венерой», или соответственно «Афродитой». Остальные цифры считались неблагоприятными и назывались «собакой». Римский сатирик Лукиан оставил свидетельство, согласно которому с помощью игральной кости один молодой человек гадал о любви. Но большинство играло на деньги и сильно продувалось.

За целые тысячелетия до Лукиана игра в кости была известна в древнем Египте. Тут она называлась «Гончие псы и шакалы». Опять собачьи коннотации настольной игры. Игра, но развлечение ли? Один из главных египетских мифов посвящен богине Нут. Она сочеталась со своим братом Гебом. Но бог воздуха Шу их разделил. И Нут стала богиней неба. Ее изображали коровой, держащей на спине сына Ра, бога солнца. Представляли ее также в образе женщины, ногами и руками опирающейся на землю. Тогда ее тело было покрыто звездами. Иначе говоря, Нут – богиня ночного неба, ночи. Это она в конце дня проглатывает Ра, который утром появляется снова. Далее следует любопытная интрига.

За свою преступную связь с братом Гебом на Нут было наложено проклятие: она не сможет родить ни в один из 360 дней первоначального египетского года. Тогда Тот, бог мудрости, стал играть с Луной в кости. Он выигрывал у нее части времени, которых хватило на 5 дополнительных дней года. И Нут смогла в те дни родить пятерых своих потомков, включая Исиду и Осириса.

Значит, В Египте игра в кости была прямо ассоциирована с женской родильной деятельностью. Тот, бог мудрости, счета и письма, не чурался споспешествовать столь ной цели. И это нам помогает понять, почему в Греции и Риме выигрышное положение кости называлось именем богини любви. Игра, в сущности, шла на женщину.

Раз уж это сказано, то самый яркий пример – Махабхарата. Поэма о борьбе Кауравов с Пандавами, самый большой эпос человечество, насыщенный всем: от театральных сюжетов до философских сочинений. А началось все с проигрыша в кости. Благородный Пандав Юдхиштхира проигрывает коварному Шакуни свиту, царство и жену Драупади. Примечательно, что Кауравам хочется завладеть даже платьем Драупади. Только один из Кауравов, Дхитараштра, оставляет бедной Драупади три желания. Она просит исполнить только два: дать свободу мужу и другим воинам. Из-за верности Драупади и проявленной ею мудрости Пандавы стали способны в бою отстоять справедливость. Но это уже иная история – об Арджуне, герое Бхагаватгите и философской теме иллюзорности воспринимаемого нами мира.

То, что призом в игре в кости является женщина и что эта игра относится ко времени ночи, подтверждает этнографический материал. Сошлюсь на монгольскую игру молодежи, называющуюся цаган мод . Играют ночью две партии. Пользуются костью животного или палкой без коры (цаган по-монгольски «белый», мод – «палка»). Эту палку перебрасывают через юрту или дом. Другая партия ищет в траве этот предмет. Во время общей суеты симпатизирующие друг другу парень и девушка успевают обменяться даже ласками.

Бросание палки через дом несет эротическое значение. Это можно подтвердить якутским обычаем, по которому сватающийся жених подходит к дому будущего тестя и через дом последнего перебрасывает свою обувь.

В монгольском, как и в якутском ритуале маркировано жилище, но не как таковое, а как место, находящееся в нулевом положении. Место, где начинается самая серьезная игра в жизни. Если так, то мы касаемся одного из широко распространенных мифов человечества о творении Богом первых людей.

Чтобы продолжить тему, рассмотрим иные призы в мировых играх в кости. Этими призами выступает в той или иной форме свобода человека. Тацит отмечал, что германцы любили эти игры. Ставкой делали собственное тело. Проигравший превращался в раба.

В средневековой Европе была хорошо известна история с игрой в кости Бернара Клервосского. Его партнер, большой грешник, хотел выиграть у святого человека его коня. В те времена обладание конем практически означало статус свободного человека. Бернар играл за душу грешника, тот в случае проигрыша должен был покаяться. Кость Бернара все же на одну единицу оказалась больше.

