Наивный читатель в вымышленном мире
Анализ динамического соотношения понятия «наивный читатель» и понятийных пар «эмпирический читатель» / «читатель как теоретический конструкт», «реальный мир» / «вымышленный мир» обнаруживает корреляцию между фундаментальными онтологическими установками исследователей и их отношением к рассматриваемому феномену. Теория возможных миров предлагается как онтология, конгениальная теоретическому «наивному читателю».
|
01 июня 2016
«…Слезно умолял Свистонова разорвать рукопись»: прагматика генетического досье романов Вагинова
В статье рассматривается генетическое досье крупной прозы К.К. Вагинова 1920-х годов, которое состоит из авторских маргиналий на полях изданных книг «Козлиная песнь» и «Труды и дни Свистонова». Вагинов активно правит оба романа фактически одновременно (май—июнь 1929 года), и результатом его работы становится не столько исправленный текст опубликованного романа, сколько отдельное художественное высказывание о герметичности текста и в то же время преодолимости фикциональности, то есть амбивалентном прагматическом потенциале литературного дискурса. Маргиналии Вагинова на полях изданий собственных романов указывают на двойственную природу создателя художественного текста (как автора и читателя одновременно), а также обнаруживают прагматику самообращенности вагиновской прозы.
|
01 июня 2016
«Правда вкривь и вкось»: К прагматике повести Ф.М. Достоевского «Хозяйка»
В статье рассматриваются прагматические аспекты поэтики повести Ф.М. Достоевского «Хозяйка» (1847). В рамках предлагаемого статьей подхода это произведение анализируется как художественное высказывание, манифестирующее новую изобразительную технику и защищающее автономию профессионального писателя в условиях становления российской литературной индустрии. «Событийная невнятность» фабулы, в которой критики и исследователи видели неудавшийся творческий эксперимент, является конструктивным принципом повести, где проницательность художника, способного постичь психологию героев, минуя любые эстетические конвенции, одновременно противопоставляется и гофмановской фантастике, и фактографической точности натуральной школы. Возможность такого эксперимента обусловлена фигурой главного героя — ученого дилетанта, личность которого сочетает в себе черты университетского интеллектуала и свободного художника. Драма Ордынова запечатлевает драму Достоевского, вынужденного выбирать между независимой эстетической позицией и местом в литературной иерархии своей эпохи.
|
01 июня 2016