На месте творческого «неразумия», служаще­го в эпоху клинической психиатрии диагнос­ти­чес­ким эффектом «разума», в московской письменной культуре XVI—XVII веков обнару­живает­ся система представлений о «безумии», лишающем говорящего права на дискурс. «Невежливое» обращение к суверену безумно, преступно, сопряжено с узурпацией власти, ересью и государственной изменой. «Невежливость» в переписке Грозного с Курбским, как и в процессах о «слове и деле», маркировала один из непроходимых пределов творчес­кой свободы. Ограничения книжников мыслились как предотвращение «лжи» и запрет на «ложные книги». Наряду с посольским представлением о «неправде» / «невежливос­ти» / «измене» сформировался ресурс огра­ни­че­ния и полного запрета книжной деятельнос­ти в дис­куссии с «ересью чистых». 

Хотя изгнание — не то понятие, которое немедленно ассоциируется с периодом раннего Нового времени, тем не менее XVI—XVII века в Европе во многом были эпохой изгнанников. 

Задача этой статьи заключается в обсуждении проблематики аттрактивности литературных образов на материале теории литературных экскур­сий Н.П. Анциферова. В основе идеи ли­тературной экскурсии лежит идея переживания связи литературного образа с конкретным пространственным локусом.