Вооружившись столь разнообразными знаниями, мы снова можем обратиться к истокам игры. В древнем Риме игра в кости носила иногда черты поветрия. Ею увлекались не только солдаты, но и императоры. Вспомним гигантский проигрыш Августа. Издавались ученые сочинения о том, как выиграть в кости. Была в ходу целая система плутовства.

Но вот на что надо обратить внимание. В те периоды, когда шла борьба с азартными играми, прибегать к ним разрешалось только в Сатурналии. Этот праздник, посвященный богу Сатурну, ипостаси греческого Крона, бога времени. Считалось, что Сатурн покровительствует деторождению. Праздник проходил в дни зимнего солнцестояния. Отмечался спокойный период от сельскохозяйственных работ. Он носил черты праздника урожая. Положено было в семьях колоть свинью. Винопитие, конечно, не забывалось. В концептуальном плане Сатурналии считались остановившемся временем. В течение 12 ночей к живым якобы приходили мертвые. А в плане социальном рабы получали свободу. Они надевали платья свободных. А их хозяева должны были прислуживать за столом. 12 ночей здесь символизируют 12 месяцев предстоящего года.

А упомянутый выше Лукиан сообщал, что во время Сатурналий людям ученым следует делать подарки в двойном размере. А вот если бедняк подарит богачу книгу древнего автора или свою, то богач обязан эту книгу немедленно прочитать.

Откуда эта увязка остановившегося времени, начального, родильного, игрового с письмом, как в египетской истории с Тотом,со знанием, как в последнем эпизоде? Мне кажется, что дело именно в остановке времени, когда мы можем обратить внимание на женщину, попробовать ее выиграть, а ей, родильнице, дать возможность произвести детей. Всему этому должно быть отведено соответствующее время. Женщина – такой мысле-образ времени, который ломает социальное время, разбивает его вдребезги. Его деконструирует. Она правит витальным временем нашей жизни.

Тут уместно высказать предположение, что витальное время само по себе способно деконструировать устоявшуюся реальность и соединять нас с континуальным уровнем невозможного, придав смысл тривиальным земным размещениям.

А пока отметим, что киник Диоген идет по всем этим размещениям, манифестируя ночное творение человека (его объяснение, что он носит фонарь днем, чтобы увидеть человека – скорее насмешка), живет в закрытом темном помещении (в пифосе), берет на себя роль собаки, предшествовавшей сотворению человека.

Девушка с гидрией и мысле-образы

Невероятные свойства пут по имени Глейпнир помогли нам составить представление о неком бесконечно удаленном месте, где сходятся невозможные вещи: шум шагов кошки, борода жены, корни горы, сухожилия медведя, дыхание рыбы и слюна птицы. Было сделано утверждение, что в той точке находится вынесенная вовне мысль, уравнивающая и тем самым сплавляющая воедино, скрепляющая предикаты образа прочнейших пут для обуздания мирового волка Фенрира.

Теперь добавим к этому новое наблюдение: находящаяся в бесконечно удаленном месте мысль сама бесконечна, континуальна.

Благодаря континуальности мысль втягивает в себя любые свойства, которые можно помыслить. Она включает реальный когнитивно-художественный процесс. В данном случае конкретный эпический жанр саги.

Во внеположенном месте, где любые помысленные свойства перетекают друг в друга, образуется табло континуальности.

Если в архаике это табло сведено к переходам между природой и культурой («медиатор» у Леви-Строса), то в мировых религиях, так или иначе, действует воля Божия. А в быту мы часто прибегаем к сентенции, что «жизнь всегда права» - это тоже табло континуальности.

Функция табло континуальности, сокровенного места мысли, аналогична укрытому от посторонних глаз гнезду, в котором подрастают птенцы мысли и, встав на крыло, оттуда спускаются. Такой образ восходящей и нисходящей мысли на суховатом языке философии я назвал рекурсивной петлей: мысль начинает восходить топоментально, достигает табло континуальности, получая себе оправдание, и потом спускается в некую локализацию, в морфемную структуру . Нечто подобное уже высказывал М. К. Мамардашвили в книге, названной «Стрелой познания» .Рекурсивная петля мысли составляет логическое основание художественных образов.

Перейдем к интересующему нас изображению на древнегреческой гидрии. В рассмотренном ниже образе льва-охранителя, который представлен маскароном с истекающей струей, неперспективно искать объяснения в натуралистических качествах объекта: ну, какой изо льва охранитель, коли этот хищник использует свою мощь только для нападения. Лев-охранитель столь же невероятен, как и путы Глейпнир. Как раз невозможное для поведения льва может стать конденсированием мысли о нем как охранителе.

Попробуем с позиций когнитивной антропологии отнестись к такому известному и высоко ценимому искусству, каким является древнегреческая вазовая живопись. А из последней выберем обычный предмет быта - гидрию, сосуд, с которым незамужние девушки ходили за водой к источнику.

Гидрии бывали иногда бронзовыми, серебряными, но в основном керамическими. Они имели две боковых коротких ручки и одну вертикальную, используемую для поддержания сосуда с водой на плече. Керамические гидрии расписывались мифологическими сюжетами.

Толчок всем нижеследующим рассуждениям дала статья известного отечественного историка Бориса Леонидовича Богаевского (1882-1942) «Лев-охранитель», опубликованная еще в 1911 г., если я не ошибаюсь, его первая солидная публикация.

Наше внимание привлекают экземпляры с сюжетом, отражающим бытовую ситуацию, где девушка пришла за водой к источнику. Она поставила сосуд под струю воды, бьющую из пасти головы льва, а сама ждет, подняв руку с жестом пальцами, адресованным, очевидно, маскерону (большой маске) льва, оформляющего источник. Богаевский обратился к античному обычаю обустраивать родники так, чтобы струя изливалась через рот маски бородатого Борея или пасть льва. В Греции маскарон льва на источнике назывался «лев-охранитель». Об отведении воды с крыш через львиные головы нам сообщает также римский историк архитектуры Витрувий (вторая половина 1-го в. до н. э.).

У льва вздыблена грива, глаза напряженно вспучены. Последнее неслучайно, ибо древние бестиарии описывают льва как животное, которое спит только несколько мгновений в сутках, да и то с открытыми глазами. Это подтверждал также авторитет Плутарха (45-127 н. э). Считалось, что у льва наиболее «пронзительный» взгляд. У кошачьих действительно есть внутреннее веко и поэтому животное может спать с открытым первым веком. Бодрствование льва и его малая потребность в питье воды имели, конечно, отношение к тому, почему лев был избран охранителем источников. Но дело далеко не в этом.

Б.Л. Богаевский именно со льва начинает анализ интересующей нас сцены. В этой связи он указывает на семантику изображений льва в микенскую эпоху: олицетворение подземного источника. У такого льва была еще роль подземного чудовища, пожирающего злых людей . К этой характеристике хтонической роли исследователь добавляет одно из изображений Кербера, имевшее львиную голову . В применении к интересующей нас ситуации около источника голова льва, по Богаевскому, несет апотропеическое значение вообще и от дурного глаза в частности . Итак, апотропеическое, т. е. охранительное значение или, напротив, пожиратель людей?

Описанные исследовательские приемы Богаевского сугубо типологичны и их верность целиком зависит от личных предпочтений или эрудиции автора, впрочем, очень большой для еще сравнительно молодого человека. Но если со львом в его исследовании хоть что-то прояснилось, то относительно фигуры девушки и ее жестов типологический путь оказался мало продуктивен. Поэтому заключительный вывод Богаевского, что сведенные пальцы девушки предназначены тому, чтобы «убедить льва быть благосклонным» , выглядит умозрительной догадкой, если уж не совсем комично.

Беда в том, что конструкция Богаевского не уникальна. Это и по сию пору широко распространенный способ наивного одухотворения художественного образа. Упомянутая девушка, если она была в здравом уме, никак не могла убеждать быть благосклонным изображение, а не настоящего льва, да и то не фигуру всего льва, а только маску его головы. При подобной трактовке художественных образов на гидрии они становится не эстетически, а магически действующими и уж никак не когнитивными.

Ментальность и время

Между тем современная наука отошла от популярных в конце X1X века теорий магического мышления, связанных, так или иначе, с теорией Люсьена Леви-Брюля (его идея сопричастности – алогичное неразличения первобытным человеком предикативных свойств объектов мира) и магической теории Соломона Рейнака. Последняя была развита в отношении открытых в конце Х1Х в. художественных шедевров человека древнекаменного века, которые были вскоре проинтерпретированы в духе магического происхождения ранних форм искусства – их целью якобы была охотничья магия и магия плодородия . Критику концепции магического мышления начали археологи уже в 1930-е гг. Начиная с 1960-х гг она была усилена трудах известного археолога и историка религии А. Леруа-Гурана и его учеников .

Наконец, этнологический материал, проанализированный в трудах Клода Леви-Строса, положил конец магической концепции. Им была обнаружена логическая основа первобытного мышления. Но она выглядит иначе, чем та, к которой мы привыкли. Мышление «отскоком» (бриколажем), открытое Леви-Стросом, состоит в введении в процесс мышления позиции, названной им «медиатором» . А это и есть в предлагаемой модели мышления табло континуальности. Сейчас для нас важна целостность этого табло, а не предмета мышления. Целостность последнего может быть сколь угодно синтагматической, попросту говоря, образной, как путы Глейпнир.

В сцене у источника представлен еще один вид цельности. Это объемная текучая цельность воды. Шарообразность гидрии указует на эту объемность, а три ручки, намекая на стабильность треножника, дают телу гидрии космологическую определенность. Девушка, несущая домой круглую гидрию, наполненную водой, причастна космогенезу. От этого мысле-образа женщины и влаги останутся следы: в этнографической реальности Европы будут верить, что ведьмы управляют дождевыми тучами. В кавказской обрядности мне удалось зафиксировать правило, по которому женщина менструальные тряпки должна стирать в текучей воде, иначе у нее будет детей. Текущая вода – время. Эту простую истину отметил Гелаклит и мы чтим его мудрость. Девушка около источника вся находится в текучем времени и его отсчете. Наполненная гидрия – ее доля. Это тоже дожило до современности. В 1980-е годы я встречал в Абхазии старушек, которые в углу дома у потолка вешали бутылку с водкой (раньше шарообразную тыкву-горлянку). Этот сосуд назывался аамтаху – «доля времени». Большие глиняные кувшины в земле с вином (Абхазия и Мегрелия) наполнены также и временем, по идее такой кувшин должен содержать 365 столовых кувшинов вина. Малые кувшины – это уже человеческое долевое время.

Наш лев-охранитель источника символически тоже связан с упругим временем текущей воды. Мода на львиные изображения, на оформление фонтанов и источников маскаронами льва в Грецию пришла из Египта. А там культ льва носил простое когнитивное происхождение – разлив Нила происходил тогда, когда палящее солнце вступало в созвездие Льва (29 июля- 22 августа) . Отметим, что в Египте обожествлялся в виде льва день: «Вчера» и «Сегодня» изображались им. Отсюда через этот когнитивный механизм понятна ипостась льва как хранителя подземного источника.

Инвестирование блага

Чтобы понять смысловую связь девушки и льва, нужно, прежде всего, порвать натуралистическую логику их совместного изображения и перейти к когнитивной логике. То, что, изучая древний сюжет, мы стремимся познать новое, истина тривиальная. Гораздо интереснее выяснить, что нового происходит с девушкой, пришедшей к роднику. Она ведь находится во внедомном пространстве у необходимейшего водного ресурса жизни. Она исполняет интересы семьи. Она окружена высоким ритуальным статусом. Опираясь на этнологические данные, можно реконструировать слагаемые ее статуса.

Родник – это место, куда за водой ходят незамужние девушки. Здесь они имеют возможность вдали от дома общаться с ухажерами. О возникновении особых отношений прекрасно говорит смысл одной чеченской песни: когда звезда отразится в воде родника, между девушкой и юношей возникает любовь. В быту кавказских народов было так: к роднику на коне подъезжал молодой всадник и начинал изъясняться в чувствах. Девушка отвечала языком жестов. Если она носком ноги делала движения во внешнюю сторону, это означало «ты мне не нравишься» или « я уже занята, уходи». А если во внутреннюю сторону, то это обнадеживающий знак: «продолжай, твои речи мне приятны». Есть поэтический троп, космологизирующий описываемую ситуацию: «когда свет звезды (утренней или вечерней, речь идет о Венере) отразится в воде родника, возникает любовь».

Еще нам важно упомянуть специфические прогностирующие обряды. Сошлюсь на украинский, входящий в цикл рождественских празднований. На Щедрый вечер, когда жена напекала хлебов, она ставила их горкой на столе в переднем углу. Хозяин прятался за ними. Звали детей, которые выстраивались у двери. Отец их вопрошал, видно ли им его за хлебами. Дети отвечали, что «нет, не видно». Хозяин тогда произносил фразу: «Чтобы и на следующий год был такой же хороший урожай». Русская песня-заклинание, посвященная огромному караваю, превосходящему размеры человека, несет тот же прогностирующий смысл.

Механизм обряда, как и ритуала выхода из ситуации неузнавания, таков: происходит обмен «невидимости» (хозяина, нашего знакомого) на материальное благо. Строго говоря, на прогностирование этого блага.

В этом мы можем видеть разгадку античного сюжета со львом: он носитель зрения, но девушка должна быть не увиденной, чтобы стать женщиной и беременной. То есть, у источника прогностируется ее благо.

В архаическом когнитивном мышлении именно в силу ритуальной «невидимости» женщина может стать беременной, получить в себя «видящий» компонент. Это происходит от зародышей, которые, согласно представлениям народов с архаической культурой, вроде аборигенов Австралии, находятся в укромном месте и высматривают проходящих мимо женщин, чтобы внедриться в их тело.

Мы сами в силу такого архаического мнения называем растительные почки, скажем на картофелине, «глазками». Но это уже остаток древней мысли, трактовавшей видение как начало вещей и всяческого благополучия. Вот почему до сих пор мы, сразу не узнав приятеля и превращая неловкость в шутку, говорим: « Богатым будешь!».

Жесты невидимости

Чтобы стать невидимыми, девушки на изображениях с гидрией поднимают руки и складывают пальцы в определенные жесты. Иногда ладонь ребром направлена ко льву. Это жест невидимости, аналогичный указательному пальцу, положенному вертикально на уста. Последний жест в наши времена толкуется как запирание рта, но в архаике-то никаких запоров не было. В нашей современной публичной жизни поднятая рука оратора читается как призыв к молчанию зала. Но в глубоком архетипическом энергийном значении оратор дает знак, что он хочет стать невидимым, но проинвестированным собравшимися людьми. Девушка у источника ладонью, повернутой ребром, просит быть проинвестированной «видящим» львом.

Итак, лев – это зародыш и одновременно партнер женщины. Со львом у женщин ная связь. Видно поэтому Геракл, убивший немейского льва, стал для женщин противником и гибнет от одной из них. Странные слова Деяниры, погубившей героя, о лучах солнца можно трактовать, что это оно воспламеняет яд, пропитавший его хитон. В образе Геракла есть черты героического персонажа в древнегреческом мифологическом смысле, где герой связан с почитаемой могилой, из которой на округу изливается благословение. Вообще все герои хтоничны по сути. То есть подземны по пребыванию, ассоциированы с темнотой, а не солнечны. Герои порождение ночного сознания, а не дневного.

В ночном сознании гораздо легче, чем в дневном, возникают синтагматические посланцы от табло континуальности. Потому-то кентавры, полулюди, полукони стали носителями мудрости, а один из них по имени Харон, сын самого Зевса, воспитывал Геракла.

Но у нас рассмотрены еще не все жесты девушек, стоящих перед маскароном льва с гидрией. Иногда ладони девушки подняты на высоту лица и тогда на правой руке бывают загнуты пальцы, чаще средний. В античности, да и сейчас в Средиземноморье средний палец – аналог мужского члена и показывание его служит жестом сексуального доминирования. Следовательно, девушка, демонстрирующая «отсутствие» среднего пальца, говорит о готовности вступить в половую связь.

Такое прочтение жеста вполне соответствует нашей когнитивной модели. Остается только добавить вот что. Кавказская богиня охоты, предлагающая охотнику ную связь в обмен на дичь, показывает ему 10 пальцев. Охотник должен сделать головой отрицательный жест. Богиня оставляет 9 пальцев. И так далее, пока останется один. Тогда охотник может соглашаться.

Кавказский охотничий миф идет из глубочайшего прошлого, когда богиня охоты было просто самкой тура, цель всего предприятия охотника. Столь же древен сексуальный фон этой охоты, с которым связана глубокая эзотеричность данного мифа. Мне его приходилось по частям и с трудностями собирать у сванских, абхазских, адыгских, балкарских и чечено-ингушских охотников. Но, кроме того, в этом эзотерическом мифе есть еще одна неожиданная и необходимая структурно-когнитивная сторона. Речь идет о счете путем загибания пальцев.

Такой счет был довольно распространен в России в разных ее областях еще лет 50 назад. Но и тогда им пользовались уже только люди старших поколений. Загибались пальцы сначала левой руки потом правой. В некоторых местностях начинали с большого пальца, в других с мизинца. Был в ходу, но гораздо реже способ разгибания пальцев левой руки с помощью указательного пальца правой. Такой способ имел распространение в Европе и в некоторых других частях света. В старину на Руси было популярно исчисление начала Святой Пасхи по пальцам левой руки. Этот счет дополнялся символическим размещением букв старого русского алфавита.

Кое-где на Кавказе счет по пальцам был доведен чуть ли не до виртуозности. Так, по сообщению Саид-Магомеда Хасиева, в старину чеченские старики умели считать до 100, касаясь фаланг пальцев с внешней и с внутренних сторон и используя другие части кисти. По-видимому, есть совпадение наличия такой развитой системы счета с языком жестов, в частности с обычаем общения невестки со свекром только жестами (армяне, абхазо-адыгские и вайнахские народы). Миф о приглашении мужчины богиней охоты пальцами на 10-летний срок находится в этом ареале.

По поводу счета на пальцах существует гипотеза, поддержанная Вяч. Вс. Ивановым, о том, что на Ближнем востоке и в Западной Европе он мог быть регрессией от боле абстрактных счетных систем древности. Кавказский ареал с очень древним, возможно, палеолитическим по истокам мифом о встрече охотника с богиней свидетельствует скорее в пользу исходности счета по пальцам. В этом же ареале явственно выступает ассоциация руки с женским началом, а респективно с домашним очагом. Собственно говоря, и охотник приходит в богине охоты в ее природный дом. Даже мужчина, уходящий надолго из дома и оставляющий на притолоке двери отпечаток своей руки (записано у чеченцев), маркирует тем самым свою принадлежность к этому дому. В западной Грузии мне довелось записать историю, когда умиравшую старую женщину попросили рукой коснуться муки, дабы воспринять ее благословение как хозяйки.

Так или иначе, рука, точнее ладонь с пальцами, оказывается связанной с женским началом.Причем это рука с раскрытыми пятью пальцами. Или обе руки в этом жесте. Это сугубо женский жест. Таков распространенный на Востоке фетиш «Рука Фатимы».Загибание пальца, о чем свидетельствует нам богиня охоты, символизирует союз с мужчиной.

Непонятное до сих пор назначение палеолитических отпечатков рук становится понятным. Они сделаны обычно способом напыления охра на руку с поджатыми пальцами. От одного до всех пяти как в пещере Гаргас во французских Верхних Пиренеях . Исследователи обратили внимание на небольшие размеры рук, оставивших отпечатки. Теперь можно высказать обоснованное предположение, что это отпечатки женских рук. Они принадлежали девушкам, проходившим поло-возрастную инициацию.

Выражением перехода девушек из предбрачного состояния в брачное был счет на пальцах в обратном направлении: от 5 или 10 к единице. Приближение через вычитание к этой единице означало приближение к сексуальному партнеру. В такой системе единица означает мужскую особь. Нумерология отразила женскую ментальность становления брака, когда круг партнеров суживался к одному. Мужская нумерология, напротив, возникала как наращение единицы возрастающими числами, что в брачных отношениям означало увеличение числа жен.

В мифологических системах подобное действие математического сложения выступает сюжетами о творении женщины из тела мужчины. Это не только создание Евы из ребра Адама, рождение Афродиты Зевсом. Даже у австралийских аборигенов, культуру которых считают чуть ли не аналогом палеолитической, есть миф: старшему брату было скучно странствовать с младшим и он последнему проделал дырку между ног; так появилась первая женщина.

Счет и ментальная антропология

Уже было обращено внимание на то, что в римских верованиях число 2 символизирует женщину. Психоаналитики двойку находят в бессознательном, видя в ней порождение женской анатомии (2 груди), а мужскую символику тройки выводят из тройственного состава мужского генеративного аппарата . Наш материал заставляет отказаться от подобного натурализма короткой дистанции. Он принуждает обратиться к когнитивным процессам.

В этом отношении для нас уникальна статья Вяч. Вс. Иванова «К антропологии числа» . Его внимание привлекла почти полная потеря числительных у амазонских индейцев пирахан. Она сопровождалась утратой названий пальцев. Причина в креолизации языка пирахан.

Очевидно, нечто подобное мне приходилось отмечать в некоторых языках Кавказа, Так, в 1980-е годы многие носители ингушского и чеченского языков не знали названий пальцев руки, кроме большого и мизинца (соответственно нанпелг и цазпелг). Если носитель все же сообщал названия всех пальцев, то безымянному он давал кальку с русского. Только немногие люди из старших поколений смогли дать настоящее название безымянного – дялапелг («божий палец»). Как и в восточнославянском быту, у народов Северного Кавказа этот палец применяется в лечении заговором. В меньшей мере редукция названий коснулась более изолированных тюркских языков (балкарского), хотя и там она имела место. Здесь гипотеза Вяч. Вс. Иванова нашла подтверждение. Перед нами явное ограничение когнитивных возможностей языка.

Но вот другой пример. Безымянный палец считается пальцем Бога в жестах благословения у армянских священников, когда он смыкается с большим пальцем, символизирующим человека. Остальные остаются распрямленными . В форме такого жеста руки исполнены хранилища святых мощей в Эчмиадзине. В этом случае пальцы, сложенные в жест, расширяют когнитивную сферу до уровня религиозной ментальности.

В упомянутой статье Вяч. Вс. Иванова большое внимание уделено психическим механизмам опасения больших цифр, что в свою очередь ведет к редукциям. Это справедливое и хорошо обоснованное наблюдение. Если его дополнить выводами из наших данных, то можно предположить, что подобные редукции были следствием торжества «женского» вычитания. Оно представлено в отмеченном Ивановым пастушеском мгновенном счете овечьего стада, когда человек сразу определяет отсутствие хотя бы одного животного. Секрет этого счета в сведении всего стада к единице. Ее тревожная неполнота обнаруживается без пересчитывания каждой особи. Примечательно, что в книге «Нечет и чет», характеризуя пальцевый счет у африканских зулу (пастушеский народ бантоидной языковой семьи) Вяч. Вс. Иванов отметил их «вычитательный способ обозначения» . Но тот же способ столь же древен у охотников-собирателей , как и у исконных земледельцев Древнего Египта. То, что древние египтяне считали на руках от десятки к единице , т. е. так же как богиня охоты в кавказском случае, говорит, что у охотников, скотоводов, равно как и у земледельцев счет носил изначально генеративных характер.

Итак, весь рассмотренный материал показывает, что женщина, призывающая мужчину для брачного союза, обозначает его символически единицей. Он апокалиптический избранник среди многих. Но кто же тогда женщина в этой генеративной нумерологии? Она сводит себя к нулю. Она готова идти навстречу к единице, ею наполниться. Получить от мужчины необходимые блага культуры. Стратегия ее поведения – быть неузнанной, чтобы услышать «Будешь богатой!». Загадочность женщины – сторона ее неузнанности. Внимательный к жизни философ В.С. Библер говорил, что у каждой культуры есть своя энигматичность. Рискнем продолжить его мысль: женщина оказывается внутренней загадкой самой культуры. И ночь принадлежит женщине.

Ахутин А. В. Античные начала философии. СПб, 2007.С. 283

Чеснов Я. В. Дракон: метафора внешнего мира //Мифы Восточной и Юго-Восточной Азии.М.,1985

Сартр Ж.-П.: //Логос -92, №3. С.109-110, 114-115

Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. Пер. В. В. Бибихина. М.. 1993

Чеснов Я. В. Эстетические онтологии народной жизни //Научные записки отдела народной художественной культуры. Современные художественные практики. М.,2007. С.191-211

Пятигорский А. М. Мифологические размышления. М.,1996. С. 10й А. М. Мифологические размышления. М.,1996. С. 10

Чеснов Я. В. Сократ и топы архаики //Ориентиры. Вып. 4. Отв. Ред. Т. Б. Любимова. ИФ РАН. М., 2007. С. 98-118

Автор выражает глубокую благодарность польскому монголоведу И. Кабзиньской-Ставаж за обсуждение многих философско-антропологических вопросов и за эти данные.

Чеснов Я. В. Ландшафт и мышление //Труды членов РФО. Вып. 10. М.. 2005. С. 145-152

Мамардашвили М. К. Стрела познания. Набросок естественно научной гносеологии. М., 1996. ,. 245-285

Богаевский Б. Л. Лев-охранитель //Журнал минестерства народного просвещения. Янв. 1911.Спб.1911.

Там же. С. 15-16

Там же. С. 16

Там же. С. 13

Там же. С. 27

Reinach S. L’art et magie //Anthropologie.1903.Vol.24.P. 257-263

Leroi-Gourhan A. Le geste et la parole. P.1965

Леви-Строс Кл. Структурная антропология. М., 1983; он же: Первобытное мышление. М., 1994

Leroi-Gourhan A. Le geste et la parole. T. 1-2. P., 1964-1965

Такой обряд известен и в русском быту. В античности подобное прятание происходило непосредственно в поле за снопами.

Лебедев А. Рука Дамаскина. Методика нахождения дня Святой Пасхи Христовой.:http://alebedev.narod.ru/lib./lib07.html

Фролов Б. А. Первобытная графика Европы. М.. 1992. С. 54, 135

Devereux G. From anxiety to method in the behavioral sciences. P., 1967.P.162

Иванов Вяч. Вс. К антропологии числа: http://kogni.narod.ru/number. htm

Иванов Вяч. Вс. К антропологии числа: http://kogni.narod.ru/number. htm

Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Том 1. М., 1998. С. 463

См. Рис 17 «Жестовый счет от 1 до 30 у австралийского племени аранта» в: //Иванов Вяч. Вс. Избранные труды… С. 464

Там же. С. 464 –465

Источник публикации: Ночь. Ритуалы, искусство, развлечения. Глубина темноты. Ред.-сост. Е.В. Дуков. М.: ЛЕНАНД, 2009. С. 106-122

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором