Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Credo New » №3, 2007

В.В. Николин. Время в ритуале

Время ритуальное, которое вне времени реальности, как символ включает в себя всю реальность, в том числе прошлое и будущее. Известно, что прошлого времени в первобытности не было, оно появляется в какой-то момент времени. То есть надо обосновать его появление. Не было также будущего времени, которое появляется вторым, не было и настоящего времени. Символический характер времени в игре показывает, что, если признать, что в игре хранится более архаичная форма времени человеческого бытия, есть иные формы существования времени. Э. Финк пишет, что в игре собирается время в настоящем, там нет прошлого и будущего . На самом деле настоящее время еще сложнее, чем прошлое и будущее. Настоящее время, возможно, появляется после того, как формируется прошлое и будущее. Ибо прошлое и будущее статичны, они осознаются как память или активное оперирование с предметами в мышлении, в то время как настоящее время сложнее, это полный переворот восприятия, поэтому настоящее время могло появиться на основе и в опоре на прошлом и будущем и после них.

Тогда в каком времени находится игра? Если сейчас она тяготеет к настоящему, то в прошлом она, возможно, не была в настоящем, тем более, что Э. Финк пишет, что время игры особенное, оно о возможности, а не о реальности. То есть настоящее время тут фиксируется как время несерьезное и ненастоящее. Поэтому настоящее время игры – не является настоящим временем.

Осознание символа порождает массу его интерпретаций, ибо сама его структура и неоднозначность предполагает множественность смыслов. Символ это многомерное неоднозначное коллективное без коллектива, настоящее без настоящего, бессознательное без сознания и т.п. Осознание дается для времени как интерпретация символа. Сознание не может опираться на такой материал как символ, оно стремится к однозначности, и вырабатывает жесткие понятия, все более уходя от образов и неоднозначностей.

То есть собственно ритуальное время это еще не время, а такие феномены бытия человека как конечность, коллективность, смерть, труд, сознание опираются на время. Время происходит из символа и разные типы времени это различные алгоритмы рассимволизации бытия ритуального человека. Расщепленное в разные алгоритмы ритуальное, затем собирается воедино и становится символом. Символ позволяет разобранное восстановить без реального восстановления, которое отныне невозможно. Эта разборка – сборка, возможно первый случай перехода прототипа в экзистенциал.

Современное понимание роли символа, например, Э. Кассирером, это другое символьное. Символ ритуала – первичный символ. Это осознание единства всего мира, через образное соединение, через смысловые интерпретации.

Одновременно это исходное понимание времени. Время появляется как некий конгломерат. Время становится инобытием символа, вначале оно разорванное, фрагментарное, в те моменты, когда человек трудится или умирает, то есть когда появляется модус времени, в данном случае необратимость, появляется время, в остальные моменты господствует символ, в нашу эпоху все наоборот, символ разорван, а время полно.

Прошлое – это такая символизация, когда есть развитие во времени, но грань прошлого отделена необратимостью. В прошлом есть нечто, что делает повторение невозможным. Если это прошлое повторяется, то новым человеком, по-новому. Особенно ценное прошлое проектируется как будущее, как желательное в будущем. Настоящее фиксирует это важное прошлое и будущее, становясь проводником их появления в ритуальном времени в нужный момент. Если бы настоящего не было, то и прошлое бы не пустили.

Символический рефлекс опирается на такое время, это рефлекс в мыслительной сфере. Время суть – один из первичных символических рефлексов человека. Привив культуре время, этот рефлекс в дальнейшем воспроизводится с раннего детства и возникает иллюзия врожденности времени. То есть рефлекс времени это рефлекс символического типа в бессознательном состоянии человека. Это рефлекс 1. Рефлекс 2 – это искусственное соединение смыслов, ранее находящихся вместе, но затем разорванных, которое н6е очевидно для рефлексии. Искусственность – с нашей современной точки зрения. Символ рефлекс – это прорыв к смыслу еще до сознания. Символизация – это первая форма отчуждения человеческого бытия. Первичное время и пространство, таким образом, должны быть символичны.

На других стадиях развития культуры существуют другие механизмы отчуждения. Понимание этих механизмов позволит раскрыть механизм воспроизводства первичного времени и пространства.

 

Символическое прошлое

Отличие современности, и проблема воссоздания ритуала в том, что настоящее вбирает в себя все смыслы. Аналогично, мы сейчас имеет такое представление о времени и пространстве, что они пустые счетные вместилища. Несмотря на теорию относительности и доказательство того, что континуум зависит от массы вещества, тем не менее, в науке господствует взгляд на пространство и время, как на разные модусы бытия и непрерывное счетное вместилище разных типов. Такое представление навязано наукой. Оно воспроизводится многократно в мире коммуникации и поэтому вполне естественно, что мы даже не представляем себе иного пространства и времени.

Реально же пространство не однородно. Известное нам пространство существенно отличается от того, которое неизвестно. Рисунки детей показывают, что в их восприятии мир, который чаще вмещается во внимание ребенка пропорционально больше. Мир, где мое Я, мои феномены должен больше значить для меня. Так что есть, по крайней мере, два типа времени и пространства, одно пропорционально метрике, другое – пропорционально смыслу. Очевидно, что ритуальное именно в этом и отличается от современного. Для ритуального человека метрическое пространство, так же как и прямая перспектива не имеют смысла, в то время как смысл есть действительная мера размера и времени, и пространства.

Таким образом, символизация есть отчуждение символа в инобытие, в частности в пространство и время. Символ ритуала утрачивает смыслы, которые переносятся в функциональные инварианты. Ритуал имеет символ, включающий все смыслы, но распад ритуала приводит к отпадению смыслов, которые присутствуют в символе ритуала только как обозначенные, но уже не действительные, а главное не действующие. Возникает множество параллельных символов, которые не относятся к ритуалу. Пока еще ритуал сохраняет контроль над миром, мир целен только в ритуале, а первые функциональные отчужденные от ритуала формы бытия фрагментарны, частичны, незавершенны. Они в каком-то смысле дублируют смысл ритуала, однако, с иной точки зрения, с точки зрения закрепления и выгоды, не коммерческой, конечно.

Символ прошлого, это неосознанное лучшее, он возникает тогда, когда есть шанс потери качества действия, когда лучшее остается в прошлом, тогда и само прошлое должно быть оставлено как эталон, к которому надо стремиться. Так лучшее полагается в прошлом у предков. Это прошлое ассоциируется с возможной утратой, и подразумевает необратимость. Причем намеком на такую утрату бывает неудача временная. Например, в очередной раз успеха нет, но затем он будет, тем не менее, такой промах может восприниматься как намек, на недолговечность результата, на его случайность. А неудачным может быть только то, что может умереть. Символ исходно только сохраняет.

Символ настоящего - это конгломерат, совершенно иная структура. Его отличие состоит в экспансии на все. Такой тип времени возникает только в период, когда ритуал уже утрачивает монополию на единственное цельное видение мира. Настоящее, как вбирающее в себя все претендует на полноту, соизмеримость с прежней системой мира. В данном случае настоящее есть символ в современном состоянии, когда форма и смысл символа не соответствуют друг другу.

Отметим, что в ритуале мы хотя и говорим о символе, но там нет этого его качества, несоответствия формы и сути-смысла. Так, надгробная плита – символ, символ долгой памяти. Есть некоторое качество, долговечность, которое единое у памяти, как уважении потомков к умершему, и длительности существования камня. Эта аналогия становится носителем смысла символа. Однако можно представить иной символ, когда человека сжигают, он улетучивается и таким образом память о нем становится нетленной, и подобной богам, что может быть даже более долговечно. Здесь символ связан с иной аналогией. Другой пример, черное и белое, с одной стороны это чернь и серебро, а с другой народ, родная земля и эксплуататоры. Выбор аналогии вообще, со стороны наблюдателя может показаться случайным. Символ настоящего, или настоящее как символ несет себе эту случайность связки. В то время как ритуал-символ не является таким случайным. То есть структура символизма изменяется. Главное изменение происходит в том, что символизируется. Если в новом проявляется только часть, то это и есть развитие, нами разбираемое. Настоящее, претендуя на целостность реальности, на самом деле вбирает в себя только часть смыслов бытия Сейчас, которое включено в ритуальном символе. Утрата смыслов характеризуется, например, тем, что помимо настоящего есть прошлое и будущее, которое уже не включено в это время, в то время как в символ ритуала включено все.

Таков символ настоящего. Настоящее, которое описывает Э. Финк энергийно и отвлекает от ритуала. Причем вначале мы рассматривали условия игры, которые запускают игру, независимо от желания играть, так и тут символ запускает ритуальное восприятие, точнее пустое по смыслу, но совпадающее по динамике. Игра дает именно такое динамическое воспроизведение. Она действительно захватывает человека в свое настоящее, она не оставляет играющего вне игры, при этом такое пропадание меня в игре дает мне удовольствие, а нет чувства утраты, …

Однако когда игра настоящего уподобляется ритуалу, это грозит утратой функциональности для обыденности, поэтому настоящее ограничено прошлым, в котором сохраняется то, что должно быть запомнено. И это запомненное уже, по сути, не играет, то есть оно будет восстановлено, после игры.

Прошлое становится фактором стабилизации находок, которые, однако, частичны. Прошлое «застревает» на частном смысле, который стабилен. Миф в таком смысле становится ориентацией на бога, который вначале человек, но способный повторить лучшее, то есть он прошлое, таков, какими лучшими были предки. Эта система функционирования, направленная как целое против мощи и увлекательности первичной игры. Функционирование в настоящем уступает игре, поэтому появляется прошлое, а потом будущее, чтобы уравновесить привлекательность игры. В уравновешенной реальности возникает обыденное, которое не привлекает так, что забываются лучшие достижения. В этом плане любовь и игра все равно, запускаясь, заставляют забывать о боге функционирования. Можно сказать, что в них больше жизни.

Обыденность, с одной стороны, необходима для выживания, но менее интересна, с другой, - завязана на прошлое и будущее в мифе, что резко повышает ее, трансцендентную, по сути, привлекательность.

Символизация, таким образом, является основанием формирования культуры. Первый уровень символизации состоит в отчленении от жизни привлекательности. Результатом первичной символизации является формирование прошлого, а позже будущего времени.

 

Принцип соотношения феноменов бытия во времени

Итак, есть шкала – схема времени. Слева прошлое, которое переходит в центральное – настоящее, а справа – будущее. Соответственно и настоящее делится на три элемента. Деление прошлое – настоящее – будущее – это горизонталь, или время обыденности. Деление настоящего – вертикальной направленности, это деление мифа. Вертикаль состоит из трех элементов снизу вверх: игры – реальности – любви. Реальность есть пересечение горизонтали и вертикали. С точки зрения обыденности реальность это настоящее, с точки зрения вертикали – настоящий момент это реальность жизни. Вертикаль и горизонталь первично не называются, так как они меняют смыслы, и брать понятия, значит - придавать им наш, привнесенный смысл. Тем не менее, по мере разворачивания этапов становления оба вектора будут соответственно именоваться.

В данной схеме игра есть целое, относящееся только к настоящему, как и любовь, но игра не есть настоящее время, это момент настоящего, причем вневременной, как и любовь. Поэтому игра и любовь – два компонента вертикали. Смерть это «игра» в прошлом. В прошлом настоящее сходится в точку. Восприятие прошлого отличается тем, что его все равно не понимают, пока оно не повторяется, но оно напоминает о себе. Труд это «игра» направленная в будущее, и происходящая для будущего.

Соприкасание любви (чувства) и игры (фантазии) порождает в самом человеке столь захватывающее настоящее, а оно представлено в первичном ритуале, что человек забывает время (прошлое, настоящее и будущее). Реальность, для осуществления прагматической функции обязана их разорвать, чтобы вырвать человека из ритуала-жизни в ритуал-времени. В разорванном состоянии оба феномена дают энергию и используются ритуалом вторичным, в котором границы разрыва совпадают типом времени.

 

Первая попытка реконструкции структуры ритуала

Итак, прошлое формируется вначале как додействие, то есть жизнь, окончившаяся до действия, ее черта – необратимость, утраченность, невозможность полного повторения прошлого. В начале это касается обыденности, так как суть ритуала состоит именно в способности восстановить. Даже если прошлое связано с богом, в ритуале бог сосуществует к человеку и повторяет свое творение. Праздник ритуала есть полное повторение, отсюда ценность и полнота ритуала. Главная мотивирующая сторона додействия – это страх утраты. В современной культуре додействие превращается в страх смерти. Тут заложено понимание факта: все, что существует, - будет уничтожено, то, что есть - окончится.

 

Время как опредмечивание опыта. Прошлое время как формирование страха смерти, происходящего из забывания и утраты

Попытаемся восстановить структуру ритуала с позиции субъективного (действие) и объективного (реальность). Вернемся к временной структуре деятельности.

Время предполагает три ниши деятельности: додействие в прошлом, содействие в настоящем, и последействие в будущем. Тут есть условность. Последействие можно рассматривать одновременно как прошлое, так как человек относится к тому, что уже прошло, ситуация умерла и не может быть восстановлена. Факт необратимости – начало последействия. Аналогичная диалектика возможна в отношении додействия, но, не вникая в нее, так как для схемы это не существенно, мы пока фиксируем, что додействие, и только оно связано с прошлым, а не последействие, которое связано только с будущим. Возможно, термины неудачны, но кто пожелает, может предложить лучшие, или дополнить имеющуюся схему, но вначале схема должна быть изложена.

Итак, додействие конденсируется в неизбежность утраты и смерти, отсюда происходит страх смерти. Тут фокусируются феномены умирания, забывания, сохранения, воспроизведения. Во внешние предметы они воплощаются как орудия действия, во внутренние предметы это должно воплощаться в ученика.

В последействии концентрируется труд, и цель, которая будет достигнута в будущем. Обогащение, которое дает цель, воплощается в двух формах предметов: новый навык и некий материальный выигрыш. Успех прошлого может быть проектируем как повтор в будущее, и тогда он расценивается как будущий успех, как потенция и как новый навык, совершенствование будущего действия. Труд исходно не мог не включать в себя навыков саморазвития. И потенция и навык – внутренние предметы.

То есть вектор прошлого представляет собой овеществление как умирание, утрату, то есть исходно страх смерти рождается из страха утраты успеха, утраты полезного качества самим человеком, или качества вместе с человеком. Причем утрата может не сопровождаться гибелью человека, она может быть связана с его изменением. Человек, увлеченный иным, может забыть ту ситуацию, которая привела к успеху, забыть путь к успеху.

Страх утраты возникает из-за возможности не то чтобы забыть, а не вспомнить, упустить момент. Из этого страха формируется представление о смерти. Проводя время в игре, человек может не вспомнить, но с той структурой памяти он не может забыть. Необходимость разведения во времени, то есть появления рядом с моментом настоящего, еще не временем, времени прошлого, состоит в том, что, несмотря на возможность, все переконструировать в настоящем, все же факт невспоминания невозможно игнорировать. Разведение во времени отражает объективную ситуацию необратимости.

Прошлое время вначале как факт невспоминания вовремя, затем как факт необратимости ситуации, необратимость становится границей, которая для ритуала непроходима, из непроходимой границы возникает представление о современном типе смерти. Прошлое время возникает за этой непреодолимой границей. Это и есть утрата. Человек, строит ритуалы, которые позволяют ему не упускать в прошлое ничего, он строит ритуалы, которые позволяют не попадать в ситуацию утраты, то есть ритуал в состоянии бороться со смертью, преодолевать ее. Первичное состояние прошлого времени является мимолетным и исправимым, а вот отношение к смерти и страх, перед утратой, перед непреодолимостью границы – возникает как постоянное и первое проявление прошлого времени.

Таким образом, прошлое время основано на опредемечивании событий, с целью не допустить их утраты, но при этом овеществление радикально меняет практику и тип памяти и человек начинает забывать. То есть человек должен был пройти первые этапы развития, чтобы научиться забывать. В воспоминании есть элемент переконструирования и воображения, а в забывании также есть переконструирование и воображение, надо уметь забывать, и забывание не является исходно естественным процессом, оно возникает после появления страха утраты и включает в себя элементарные навыки абстрагирования и интерпретации.

Как только возникает забывание, восприятие психическое переворачивается, кажется, что предметы, которые способствуют возникновению забывания, спасают от забывания. Теперь человеку очевидно, что без предметов он бы забыл нечто важное, что с предметами забывается меньше.

Другой аспект – снятие напряжения ситуаций в ритуале. Так, чтобы не тратить опыт умирающего старика, необходимо, после каждой его находки проводить ритуал, который способствует передаче опыта. Передача опыта становится повседневной, и тогда смерть старика, многое знающего не будет утратой. Можно же поступить иначе. Овеществленное воспроизводит его опыт, и передача становится более редкой. Напряжение по поводу передачи опыта будет снято с повседневности, то есть мир и жизнь человека лишаются важных функций, когда для этих функций находится свое пространство и время.

В конечном счете, овеществление делает зависимым от себя функцию трансляции опыта и при его отсутствии со смертью старика действительно важное утрачивается. Овеществление опыта подразумевает ученика. Если ранее все были сопричастны ритуалу обучения сменщика старика, то теперь только ученики. Ученик – внутренняя форма опредмечивания опыта. Внешняя форма опредмечивания – как-то связана с целеобразованием. Успех порождает желание повтора, успех и его закрепление предполагает необходимость использования накопленного. Цели человека, благодаря нарастанию овеществления все более оказывается связанной с овеществлением, а жизнь, ритуал утрачивают целеобразовательную функцию.

Итак, разделение ритуала на локусы находящиеся в настоящем моменте, и еще до формирования времени приводит к ситуации невоспоминания в нужный момент. Овеществление порождает феномен забывания, который также творческий акт, связанный с интерпретацией и абстрагированием. Страх забывания перевернутое состояние, так как вначале возникает искусство забывания, а потом овеществление его использует для своего обособления. В основе этого процесса лежит непреодолимость границы здесь и сейчас, связанная первично с невозможностью постоянного ритуала, с остановкой ритуала во времени. Овеществление меняет память, порождает забывание, формирует страх утраты, который является прототипом страха смерти. Также овеществление порождает цель, вследствие чего обедняется повседневность ритуальной эпохи.

 

Полюс будущего

В последействии овеществляется потенция повтора и навык действия. Первое в коллективе, второе в индивиде.

Навык это смерть внутри человека, но смерть третьего рода, по отношению к рассмотренным выше (переход границы возрастов и необратимая граница). Навык всегда ограничение свободы и цели. Возникнув, навык предполагает действие, повторяющее (совершенствующее) навык. Этого от человека ждут, это закладывается в основание предвидения самого этого человека. Повторение тех операций, которые он уже успешно выполнил. Чем стабильнее повторение, тем больше вероятность, что ему предложат повторять. Хотя есть конкуренция, и могут предложить другому, но в том только случае, если другой выполнил лучше, то есть тоже имеет навык. Таким образом навык полагает тенденцию к специализации, а будущее, полагаемое им сужает само себя. Оно уже настоящего, и то, что остается настоящему тоже уже момента жизни. Уровень человеческой сложности и многообразия, уровень выбора, но и уровень напряженности при этом снижается.

Потенция – это бонус, который человек может использовать потом. Первоначально положительный успех дает возможность использовать признание здесь и сейчас, но в дальнейшем человек стремится сохранить этот эффект признательности и уверенности в нем. То есть, как и навык, потенция стремится к самосохранению, в том числе в деньгах, уважении, должествованием перед ним. При этом человек готов жертвовать собой. После усиления потенции человек готов на новые жертвы. Вспомним ситуацию с лучшим пленником у майя. Они выбирали самого лучшего из пленников, обходились с ним как с царем или богом, но в определенный момент времени убивали, приносили в жертву.

Так создается сеть ожиданий, обернутая в будущее, которая предвидит будущее тем, что полагает определенный поступок в будущем и его исполнителя. В этой сети человек начинает представляться другим как определенный функционал, который «выстрелит» в нужный момент, а как именно – уже известно. Это предвидение существенно отличается от тех, которые Э. Кассирер полагает существующим уже у низших животных, которые он увидел в книгах Брема о насекомых. Когда их поступки не дают видимого эффекта сразу, но дадут его при следующем поколении.

Сам человек начинает и себя оценивать в этом русле, причем этот потенциал он сохраняет и вне момента самого действия, когда его действие остановлено, то есть человек должен научиться ждать момента, когда «включаться». Потенциал опирается на эффект успешного повтора, это овнутрвление успеха, аналогично овнешвлению в предмете внешнего к телу человека мире. Это один из главных механизмов выделения человека из первоколлектива.

Возможно, что такого выделения нет при запуске смерти. И если, допустить, что выделение из жизни прошлого времени происходит раньше, чем времени будущего, то в первом выделении нет противопоставления коллектива и индивида.

Если додействие – прототип страха смерти, то последействие – прототип труда. Труд возникает как тенденция выделения навыкового-потенциального овеществления из последействия. Успех отныне должен быть связан с этим человеком, а потом с этим навыком, с его качествами. Смерть же означает обратный процесс, когда идет утрата успешности, или понимание того, что успех человека может закончиться, его действие станет не таким удачным, и он умрет. Прошлое и будущее оказываются тесно связанными, более того, они полагают и настоящее время, когда они сливаются в реализации этого успеха. При специализации функционирования достигающего уровня непрерывной, функциональной деятельности, то есть постоянного осуществления успеха, настоящее и является как функциональное время, существенно отличающееся от момента настоящего, который вне времени.

В начале выделяется действие, потом функция, потом индивид. При этом нарастает успех, но параллельно ему страх. В потенцию входит необходимость подготовить замену. Такое предполагается и вызывает высокий уровень уважения. Вначале это замена в виде ученика, потом это замена в виде средства. В первом случае ученик олицетворяет уважение и потенцию в очеловеченном виде, во втором, речь идет об овеществленной форме. Очевидно, что ученик исходно отчужден по тому же механизму. Более того, он не сам ищет, а повторяет.

Важный момент этой эволюции в том, что овеществление, отчуждение, которое рассматривается, снимает с человека напряжение возможности неудачи. Человек, боящийся не повторить, просто истощит себя, если его повторение, которое неустойчиво, будет стоять у него перед глазами, он не сможет играть и жить. Напряжение, которое мешает его жизни, снимается средствами и учеником. Причем средство может не позволить повторить это другому, главное, чтобы оно позволило ему. Так что вначале это средство, напоминающее человеку его прошлую и предвещающее ему его будущую ситуацию. Оно имеет скорее мистический, чем функциональный характер. Но реализуется оно его внутренними потенциями, и работает только в его присутствии.

Овеществление снимает постоянно напряжение, страх отвлечения, страх изменения самого себя в отвлеченном от функции состоянии. В ритуале человек может изменить свои качества, в овеществлении он освобождается от будущего и прошлого, которые ему уготовлены на время, и может быть свободным «от и до». Вместе с тем он становится функцией во времени. Он сам смиряется с тем, что в будущем станет делать это. Это исходное формирование труда.

См.: Финк Э. Основные феномены человеческого бытия. // Проблема человека в современной западной философии. С. 357-403. С. 365.

Архив журнала
№4, 2020№1, 2021кр№2, 2021кр№3, 2021кре№4, 2021№3, 2020№2, 2020№1, 2020№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1. 2019№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№4, 2017№2, 2017№3, 2017№1, 2017№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№4, 2015№2, 2015№3, 2015№4, 2014№1, 2015№2, 2014№3, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010№4, 2009№3, 2009№2, 2009№1, 2009№4, 2008№3, 2008№2, 2008№1, 2008№4, 2007№3, 2007№2, 2007№1, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба