Главная задача советской социальной науки заключалась в том, чтобы доказать неизбежность победы коммунизма. После долгих десятилетий такого доказывания СССР распался, но ни корифеи ленинизма, ни рядовые его сторонники не покаялись, не опечалились и не стали публично заявлять о собственной несостоятельности. Полностью поддерживая то, что от них требовали советские властители, те же «ученые» теперь охотно начинают поддерживать установки нынешней власти. Уже появились учебники про «суверенную демократию», про Сталина – эффективного менеджера и т.п. Не удивительно, что в подобной ситуации многие советские догматы сохраняются, из-за чего правильное понимание собственной страны становится невозможным. В предлагаемой статье автор намерен демистифицировать некоторые «вечные идеологемы», расчистив тем самым пространство для новых пониманий и представлений.

     Миф о целостной истории.  Первое суждение, с которым я не согласен…  Точнее, такое суждение вообще отсутствует, я не предлагаю суждение «А» вместо «не-А», я предлагаю суждение «А» вместо суждения «ноль»… Советско-постсоветская социальная наука рассматривает отечественную историю ХХ века как целостную и непрерывную цепь событий, где одно звено вытекает из другого. Собственно, поясню еще раз, историческое единство никто не доказывает, потому, что оно никем не оспаривается, никем не ставится под сомнение, непрерывность истории принимается как очевидность. Мы соглашаемся с тем, что Ш Рейх и ФРГ – государства разные.  Но наша социальная наука не заметила, что и Россия – страна, разделенная во времени, Россия и Советский Союз – это совершенно разные государства!

      Есть страны, разделенные в пространстве, скажем Северная и Южная Кореи, турецкий и греческий Кипр. После 1917 года произошел разрыв России во времени. Из чего это следует и что вытекает из такого разрыва, в чем конкретно он проявился?

       Начнем с очевидного – после 1917 года изменилось название и госсимволика государства. Флаг, герб, гимн, девиз («Пролетарии всех стран…», вместо «С нами Бог») стали иными, переехала столица. Россия, Российская империя превратилась в Союз ССР, думская монархия - в «республику рабочих и крестьян», в государство «диктатуры пролетариата». Вся система управления и все силовые структуры также были полностью распущены. Вместо жандармерии и полиции появилась милиция.  Брестский мир Ленин подписал не только как «откат» немецкому Генштабу, но и  для роспуска Русской армии (большинство военных не принимало ленинские идеи) и создания новой, «рабоче-крестьянской  красной армии». В России, как и в других странах, существовали небольшие спецслужбы и тайные канцелярии, в число их основных функций входила шифровка правительственных донесений, направляемых в посольства за рубежом. Феномен «ЧК – КГБ» - явление сугубо советское, совершенно не знакомое в прежней отечественной истории.   

        Полный разрыв произошел на уровне права. В ноябре 1917 года председатель Совнаркома издал декрет, запрещающий употребление всего корпуса российских законов, от суда присяжных страна перешла к т.н. пролетарскому суду. Вместо действовавшего с 1906 года Основного закона, в 1918 году была принята «Декларация прав трудового и эксплуатируемого народа». В разгар Перестройки М. Горбачев заявил – «нам надо построить правовое государство», тем самым он признал неправовой характер всей советской государственности. 

        Советская Россия открыто призвала к разрыву со старой моралью. Вместо традиционной, православной нравственности – чти отца, чти мать – была провозглашена коммунистическая мораль, где нравственно то, что «служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов» (Ленин, Задачи союзов молодежи, ПСС, т. 31, с.268). Не удивительно, что на советский иконостас попал Павлик Морозов, «прославившийся» тем, что предал собственного отца.

          Тысячелетнюю Россию и «молодую Советскую республику» разделяет разрыв на уровне социальной структуры и собственности. Захватив власть, большевики отменили все сословия и провозгласили всеобщее равенство. Правда, с первых же послеоктябрьских дней негласно создавался новый правящий класс – номенклатура, который пользовался особыми правами и привилегиями. Кто был никем – стал всем, а кто был всем – стал ничем. Уже в 1918 году Ленин национализировал и передал формально - в руки народа, а фактически – под контроль номенклатуры, все банки, заводы, транспорт, недвижимость, землю и т.д.

          В результате произведенных изменений, на месте российского государства-церкви возникло советское номенклатурно-тоталитарное идеологическое государство.

          Кажется, первым о разделенной стране написал Василий Розанов – «С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею (заметьте, не территорией, как неудачно сплагиатничал Черчилль! И.Ч.) железный занавес.» (В. Розанов. Миниатюры. М. 2004, с. 486). О разрыве не раз писал и А.Солженицын – «Советский Союз соотносится с исторической Россией как убийца с убитым».  

           Итак, мы показали, что разрыв произошел почти во всех тканях, формирующих тело государства. Ответим теперь на вопрос - что из сказанного вытекает, получает ли социальная наука какие-то новые выводы и следствия?

             Основное заключение из сказанного состоит в следующем. Постсоветская Россия до сих пор не установила, чьим продолжателем она является, наша страна не определила свою идентичность. Мы одновременно живем по российским, советским и западным правилам, чем разрушаем всякие правила вообще. Выносить Ленина из мавзолея или нет, праздновать 4 ноября или 7 ноября, восстанавливать ли памятник Дзержинскому и всю российскую топонимику... Эти регулярно повторяющиеся вопросы – результат отсутствия ответа на более глубокий вопрос - чьи же мы наследники, мы родились под залп  «Авроры» или наша история началась в УШ веке? Кто наши герои, где наши идеалы, какие правила являются нашими? Между исторической Россией и СССР – вооруженный захват власти, Гражданская война, десятки миллионов убитых и репрессированных, 70 лет тотальной цензуры… Какую Родину защищает армия – советскую или антисоветскую, эти понятия не просто разные, они диаметрально противоположны и не совместимы.

           Только адекватно описав существующую ситуацию, только приняв программу  Преемства с исторической Россией, наша страна получит, наконец, возможность выхода из полосы трагических ошибок, встанет на путь преодоления глубочайшего и беспрецедентного цивилизационного разрыва.              

           Против мифологизации Великой Отечественной войны. Рассмотрим другой постоянно запутываемый сюжет. Важнейшим событием нашей истории, несомненно, является Великая Отечественная война. Победа в войне по сей день трактуется социальной наукой как главное доказательство преимуществ социалистического строя, как самая бесспорная демонстрация мощи советской системы.  В этом случае историческое событие не замалчивается, и спорить нам предстоит не с пустотой, а с идеологически искаженным оцениванием действительности. 

             Сохраняемая концепция войны включает долгий ряд мифов и искажений. Начнем с рассмотрения очевидных и почти общепризнанных заблуждений. 20 лет назад в СССР были опубликованы секретные приложения к пакту Молотова – Риббентропа. Стало понятно, что, вступив 17  сентября 1939 года на территорию Польши, Сталин не спасал народы западной Украины и западной Белоруссии от фашистской оккупации – на этих территориях, напротив, прошли репрессии и депортации, а приступил, совместно с фашистской Германией, к переделу мира. Война, соответственно, началась не в 41, а в 39-ом году и ее первые 22 месяца оказались для большевицкого режима относительно удачными (если не считать войну с Финляндией).

              Важный идеологический миф вырос из сознательного упрощения картины войны. Неверно считать, что война была только между двумя сторонами - Сталиным и Гитлером (сначала вместе, потом против).  Действия коричневого и красного тоталитаризма закономерно пробудили активность третьей силы, т.е.  таких, кто не собирался подчиняться ни свастикам, ни звездам, кто выбирал независимость. Это относится не только к польской Армии Крайовой. Подняв антифашистское восстание в Варшаве, она так и не дождалась поддержки от Красной Армии, стоявшей на другом берегу Вислы. При всей сложности и противоречивости ситуации, ни ОУНовцев, которых по сей день так не любят в Кремле, ни власовцев  (Бандера и Власов за свой национализм провели в Германии по полтора года в заключении) нельзя считать фашистами, ибо они выступали за свободу своих народов от большевизма. Не забудем, что в последние дни войны, поддержав участников Пражского восстания, власовцы шли в бой с фашистами не со свастикой, а с российским триколором. 

                 Советская пропаганда вместе с советской социальной наукой ответственны  еще за один сохранившийся миф  - о запоздавшем и ничего принципиально не изменившем открытии второго фронта. Напомним, что Англия объявила войну Рейху 3 сентября 1939 года, в те же дни это сделала и Франция. Три из четырех главных сражений Отечественной войны - битва за Сталинград, Курско-Белгородская операция и штурм Берлина проходили при прямом вооруженном взаимодействии с союзниками. Наступательная фаза сражения на Волге, по согласованию с американцами, совпадала с активными действиями против войск Ш Рейха в Африке, битва под Прохоровкой синхронизировалась с высадкой 30-ти американских дивизий на Сицилии. Даже первая из четырех важнейших битв - под Москвой - прошла при очень серьезной материально-технической поддержке Великобритании.

                     Особо стоит поговорить о битве под Москвой. Здесь мы сталкиваемся еще с одной ключевой загадкой. До сих пор наши публицисты обсуждают не решенный вопрос – почему Красная Армия отступала до Москвы, почему немцам удалось захватить не «пяди и крохи», а огромные пространства на нашей территории.  Традиционная социальная наука отвечает – тут все из-за вражеского перевеса в технике и личном составе. Но это заурядная и показательная ложь, с первого до последнего дня войны в численности личного состава, в произведенной и подготовленной боевой технике перевес был на советской стороне (по авиации, артиллерии, танкам не на проценты, а в разы). Говорить о неожиданности нападения тоже невозможно, каждая из сторон продолжительное время готовила действия против другой стороны. Так в чем же дело?

                      Ответ становится понятным, если знать не официальную историю СССР – про съезды и пятилетки, а реальную, хотя так и не написанную хронику событий. За первые пол года войны в плену у немцев оказалось 3 800 000 наших военнослужащих, примерно 70% личного состава Красной армии! Огромное количество военных не собиралось защищать сталинский режим, мирные жители, попавшие под оккупацию, порой встречали врага хлебом - солью. Почему?

                        Для ответа на этот вопрос, представьте себя на месте тех солдат и командиров, которые держали оборону в 41-ом. По этим людям, по их родителям, детям прошелся тоталитарный красный каток. Они были свидетелями и жертвами  Октябрьского переворота, красного террора, продразверстки, Гражданской войны, расказачивания, Большого террора, ГУЛАГа, депортаций, голодомора, раскулачивания, разрушения церкви, насильственной коллективизации, всеохватной цензуры, массовых репрессий против командного состава армии… Кто же мог все это вынести и промолчать?! Впрочем, какая-то часть людей – конечно меньшая - приняла систему и ее поддерживала, но большинство относилось к советам негативно и хотело видеть в немцах цивилизованных европейцев и освободителей. 

                        С началом войны  Сталин больше всего опасался, что на оккупированной территории Гитлер создаст временное русское антибольшевицкое правительство. (Показательно, что информация о созданной бывшими советскими людьми на занятой немцами Брянщине т.н. Локтевской республике, утаивалась органами госбезопасности более полувека).   Однако у фюрера были иные планы. Происходившее стало во многом для него неожиданным. Только для охраны оказавшихся в плену военных фашистам пришлось снимать с фронта 150 тысяч солдат!  У Гитлера не существовало никаких планов по их использованию и огромная часть попавших «из огня да в полымя» просто умерла с голода. Национал-социалисты не собирались разбольшевизировать Россию, они собирались уничтожить ее целиком, как таковую. Когда чудовищный замысел стал понятен и осознан по эту сторону фронта, настроение в обществе изменилось. Тогда-то армия стала разворачивать оружие против врага и поворачивать на запад.

                           Наша социальная наука постоянно и без колебаний говорила о победе - и когда Сталин назвал цифру погибших – 7 миллионов человек, и когда Хрущев разоткровенничался и признал – 20 миллионов, и когда Брежнев объявил утаиваемые до того  – 25 миллионов, а Горбачев дополнил – 27 миллионов погибших. Вопросы никто не задал. Сегодня некоторые историки приводят еще более ошеломляющие данные, а официальные лица уже начинают эти цифры снижать.

                            Столь скорбные факты комментировать трудно. Когда едешь по дороге и видишь автоаварию, сбитого машиной человека, нужно какое-то время чтобы придти в себя. А здесь 27 миллионов! Это больше чем потери всех наших противников в войне и всех наших союзников плюс все потери России за всю ее досоветскую историю вместе взятые… Это самая страшная беда за 12-ть веков существования государства. Так, может быть, уже хватит пропаганде и социальной науке, как ни в чем не бывало, «отдавать должное» Сталину и новому общественному строю.

                    Большая ложь порождает  новые и новые противоречия. Вспомним, сколько шума было поднято по поводу  Таллиннских перезахоронений Бронзового солдата. Но как это соотнести с тем, что миллионы безымянных защитников Родины, павших на нашей, а не эстонской земле, так и остались не захороненными.  В соседней Белоруссии постоянно действует бригада национальной армии, выявляющая и захоранивающая останки. А у нас государство самоустранилось и передоверило все добровольным поисковым отрядам. Возникает и такой вопрос – да, иностранцам проводить сомнительные перезахоронения не следует, но почему российский император расстрелян и признан невиновным только через 15 лет после начала разбирательства и через 90 лет после гибели? Наши власти могут поступать со своими подданными как хотят, главное чтобы этого не делали иностранцы? 

               Наукообразные мифы о Великой Отечественной давно пора пересмотреть, тем паче, что спустя 45 лет после окончания войны советское государство рухнуло, а немецкое воссоединилось. Впрочем, следует признать - для советской системы война действительно закончилась победой – ведь она сохранилась и перекинулась на Восточную Европу. А для народов нашей страны говорить о победе слишком цинично. Такая победа больше похожа на трагедию. Ведь спасенная система еще пол века продолжала мучить и терзать собственных граждан.           

     .       

                Против мифа о хрущевской оттепели. Попробуем теперь разобраться еще с одной мистификацией, касающейся другого важнейшего события отечественной истории. Как известно, нарушение ленинских норм партийной жизни  периода культа личности  осуждено самой партией. ХХ съезд поставил жирную точку под полосой массовых репрессий и нарушений социалистической законности. (Правда, во времена культа и нарушений все та же партия единодушно поддерживала проводимую линию.)  На смену кровавому тирану Сталину пришел неожиданный сторонник оттепели и верный ленинец Хрущев.

                  Такова официальная трактовка, но следует признать, что в предлагаемой  схеме либо чего-то не достает, либо что-то оказывается лишним. Советско-постсоветская социальная теория не заметила главную проблему и даже не задала ключевой вопрос - а как это тоталитарный режим либерализировался сам собой? Подобные самопроизвольные изменения невозможны, они происходят только в результате мощнейшего внутреннего или внешнего давления. Так что же вынудило верных учеников Сталина неожиданно отказаться от  любимого учителя?

                   Ответ заключается в том, что режим жесточайшего подавления гражданских свобод, введенный большевиками вместе с захватом власти, через 35 лет непрерывной работы  стал не просто буксовать, он стал разваливаться. В 1953-54-ом годах на территории ГУЛАГа прошли три крупнейших восстания заключенных – в Норильске, Воркуте и в Кенгире. Уточню, что различные протесты узников происходили постоянно, но прежде их масштаб был иным.

                    Спустя одиннадцать недель после смерти Сталина, 26 мая 1953 года в шести лагерях под Норильском вспыхнуло восстание, продолжавшееся 69 дней. В общей сложности в нем участвовало не менее 20 тысяч заключенных. Руководил протестом  Евгений Степанович Грицяк,  в недавнем прошлом – член молодежной националистической организации на западе Украины.   

           В 2004 году в Москве я присутствовал на небольшой, не получившей резонанса в СМИ конференции, посвященной 50-летию Кенгирских событий. В столицу из разных городов и стран приехало десятка полтора участников. Но и сами протестанты не догадывались, к каким результатам привели их действия... Несколько раньше, в октябре 1989 года в Москве проходила учредительная конференция общества «Мемориал», на которой выступал руководитель воркутинского бунта Игорь Михайлович Доброштан. Он рассказывал, как его и несколько человек из штаба самолетом возили в Москву на переговоры с членами президиума цк. Условия, выдвинутые бунтарями, обсуждались на высшем номенклатурном уровне. (Последние годы жизни Игорь Михайлович провел в Украине, в Днепропетровске его должны знать и помнить). Выступление Игоря Михайловича я слушал и запомнил навсегда, и хотя некоторые эксперты сомневаются в деталях – действительно ли бунтарей возили в Москву? - суть дела это не меняет. Информация о протестах, вне всякого сомнения, поступала руководителям госбезопасности, а от них – партруководству.

           Теперь не трудно понять, почему Хрущеву, с ужасом наблюдавшему как к концу 1953 года ситуация окончательно выходит из под контроля, пришлось срочно останавливать машину террора и начинать демонтаж ГУЛАГа. Первый секретарь справедливо опасался, что очередных повстанцев не остановят ни вохры, ни тайга, ни кремлевские стены. С этого момента, заручившись поддержкой одной части высших аппаратчиков и избавляясь от другой, несговорчивой части, Никита Сергеевич повел курс на либерализацию, называемую  «хрущевской оттепелью». Партбоссы, разумеется, не собирались объяснять современникам и потомкам  подлинные мотивы своих решений. Всю славу десталинизации и  «добровольного признания» собственных ошибок они приписали себе. Но пришло, наконец, время  распрощаться с этим лживым мифом! И в тоталитарном СССР историю творил народ, а не партноменклатура. Вечная слава героям  Норильска, Воркуты и Кенгира!

            Понимая масштаб и значение гулаговских бунтов, не трудно восстановить действительную логику иных событий и политических решений того времени. Почему во второй половине 50-ых годов в стране началось массовое жилищное строительство, появились хрущевские пятиэтажки – потому, что миллионы людей вернулись из лагерей и им надо было где-то жить. Массовые репрессии сменились массовым жилищным строительством. Почему началось освоение целинных и залежных земель и 2 миллиона молодых, наиболее активных людей было брошено в полунепригодные для земледелия казахские степи (а ведь было в стране и черноземье и даже субтропики!) Это не экономический, а политический проект. Освоение целины – это запуск изобретенного номенклатурой механизма косвенных репрессий. Выталкивая под пропагандистские фанфары в тяжелейшие бытовые условия, в отдаленные районы самую активную часть общества, партаппарат умело предупредил и трансформировал возможный политический протест в безопасный массовый сизифов труд. (Пожелай власть действительно решить сельхозпроблему, она бы распустила колхозы и продолжила столыпинскую реформу.)

          Восстания в лагерях повлияли также на внешнюю политику и международное положение страны. В 1956-ому году были отпущены на родину последние немецкие и японские военнопленные, а в 55-ом СССР неожиданно подписал с открытой некоммунистической страной - Австрией - договор о ее нейтралитете и вернул свои войска на родину (что б не разбежались). Первое послевоенное десятилетие финны постоянно опасались, что их вот-вот поместят в соцлагерь и обяжут строить светлое будущее. Но с середины 50-х заботливые советы из Кремля прекратились, и миролюбивый СССР даже отказался от использования военно-морской базы в Поркала-Удд. С другой стороны, именно после ХХ съезда Москва потеряла поддержку братской китайской компартии. Каяться и «самолиберализироваться» Пекину было совершенно незачем, тамошний КГБ, увы, оказался сильнее  китайских Доброштанов и Грицяков. От портретов и культа Мао КНР по сей день не отказывается не в силу «политической мудрости», как уверяют постсоветские политтехнологи-чудаки (на букву «м»), просто пока не припекло…

              Восстания в ГУЛАГе вынудили политбюро отказаться от физического насилия и террора как своей главной стратегии. Завершив демонтаж системы лагерей, Хрущев в секретном докладе на ХХ партсъезде смог отчитаться перед коллегами о проделанной работе.  Начинался переход к новой стратегии подавления, в которой главный упор делался не на физический, а на информационный террор. Общество лишалось возможности получать какую-либо независимую информацию, рот открыть было можно, но сказать разрешалось только «слава кпсс»...           

                   Пора сделать общие выводы и заключения. Не будем забывать, что нас учили «жить не по лжи», что «нравственность есть правда», что в нашем языке есть понятия «честь» и «совесть». Если социальные ученые хотят служить не коррумпированным чиновникам,  а России, если мы хотим приносить пользу своей стране, быть востребованными нашим обществом, нам необходимо изменить язык и тематику исследований, необходимо разоблачить советскую социальную мифологию. Мы должны провести революцию в социальной науке.