В контексте интереса к феномену советской системы школьного образования, получившей сначала на Западе, а затем и в постсоветском пространстве этикетку успешного социального проекта Советской власти (см., например: [Bronfenbrenner 1974]), одну из важных позиций занимает фигура советского учителя. Специфика советской образовательной системы зачастую обсуждается в режиме противопоставления административных действий государства и практики учителей, при этом учителя могут рассматриваться как в большей или меньшей степени зависимые от центральной политики [Ewing 1998; 2002; Holmes 1991]. Поэтому вопрос о профессиональной идентичности и профессиональной автономии советского учительства оказывается тесно связан с вопросом о существенных свойствах, определяющих повседневный облик и повседневную жизнь советской школы